Страница 41 из 41
– А не боитесь? - прищурился Бокий.
– Оказаться в жерновах? - вздернул бородку Дзержинский. - Знаете, Глеб, не боюсь. За мной многолетний авторитет, я показал партии, на что способен, и доказал, что не являюсь врагом идеи. А кроме того… Глеб, я могу быть с вами полностью откровенным. Страха нет и еще по одной причине. Вы мне рекомендовали обратить внимание на Фридриха Павловича Гросса. Действительно, очень любопытная личность. Теперь я знаю многое из того, что ожидает нас в ближайшие двадцать лет: смерть вождей, кровавая борьба с оппозицией, индустриализация и коллективизация страны. Нельзя изменить судьбу отдельного человека, можно изменить направление общественного развития. Но методы, методы… Иногда мой разум противится всему этому. Придется пролить много крови. Все во имя будущего, Глеб, все во имя будущего.
– Не сомневаюсь, - сухо сказал Глеб Бокий. - Вопрос в том, поймут ли нас будущие поколения? Оправдают ли они пролитую нами кровь?
– При единственном условии, - сказал Дзержинский. - При одном-единственном условии, Глеб. Если они будут жить хорошо. Значительно лучше, чем жили прежде. В противном случае мы будем прокляты.
Бокий помолчал. На эти слова что-то возразить было очень трудно. Он сам думал об этом ночами. И все же не удержался:
– Феликс Эдмундович, но вы так и не сказали, почему не боитесь заглядывать в будущее…
– Не боюсь, - сказал Дзержинский и отвернулся к окну. - Мне осталось совсем немного. Я умру внезапно от сердечного приступа после доклада, который сделаю как председатель ВСНХ страны в двадцать шестом году.
– Предчувствия? - усмехнулся Бокий. Дзержинский отрицательно качнул головой.
– Фридрих Павлович Гросс сказал.