Разборки под прикрытием

Парни оказались понятливые, черту под прениями подвели жирную. И Мастеру сообщено, что так талантливо кинувший его мент лежит на дне моря в дырчатой железной штучке, ранее бывшей автомобилем.

Мастер на несколько часов успокоен. Родное начальство… Бывшее начальство, поправил себя Гринчук, вспомнив, как шикарно отдал Полковнику свое удостоверение. Бывшее родное начальство… Родное бывшее начальство – проинформировано в нужных пределах. Оно знает, что бывший подполковник милиции жив, хотя и числится в покойниках. Об этом позаботился прапорщик Бортнев, он же – Браток, бывший конкретный пацан, воспользовавшийся шансом изменить жизнь.

Всё выглядит нормально. Даже если внимательно покопаться. Гринчук честно хотел выйти из игры. Честно вывел из нее всех, кого мог, расплатившись по всем долгам, по которым смог… Не мог же он знать, что в самый последний день перед отъездом на юга, Мишку снова шандарахнет этот его приступ, и что придется вывозить его из города, с забинтованным лицом. Перевернувшийся «джип», текущая из радиатора вода и цветы, рассыпавшиеся по салону машины, цветы, которые Мишка вез для Инги… Инга…

Гринчук мотнул головой.

Кто-то поверит, что Инга случайно выбрала Приморск? Не Сочи с Ялтой, не Турцию с Болгарией, а этот долбаный город, в котором вы оставите свою душу… Поверят? Нет?

А какая, к хренам собачьим, разница? Важно то, что Инга выбрала из всех возможных вариантов – наихудший. И что должен был делать бывший подполковник милиции Юрий Иванович Гринчук, узнав, что его Инга отправилась именно в тот город, в который так старательно подталкивали Гринчука, в город, из которого можно не вернуться, а можно и вернуться, но в таком виде, что…

Его подменили, сказал покойный Атаман. Съезди туда, сказал Мастер, и если тебе повезет, ты просто умрешь.

Господи, но ведь все же прекрасно понимали, что Гринчук не хотел сюда ехать.

Он Инге не говорил ничего именно потому, что не собирался заниматься этим проклятым Приморском, вернувшись из которого люди исчезают в ста метрах от своего родного дома, священники кончают жизнь самоубийством, а держатель общака начинает вести себя так, будто в него вселился бес.

– Рынок, – сказал таксист.

– Если тебе не впадлу, – Гринчук достал из бумажника деньги и протянул водиле. – Гигантский букет из лучших цветов. Будь человеком.

– А вино? – принимая деньги, напомнил таксист.

– И вино, – Гринчук протянул еще купюру. – Лучшее.

Если честно, лучшее, что может сделать Гринчук, это бросить всё и как можно быстрее найти Ингу, сунуть ее в эту же машину и быстро-быстро уехать подальше. Она и так уже несколько дней в городе, из которого многие не возвращались.

Но Гринчук, во-первых, до последнего момента не знал, где именно она остановилась. Не знал. Откуда он мог это знать? Только вот сейчас нашел в письме карточку. И, во-вторых, если он сейчас начнет суетиться, то может случайно… Нет, тут нужно – и это поймет каждый – нужно действовать осторожно. Не привлекая внимания.

Приехал – красиво приехал – с цветами и вином. Выпили, закусили и осторожно исчезли. Бросить на фиг все вещи, арендовать катер, приставить нож к горлу рулевого и свалить по морям – по волнам подальше от этого странного и страшного, если честно, места. А пока – пока нужно вести себя очень естественно и не привлекать внимания.

Таксист сложил букет на заднее сидение, сунул Гринчуку в руки темную бутылку без этикетки и сел за руль.

– Теперь – в «Приморскую»?

– В «Приморскую», – согласился Гринчук.

Сдачу таксист не предлагал. Это свидетельствовало о том, что свою роль Гринчук пока играет хорошо.

И всё будет хорошо, пообещал себе Гринчук мысленно. Всё будет замечательно. Сейчас мы подъедем к гостинице, водила предложит, если что, обращаться за транспортными услугами к нему. Гринчук согласится, пообещает, что кататься они будут долго и часто. Потом Гринчук зайдет с цветами и вином в номер… И все будет нормально. Все будет нормально.

– Если что – звони, – сказал водитель, протягивая визитку. – Отвезу в лучшем виде.

