Время игры

Здесь, в специальном отсеке сразу за таранной переборкой, примерно так, как «Калипсо» капитана Кусто, размещалась шлюзовая камера, часть дна и боковые стенки которой были изготовлены из сверхпрочного прозрачного пластика.

Чтобы, значит, любоваться подводным миром и заранее точно знать, куда именно выходишь с аквалангом. Незаменимое устройство для прогулок в Красном море или на Большом барьерном рифе.

Сейчас, впрочем, за бортом не видно было ничего, кроме слегка светящейся бурой мути. Осенние штормы подняли со дна тучи ила, перемешанного с прибрежным песком и мусором. Плыть придется исключительно по компасу.

Пока он застегивал на груди замки акваланга и проверял зарядку батарей подводного скутера-буксировщика, в динамике зазвучал голос Андрея:

– Ты как там, готов? «Валгалла» разгоняется. Еще минут пять, и я дам полный ход. Успеваешь, или потянуть время?

– Успеваю, – ответил Сашка. – Почти. Потяни на всякий случай еще минут столько же…

– О’кей! Значит, через десять ровно.

Новиков помолчал, будто не зная, что сказать еще. И вправду. По делу все давно обговорено, однако и оборвать разговор просто так вроде бы и неудобно. Спросить, не передумалли в последний момент, – смешно. Пожелать удачи или посоветовать беречь себя – банально.

– Смотри, в общем, там. – Андрей словно бы вздохнул, давая понять, что по-прежнему не в восторге от Сашкиной затеи. – Устроишься – свяжись со мной по закрытому каналу. Как, где и что. Может, быстренько управишься и перескочишь ко мне…

– Да уж. Ты сам води ушами, а то поймаешь шальной снаряд не в шутку, а натурально.

– Типун тебе… Ну, пошел, что ли?

– Пошел. Не забудь шлюз сразу же продуть…

– Да уж как-нибудь…

Шульгин задвинул над головой герметическую крышку, и через несколько секунд шлюзовая камера заполнилась водой.

«Как на подводной лодке «Пионер». – Сашке неожиданно вспомнилась любимая в детстве «Тайна двух океанов».

Створки дна раскрылись, как бомболюк самолета. Шульгин резко ушел на глубину, чтобы не попасть под винты, краем глаза заметил, как быстро растаяла в мути блестящая обшивкой из бериллевой бронзы подводная часть яхты, окруженные вихрем пузырей кавитации винты.

Уточнил по компасу направление и включил электромотор скутера.

Подобно шпиону из приключенческих книжек 50-х годов, выбравшись на берег, Шульгин разделся, привязал гидрокостюм и акваланг к скутеру, открыл клапан балластной цистерны.

Снаряжение он притопил в щели между скалами на пятиметровой примерно глубине. Привалил сверху для надежности парой камней. Глядишь, еще и пригодится когда…

Впрочем, ерунда все это. И баллоны акваланга заправить в этом мире негде, и аккумуляторы скутера через сутки-двое сядут полностью. Так что лежать имуществу на дне до скончания веков…

При себе он оставил только часы, компас и десантный нож. Голый (лишь в шерстяных плавках) человек на голой земле, как любил говорить великий анархист князь Кропоткин. Или Бакунин.

Хорошо, что ненадолго, подумал Сашка. Слишком буквальное следование заветам классиков его не увлекало. Погодка не совсем подходящая. Не на Таити, чай.

Перед тем как скрыться в лесу, Шульгин невольно обернулся. От самой воды громоздились тучи, подобных которым и видеть раньше не приходилось. Многослойные, серо-сизые, подернутые вдобавок утомительной, какой-то больничной желтизной и чернью. То плоские, то скрученные жгутами, похожими на струи дыма из труб идущего полным ходом миноносца.

Все это – этажей в десять-двенадцать, причем ни цвета, ни фактура не смешивались друг с другом. Мрачноватое зрелище и тревожное своей необычностью. А как завершающий штрих мастера – короткий мазок багрово-алым там, где предположительно должен быть край заходящего как раз сейчас солнца.

И уже не видно ни тонких мачт яхты, ни даже надстроек громадного парохода. Нуда, они успели отмотать миль десять, если не больше.

