Время игры

– Да уж… – поджал губы Алексей.

Пожалуй, мое замечание было неуместным. Хоть и здорово мы с ним тогда повоевали, я из Кремля, а он непосредственно на передовой, а все же то, что ему так и не удалось удержать немцев на старой границе, он считал своей крупной неудачей.

Тем более что Антон слишком не вовремя нас из сорок первого года выдернул, и мы так и не узнали, чем закончилась осенняя кампания.

Впрочем, кое-какие плюсы есть и в таком незнании. Если вдруг Марков без Берестина сделал то, чего не сумел сделать Алексей, удар по самолюбию был бы тяжелее…

– Однако ты ведь не только для того, чтобы похвастаться, меня сюда пригласил? Еще что-то?

– Разумеется… – По лицу его вдруг скользнула тень некоего смущения.

– При всем своем совершенстве надежд моих машина пока не оправдывает. Если ее использовать как всеобъемлющий справочник – это да. И некоторые локальные задачи решает вполне успешно, например – спрогнозировать действия английского флота при попытке взять реванш за недавнее поражение. Кстати, тут у меня есть интересные данные, тебя впрямую касаются, – заметил он будто невзначай и снова перешел к главному для себя: – А вот если задать ей разработку оптимальной военной доктрины Югороссии или хода войны с наиболее вероятным на сей момент противником, тут начинается такое… Ну полный бред.

Я как-то сразу сообразил, что произошло. Даже и расхохотался, что выглядело несколько бестактно.

– Всю историческую информацию заложил, говоришь? За какой период?

– Я же сказал. Почти за двести лет. Начиная с наполеоновских войн… Чтобы тенденции в развитии военного искусства отслеживать, аналогии находить… И до момента нашего ухода. Когда ты в Замке библиотеки в компьютер перегружал…

– Молодец. Все ты правильно сделал, кроме одного. И в результате вместо «Генштаба» получил больничную палату, набитую генералами-шизофрениками…

Алексей все еще не понимал. Пришлось объяснять.

Базовая информация машины была изначально огромна, пожалуй что исчерпывающа, и все время в оперативную память поступает свежая, текущая. Только вот одну тонкость Берестин с Левашовым упустили, просто не догадались предварительно подумать в нужном направлении. Все, что составляет основу ее «военно-исторического образования», позаимствовано из прошлой реальности…

Но реальность ведь изменилась, и машина столкнулась с неразрешимым даже для ее «интеллекта» противоречием. Многие исторические факты теперь не соответствуют тем, что происходили прошлый раз.

В разведдонесениях то и дело встречаются ссылки на события и сражения, не происходившие в действительности, речь нередко идет об армиях несуществующих стран, а в существующих ключевые посты занимают какие-то другие люди. Ну и так далее.

При этом машина, по определению, принимает любую получаемую информацию за достоверную. Соответственно, ей необходимо либо искать причину несовпадений теории и практики, меняя всю философию причинно-следственных связей, либо начать игнорировать все, что в исходную теорию не укладывается.

Так ведь и еще хуже того. Мои друзья, не подумавши, сделали в своей программе совершенно равноправными и равнозначными всю советскую, на 70 процентов идеологизированную историческую науку и достаточно свободные взгляды немецких, англо-американских, японских и прочих историков.

Точно так же бедная машина должна была совмещать в себе, как в единой личности, позиции и теоретические воззрения Жукова, Тухачевского, Свечина, Троцкого, Манштейна, Кейтеля, Эйзенхауэра, де Голля, Ямамото, Пилсудского и Маннергейма.

И это только так, навскидку. Возможно представить, чтобы эти ребята пришли к единому мнению по поводу какой угодно военной операции XX века?

Умный человек смог бы в этом парадоксе разобраться, а машина, кажется, начала вести себя по принципу «если факты не соответствуют теории, то тем хуже для фактов». Просто исходя из того, что базовая информация для нее заведомо приоритетнее вновь поступающей.

Все это я Алексею популярно и изложил. Пусть с точки зрения человеческого психолога, а не специалиста по компьютерной логике.