– Нет вопросов, – сказал Гринчук, выбираясь из машины.

Выглядел он как человек, уверенный в том, что все будет замечательно. Что жизнь прекрасна. И если кто-то обратит на него внимание, подумал Гринчук, то, самое большее, вспомнит старую поговорку о том, что человек полагает, а господь…

Ашот Микаэлович Мирзоян, например, эту поговорку не помнил. Вернее, помнил, но лежала она у него в памяти рядом с тригонометрическими формулами, вбитыми когда-то преподавателем математики.

То есть, вспомнить Ашотик их мог, но пользоваться… Кто-то когда-то видел человека, пользующегося в обычной жизни тригонометрическими формулами? Ашотик деньгами пользовался, связями пользовался, успехом у женщин пользовался, а тригонометрическими формулами – нет. И, как показала практика, особого дискомфорта при этом не испытывал.

Сейчас он сидел в кресле лучшего номера лучшей местной гостиницы и мелкими глотками пил очень неплохое вино. В ванной принимала душ лучшая из женщин, которых он встретил в этом городе. На кровати была чистая постель, кондиционер гнал прохладный воздух с ароматом роз… Что еще для счастья нужно? Ашотик даже предупредил горничную, чтобы никто не смел мешать его отдыху.

Жизнь была хороша и обещала быть прекрасной в течение ближайших нескольких часов. Ашотик так полагал.

Горничная полагала, что дежурство, как всегда, пройдет нормально. У них в гостинице все дежурства проходили нормально. Всякая босота к ним поселиться не могла ввиду высоких цен, если же кто-то из клиентов начинал слишком много себе позволять, то им занималось местное секьюрити, а если по какой-то причине ребята не справлялись, то в срочном порядке прибывали менты. И никаких проблем.

А выбитые стекла или там случайно поврежденная мебель… Все всегда решалось нормально. В гостинице был Хозяин. И это главное. И в городе есть Хозяин – это тоже важно. Есть Хозяин – есть порядок. Есть порядок – не может быть неожиданностей.

Горничная так полагала.

Когда мимо нее прошел гигантский букет роз, горничная особо этим не заинтересовалась. Никто не запрещает клиентам чудить. А кроме того, воры с цветами не ходят. А если даже и ходят, то им нужно иметь электронный ключ. А если они даже вскроют дверь и что-то украдут, то лично горничная им не позавидовала бы. Лет пять назад был последний случай. У них в городе не принято мешать людям тратить деньги.

Ашотик, увидев, что дверь номера открывается, подумал, что это горничная… что именно – горничная, Ашотик подумать не успел. Появился букет роз.

Ашотик усмехнулся, подумал, что горничная решила немного заработать и приволокла цветы. Молодец, подумал Ашотик и встал с кресла.

Но из-за цветов выглянула не горничная, а молодой мужчина, лет тридцати пяти.

– З-дравствуйте, – сказал Ашотик. – Вы к кому?

Ему показалось, что лицо нежданного посетителя дрогнуло.

– Это номер триста пять? – спросил гость.

– Да, – сказал Ашотик.

– Где она? – спросил мужчина.

– В душе, – внезапно охрипшим голосом сказал Ашотик.

Муж. Был у Ашотика опыт такого рода. Ашотик попятился. Главное, не делать резких движений, подумал Мирзоян.

И резко отправился к дивану.

У него просто не было выбора. Когда человека бьют ногой в грудь, то выбор у него небольшой. Если человек тяжелый, а удар сильный, то есть еще некоторые варианты, от сдавленного стона, до треска ребер. Если человек, как Ашотик, имел семьдесят килограммов веса, то полет ему был обеспечен.

– Мама, – успел вскрикнуть Ашотик, ударился спиной о диван и сполз на пол.

Цветы отлетели в сторону, а нападавший оказался возле Мирзояна и рывком поднял его с паласа. За ворот рубашки. Ткань затрещала.

– Не надо… – простонал Ашотик.

Он очень не хотел, чтобы его били. И страстно желал убедить в этом мужа своей дамы. И не находил слов. Достаточно трудно найти нужные слова, когда тебя приподнимают, сжимают в кулаке ворот твоей рубахи, замахиваются свободной рукой. Ладонью, успел заметить Ашотик. И полетел к входной двери.