И теперь окончательно – каждый сам за себя. «Один бог за всех»…

Если очень уж припрет, то, конечно, помощь друзей гарантирована. Но это будет означать проигрыш, что Шульгина никоим образом не устраивало.

Следовало торопиться, пока еще окончательно не стемнело.

… Бежать по узкой тропе, с обеих сторон стиснутой густым кустарником, было легко. Почва песчано-щебенчатая, не раскисающая даже после многодневных дождей. Только вот гроздья крупных, холодных и тяжелых капель, то и дело обрушивающихся на голову и плечи с низко нависающих ветвей, удовольствия не доставляли.

Если бы летом, в жару, тогда да, а сейчас явно неуместный натуризм.

В приличном темпе Шульгин пробежал два с лишним километра, из них последние пятьсот метров тропа круто пошла вверх и вывела на край глубокой балки, заросшей неожиданно густым для этих мест лесом.

Толстые, перекрученные древними природными катаклизмами стволы реликтовых генуэзских сосен надежно скрывали укромную полянку, где у подножия двухсотлетнего, наверное, дерева, кипел родник чистейшей минеральной, похожей на боржоми воды.

А рядом, под маскировочной сетью, скрывающей от маловероятных, но все же возможных и в этом глухом месте посторонних взглядов, притаился зеленовато-песочный «Додж 3/4».

За рулем в расслабленной позе, словно бы подремывая в ожидании хозяина, сидел человек, удивительно похожий на Джо Кеннеди, слугу доктора Фергюссона из романа Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре», как его описал автор и изобразил художник Луганский.

Истинный шотландец, лет тридцати от роду, невысокий, но крепкий, сильный, как буйвол, и ловкий, как обезьяна, с открытым, честным и мужественным лицом, смышленым взглядом. Откровенный, решительный и упрямый. Его внешность невольно располагала к себе: потемневшее от загара лицо, живые карие глаза, смелость и резкость движений, наконец, что-то доброе и честное во всем его облике.

Именно такой слуга, знающий вкусы, угадывающий желания хозяина, неподкупный и верный до смерти, должен сопровождать джентльмена славной викторианской эпохи в его странствиях по миру.

А если эпоха давно уже не викторианская, а совсем, совсем другая – тем более. Сразу всем будет виден «человек из раньшенного времени», как говаривал Шура Балаганов, а такие люди способны внушать скорее почтительное, пусть и несколько жалостливое уважение, но отнюдь не подозрения и не неприязнь…

– Вот и я, Джо, – сообщил Шульгин, разумеется, по-английски, стряхивая воду с лица и волос, как будто биоробот мог не заметить его появления. – Полотенце, одежду, и – согреться…

Слуга, у которого от этих слов включилась его программа (до этого он находился в режиме ожидания и охраны вверенного ему объекта), быстро, но неторопливо встал, поклонился без подобострастия, позволил себе улыбнуться.

– Рад вас видеть, сэр! Все благополучно? У меня тоже спокойно. Посторонних здесь не появлялось. Извольте… – Не теряя ни секунды, поскольку знал наизусть, где и что у него хранится, извлек из чемодана в кузове большое махровое полотенце. – Какой костюм прикажете?

– Пока – тренировочный. И – поехали. В мой охотничий домик. Там и поужинаем…

Джо кивнул, сноровисто свернул сеть, аккуратно, без ненужной лихости тронул машину с места.

… Вот теперь все хорошо. Новая жизнь началась по-настоящему. Нет больше в этом мире Александра Шульгина, есть путешествующий для собственного удовольствия сэр Ричард Мэллони, которого неудержимая любовь к приключениям привела в самый экзотический на сей момент утолок планеты.

Посмотреть ему захотелось, знаете ли, что тут на самом деле происходит, каким образом из осколка Великой империи образуется современное, динамичное, похоже, смертельно опасное для «европейского равновесия» государство.

Сами по себе европейские, равно как и мировые, проблемы сэра Ричарда волновали мало, поскольку себя он считал существующим вне всяческой политики, но вот очевидцем быть любил. Начиная со времен Англо-бурской и Испано-американской войн. И очень надеялся к старости издать мемуары. Оставить, так сказать, свой след на земле.