– Вообрази себя в ее положении. Ты на фронте разворачиваешь карту Белоруссии, а видишь какую-нибудь Гондвану. Начальник разведотдела докладывает тебе о количестве у неприятеля боевых слонов и реактивных истребителей, а пленный сообщает, что 2-й танковой группой командует не Клейст, как ты был уверен, а Субудай-Багатур. И тут же по прямому проводу Ставка требует к утру доложить о возможности стремительным обходным маневром взять Теночтитлан… Я слегка утрирую, конечно, но суть такова…

Берестин невольно улыбнулся нарисованной мною картине. Действительно, для выпускника академии имени Фрунзе довольно диким было бы увидеть в экзаменационном билете вопрос: «Сделать разбор совместной наступательной операции врангелевско-кемалистских войск по захвату Стамбула в мае 1921 года у англо-греческих агрессоров».

Или – «Роль Предсовнаркома РСФСР тов. Троцкого в обеспечении почетных условий советско-белогвардейского Харьковского договора в 1920 году».

Особенно если бы экзамен происходил годах этак в 1938 – 1953-м.

По этому поводу мы с ним по-солдатски, под сигаретку выпили, вновь испытывая забытое уже чувство воинского братства, обретенное на Отечественной войне, и он меня спросил, как же из этого вполне дурацкого положения выйти.

Не хотелось бы акцентировать внимание на интересном моменте, но…

Чем дальше, тем больше мои друзья становятся самостоятельными и самодостаточными. А вдруг припрет нештатная ситуация, и «выручай, Андрей, подскажи что-нибудь умное».

Нет, я не в обиде. По той же самой причине. Карма у меня такая и профессия. В упорядоченном советском мире поддерживать в друзьях нонконформистски-фантастический тонус, а в мире абсурдной фантастики выступать хранителем реальности.

– Так, а делать что? Подсказать можешь?

– Вот не ценил ты, Леша, замполитов и комиссаров в армии, а зря. Они, может, и не всегда представлялись ангелами небесными, однако в самые безысходные времена подсказывали своим командирам и военспецам, как использовать бесспорные военные знания в далеко не бесспорной ситуации. Поскольку владели какой-никакой, но всеобъемлющей теорией.

Усмехнулся, сделал привычный округлый жест рукой с зажатой в ней трубкой.

– Я товарищам Сталиным поработал, и нэ такие проблэмы рэшал… И твою проблэму рэшу, думаешь, нэт?

– Ну реши, реши, для того и позвал…

– Сейчас не сделаю. Хоть пару часов нужно, чтобы все расписать. А завтра утром алгоритм представлю. Только программу писать снова Олега позовешь. Я ведь только так, «наиболее общие законы развития природы и общества» знаю… Поэтому все в произвольно-литературной форме изложу, а уж по науке оформлять ему придется…

Берестин (каким же он разным умеет быть, впрочем, как и все мы) улыбнулся облегченно-простодушно, приобнял меня за плечо.

– Да конечно, конечно, для чего я тебя и позвал. Лучше тебя никто именно общих проблем и не решит… Пойдем, а то дамочки наши скоро нас разыскивать кинутся.

Я не возражал, но были у меня и свои интересы. Для которых Алексеева машина вполне подходила.

– А не посмотришь ли ты, в рамках вполне локальной задачи, что может нам грозить при попытке прорыва на «Призраке» через Эгейское море и архипелаг к Суэцу или к Гибралтару.

Результат моделирования ситуации меня полностью устроил. Именно этим путем я и пойду, убивая таким нестандартным образом от двух до четырех зайцев. Как повезет. Только нужно теперь еще и с Воронцовым мероприятие согласовать.

Как оказалось, британский флот давно уже имел поступивший свыше приказ отслеживать и при первой же возможности захватить и интернировать не только пароход «Валгалла», к которому у гордых британцев были давние счеты, но и яхту «Камелот», каковая в настоящее время, по почти достоверным данным, принадлежит человеку, выдающему себя за американского подданного Ньюмена, но таковым не являющемуся. Этот же Ньюмен, как сообщает разведка, скорее всего аналогичен генералу Новикову, играющему непонятную роль при Ставке Врангеля и ведущему деятельность, крайне вредную для Антанты (или – «Системы»?).