Страница 16 из 97
VII РАСШИРЕННЫЙ ПЛЕНУМ ИККИ 22 ноября - 16 декабря 1926 г. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО 13 декабря
Товарищи! Раньше чем перейти к существу вопроса, позвольте сделать некоторые фактические поправки к заявлениям оппозиции, к заявлениям, которые либо искажают факты, либо представляют измышления и сплетни.
1) Первый вопрос — это вопрос о выступлениях оппозиции на расширенном пленуме ИККИ. Оппозиция заявляла, что она решилась выступить потому, что ЦК ВКП(б) не сделал прямого указания на то, что выступление оппозиции может нарушить “заявление” оппозиции от 16 октября 1926 года, что если бы ЦК воспретил им выступление, то лидеры оппозиции не решились бы выступить.
Оппозиция заявила, далее, что, выступая здесь, на расширенном пленуме, она примет все меры к тому, чтобы не обострять борьбы, что она ограничится простыми “объяснениями”, что в атаку против партии она, боже упаси, и не думает итти, что она не имеет никакого намерения, боже упаси, выставить какие-либо обвинения против партии и апеллировать на ее решения.
Всё это неверно, товарищи. Это совершенно не соответствует действительности. Это лицемерие со стороны оппозиции. Факты показали, а особенно выступление Каменева показало, что выступления лидеров оппозиции на расширенном пленуме были не “объяснениями”, а атакой против партии, нападением на партию.
Что значит поставить открыто вопрос об обвинении партии в правом уклоне? Это есть атака против партии, это есть вылазка против партии.
Разве ЦК ВКП(б) не указал в своем постановлении, что выступление оппозиции обострит борьбу, даст толчок фракционной борьбе? Да, указал. Это и было предостережением оппозиции со стороны ЦК ВКП(б). Мог ли пойти дальше этого ЦК? Нет, не мог. Почему? Потому, что ЦК не мог воспретить выступление. Каждый член партии имеет право апеллировать на решение партии в высшую инстанцию. ЦК не мог не считаться с этим правом членов партии. Стало быть, ЦК ВКП(б) сделал все, что было в его силах, для того, чтобы предотвратить новое обострение борьбы, новое усиление фракционной борьбы.
Лидеры оппозиции, они же члены ЦК, должны были знать, что их выступления не могут не вылиться в апелляцию против решений своей партии, в вылазку против партии, в нападение на партию.
Таким образом, выступления оппозиции, особенно Же выступление Каменева, которое не есть его личное выступление, а есть выступление всего оппозиционного блока, ибо его речь, которую он читал в письменном виде, была подписана Троцким, Каменевым и Зиновьевым, — это выступление Каменева есть поворотный пункт в развитии оппозиционного блока от “заявления” 16 октября 1926 года, где оппозиция отказывалась от фракционных методов борьбы, к новой полосе существования оппозиции, где она вновь возвращается к фракционным методам борьбы против партии.
Отсюда вывод: оппозиция нарушила своё же собственное “заявление” от 16 октября 1926 года, вернувшись к фракционным методам борьбы.
Так и запишем, товарищи. Нечего лицемерить. Каменев был прав, когда говорил, что кошку нужно назвать кошкой. (Голоса: “Правильно!”. “А свинью — свиньёй”.)
2) Троцкий говорил в своей речи, что “Сталин после февральской революции проповедовал ошибочную тактику, которую Ленин характеризовал как каутскианский уклон”.
Это неверно, товарищи. Это — сплетня. Никакого каутскианского уклона Сталин не “проповедовал”. То, что у меня были некоторые колебания после возвращения из ссылки, я этого не скрывал и сам писал об этом в своей брошюре “На путях к Октябрю”. Но у кого из нас не бывали мимолётные колебания. Что касается позиции Ленина и его Апрельских тезисов в 1917 году,—о чём именно и идёт здесь речь,—то партия знает прекрасно, что я стоял тогда в одних рядах с тов. Лениным против Каменева и его группы, боровшихся тогда против тезисов Ленина. Люди, знакомые с протоколами Апрельской конференции нашей партии в 1917 году, не могут не знать, что я стоял в одних рядах с Лениным, воюя вместе с ним против оппозиции Каменева.
Фокус тут заключается в том, что Троцкий спутал меня с Каменевым. (Смех. Аплодисменты.)
Это верно, что Каменев стоял тогда в оппозиции против Ленина, против его тезисов, против большинства 1ртии и развивал точку зрения, граничащую с оборончеством. Это верно, что Каменев писал тогда в “Правде”, например, в марте месяце, статьи полуоборонческого характера, за каковые статьи я не могу, конечно, отвечать ни в какой степени.
Беда Троцкого состоит в том, что он спутал тут Сталина с Каменевым.
А где был тогда Троцкий, во время Апрельской конференции в 1917 году, когда партия вела борьбу с группой Каменева, в какой партии он обретался тогда — в лево-меньшевистской или в право-меньшевистской, и почему он тогда не состоял в рядах левой Циммервальда, — пусть об этом расскажет нам Троцкий, хотя бы в прессе. Но что он не состоял тогда в нашей партии,—это факт, о котором следовало бы помнить Троцкому.
3) Троцкий говорил в своей речи, что “в национальном вопросе Сталин совершил довольно крупную ошибку”. Какую ошибку, при каких обстоятельствах, — Троцкий так и не сказал.
Это неверно, товарищи. Это — сплетня. Никаких разногласий по национальному вопросу с партией или с Лениным у меня не было никогда. Речь идёт тут у Троцкого, должно быть, об одном незначительном инциденте, когда тов. Ленин перед XII съездом нашей партии упрекал меня в том, что я веду слишком строгую организационную политику в отношении грузинских полунационалистов, полукоммунистов типа Мдивани, который был недавно торгпредом во Франции, что я “преследую” их. Однако последующие факты показали, что так называемые “уклонисты”, люди типа Мдивани, заслуживали на самом деле более строгого отношения к себе, чем это я делал, как один из секретарей ЦК нашей партии. Последующие события показали, что “уклонисты” являются разлагающейся фракцией самого откровенного оппортунизма. Пусть Троцкий докажет, что это не так. Ленин не знал и не мог знать этих фактов, так как он болел, лежал в постели и не имел возможности следить за событиями. Но какое отношение может иметь этот незначительный инцидент к принципиальной позиции Сталина? Троцкий, очевидно, тут по-сплетнически намекает на какие-то “разногласия” между мною и партией. Но разве это не факт, что ЦК в целом, в том числе и Троцкий, единогласно голосовал за тезисы Сталина по национальному вопросу? Разве это не факт, что голосование это имело место после инцидента с Мдивани, перед XII съездом нашей партии? Разве это не факт, что докладчиком по национальному вопросу на XII съезде был именно Сталин, а не кто-либо другой? Где же тут “разногласия” по национальному вопросу, и для чего, собственно, Троцкому захотелось упомянуть об этом незначительном инциденте?