Разведка боем

Много интересного можно было бы рассказать и о других участниках этого совещания. Но это не важно сейчас, важно то, что эти люди вновь держали в руках судьбу России и свои собственные судьбы.

Врангель выслушал доклады генералов и приступил к постановке боевой задачи:

– Предупреждаю, господа, условием успеха этой операции, на которую я возлагаю величайшие надежды, является полная, абсолютная секретность. Ни единая душа, кроме здесь присутствующих, не должна посвящаться в ее общий замысел. Исполнители должны знать лишь свою непосредственную задачу. Как величайшей тайной является и та помощь, которую мы получили и еще получим от наших друзей из Северо-Американских Соединенных Штатов. Это уже высокая дипломатия. Касающаяся отношений между нашими так называемыми «союзниками».

Ни в оружии, ни в боеприпасах нужды отныне мы испытывать не будем. Но об этом не должно узнать не только красное командование, но и представители Англии и Франции. Надеюсь, всем все понятно… Теперь – непосредственно к делу…

В основу своего плана Берестин положил стратегию Армии обороны Израиля в шестидневной войне 1967 года. В условиях абсолютного превосходства противника в живой силе и технике успех могла обеспечить только точнейшая координация действий войск, стремительный маневр ударными частями по внутренним операционным линиям, тщательно разработанная система дезинформации противника.

А главное, учитывая психологию белых генералов, жесточайшая исполнительская дисциплина. С ней обстояло хуже всего. Как правильно заметил Новиков еще при первой встрече с Врангелем, армейские военачальники все время, наподобие бояр удельных времен, считались со старшинством, постоянно держали в памяти негласную табель о рангах, по которой подполковники, произведенные в чин Высочайшим указом, а ныне генерал-майоры, считали себя выше нынешних генерал-лейтенантов, но капитанов по царской армии. Независимо от занимаемых должностей.

Поэтому, когда Врангель объявил, что общее командование операцией возлагается на Слащева, генералы взроптали.

Главнокомандующий гневно ударил по столу рукой.

– Прекратить! Впредь подобную реакцию на мой приказ буду расценивать как неповиновение в боевой обстановке. С немедленным отстранением от должности. Генерал Слащев-Крымский (Врангель специально подчеркнул присвоенное ему за беспримерную оборону Крыма зимой двадцатого года почетное именование) является с сего момента исполнителем моей воли, и именно в таком качестве следует воспринимать возложенную на него обязанность. Для координации действий и наблюдения за неукоснительным исполнением боевого приказа я прикомандировываю к штабу генерала Слащева генерала Берестина в качестве моего личного представителя. С правом незамедлительного принятия всех мер, которые он сочтет необходимым… Разумеется, окончательное утверждение его решений я оставляю за собой.

Внезапная вспышка начальственного гнева обескуражила генералов. Раньше барон себе такого не позволял, предпочитая более тонкие способы поддержания порядка. И последние его слова были приняты с угрюмым молчанием. Только Слащев удовлетворенно улыбался, но в глубине души тоже недоумевал. Он знал настороженное отношение к себе Главкома и не ждал, что тот пойдет настолько далеко навстречу его желаниям. Яков Александрович не слишком скрывал, что считает большинство белых генералов бездарностями и лишь себя видит в роли спасителя России.

Промолчали все, кроме резкого и грубоватого генерала Кутепова. Внешне очень похожий на Столыпина, только с более темными усами и бородкой, он звучно хмыкнул, машинально, а может, и намеренно провел ладонью по Знаку 1-го Кубанского похода – серебряный меч в терновом венце на Георгиевской ленте – и спросил утрированно подобострастным тоном:

– А не позволено ли будет осведомиться, в каких войнах и сражениях участвовал господин Берестин, за какие заслуги произведен в генеральский чин и отчего он служил в американской, а не Российской армии в столь тяжелые для Отечества годы?

Врангель хотел было ответить очередной резкостью, но Берестин кивнул успокаивающе:

– Я сам скажу. В причины, приведшие меня в американскую армию, вдаваться сейчас не будем, это вопрос сугубый. Чин же получил за участие во многих делах, начиная от Филиппинской кампании и англо-бурской войны. Смею надеяться, имею специфический боевой опыт именно в гражданских и партизанских войнах, например, в Мексике, где руководил операциями, которые можно приравнять и к фронтовому масштабу… Думаю, что в ближайшее время смогу это доказать. Но заодно, раз уж на меня возложены определенные обязанности, прошу сообщить потребности возглавляемых вами войск в оружии и иных предметах снаряжения. До начала операции нужно довести снабжение до штатных норм. И выплатить задолженность по жалованью.

…Поставив свой БРДМ на вершине заросшего густым кустарником кургана, Берестин через мощную стереотрубу рассматривал правофланговые позиции красных войск. Их расположение было нанесено на подробную крупномасштабную карту, но личная рекогносцировка все равно позволяла с гораздо большим эффектом провести предстоящий бой. Одно дело – значок на карте, обозначающий шестидюймовую батарею на позициях, и совсем другое – отчетливо видимые в угломерной сетке орудийные дворики, выложенные на землю снаряды для первых выстрелов, подъездные пути и командно-наблюдательные пункты.

Видно было также, в какой невыгодной позиции окажутся полки слащевского корпуса. С высокого правого берега красная артиллерия сможет их накрыть еще на дальних подступах к рубежам развертывания, сама оставаясь практически недоступной для огня полевых трехдюймовок. И, напротив, когда удастся захватить эту и остальные батареи армейской артгруппы, в безнадежном положении окажутся уже красные. Под фланговый огонь попадут части их 15-й дивизии, наведенные через Днепр мосты и полки двух переправившихся на левобережье дивизий.

«Это какая же у меня война? – думал Алексей. – Получается, что пятая. Не так уж я и врал генералам. Первая – это та, в которой участвовал лично как лейтенант Берестин. Вторая – та, на Валгалле, третья – Великая Отечественная, где я командовал Западным фронтом в теле командарма Маркова, и, наконец, четвертая, эта же самая гражданская, которую я помню памятью Маркова, тогда девятнадцатилетнего взводного в 11-й дивизии Первой конной. Или четвертая не считается? Но ведь помню я ее хорошо, как собственную молодость…» Пусть и привык он уже к парадоксам межвременных переходов, а все равно, когда начинал задумываться, вникать в тонкости, голова служить отказывалась. Как при попытках понять принцип действия компьютера. Но все равно, как бы там ни было, а он снова занимается делом, для которого, скорее всего, и создан. Зря, что ли, именно его выбрали аггры для осуществления своих планов?