Страница 7 из 13
Когда они проезжали мимо обкомовских дач, Андрей вылез из люка и, поднеся к глазам бинокль, уставился на дом, о котором ему рассказывал Венька. Дом был огромный, аляповатый. Данилыч, старшина роты, называл такие «пережравшими коммуналками». Вокруг дома шел пижонский забор из красного кирпича, а въезд перекрывали кованые ворота на кирпичных столбах с фонарями. Да и кирпич был, судя по цвету, не простой, а финский…
Вождение отработали плохо. Кармазин, из молодых, даже умудрился слететь с колейного моста, да так, что его танк пришлось стаскивать буксиром. Ротный обматерил Андрея и в наказание заставил остаться после всех и собрать матбазу. Так что обратно в парк Андрей ехал один. Вечерело. Когда они выехали на проселок, ведущий мимо обкомовских дач, небо на востоке уже потемнело. В домах зажглись окна. В том числе и в ТОМ. Обед на танкодром привезли скудный, едва хватило на солдат, поэтому у Андрея уже сосало под ложечкой. И он вдруг ясно представил, как НЕКТО, жирный наглый боров, вылезает из ванны, надевает махровый халат и шлепает босиком вниз, в кухню, чтобы залезть в холодильник, достать оттуда финский сервелат, черную икру, масло, и, усевшись за стол, мажет себе бутерброды… А потом вдруг навалилось осознание, что ЭТОТ жив, а деда уже нет и никто за это не ответит! Андрей вздрогнул, стиснул в кулаке застежки шлемофона и внезапно глухо произнес в микрофоны лингафона:
– Стой!
Танк остановился.
Несколько секунд Андрей прислушивался к себе, выясняя, насколько он готов к тому, что задумал, что собирается сделать. Ведь этот поступок разрушит всю его жизнь, все планы, которые у него были, все его надежды. А может быть, и вообще отнимет эту самую жизнь. То есть, если верить гуманистам, – самое ценное, что только есть в мире. Но ведь если он его не совершит, то…
Андрей глубоко вздохнул и бросил уверенным голосом:
– Экипаж из машины!
– Товарищ лейтенант! – испуганно охнул снизу Яковенко, механик-водитель, но Андрей полоснул по нему бешеным взглядом и, нырнув на место башнера, включил привод, разворачивая башню. Ствол пушки пополз назад. Яковенко и Таджиев выбрались из танка и стояли у обочины, испуганно жались друг к другу. Андрей выскользнул из башенного люка, захлопнул крышку и, громыхая сапогами по броне, забрался в люк механика-водителя.
– Стоять здесь, понятно? – буркнул он и опустил сиденье механика-водителя в боевое положение. Глухо звякнул люк, будто отрезая всю прошлую жизнь. Андрей поудобнее перехватил рычаги и влип лбом в рубчатое ограждение смотровых приборов. Верный «Т-72» взрыкнул мотором и, перевалив через кювет, ходко пошел по заснеженному полю.
Перед самым забором Андрей слегка притормозил и чуть повернул танк, чтобы ударить по кирпичному столбу лобовой броней корпуса. Крылья над гусеницами сделаны из довольно тонкого металла, и если врезаться в столб гусеницей, то они непременно погнутся, да и сама гусеница тоже может порваться.
Удар был не слишком сильным. Так, вроде как снес ствол нетолстого дерева. По броне глухо застучали обрушившиеся кирпичи. Андрей подал назад левый рычаг и, развернув танк, двинул вдоль забора, снося его, будто картонную перегородку. В смотровом приборе нарисовалась дверь гаража, из которой выскочил какой-то мужик. Разинув рот в безмолвном крике, он суматошно взмахнул руками и рванул куда-то в сторону. Андрей хищно ощерился. Гараж, значит, а там никак крутой «мерседес» стоит. Ну-ну… «Т-72» крутанулся на пятке и вломился в стену гаража. К грохоту осыпающихся кирпичей прибавился визг сминаемого железа. Ого! Да гаражик-то здоровенный, на три машины. Танк провернулся на месте, превращая искореженную груду железа, кожи и лакированного дерева в этакий плоский блин, а затем, радостно взревев мотором, двинулся к следующему сверкающему чуду немецкой инженерной мысли…
Он как раз заканчивал с третьим, когда слева, со стороны башни, послышался ритмичный приглушенный звон. Андрей развернул танк. Ого, противник открыл огонь на поражение. Он издевательски захохотал:
– А вот это зря-а-а, ПАЦАНЫ… Для того чтобы пробить мою броню, надо иметь калибр не меньше ста миллиметров, а не сраные девять.
Он зло рванул кулису. Танк захрустел гусеницами по битому кирпичу и буквально прыгнул вперед. Трое придурков, лупящих по танку из пистолетов, вопя, брызнули в стороны. Андрей притормозил, примерился и направил свой «Т-72» в ближний угол ненавистного дома. Тот задрожал и осел на танк всей своей немалой массой. Торсионы заскрипели. Андрей переключил передачу и рванул кулисы. Старина «Т-72» не подвел. Взревев дизелем, он выкарабкался назад, сопровождаемый грохотом осыпающихся кирпичей. Андрей развернул танк, нацелившись на соседний угол, и остановился. Он не хотел убивать тех, кто в доме, а значит, надо было дать им время выскочить. Через несколько мгновений на двор вывалилась целая толпа орущих полуодетых женщин, вопящих детей, кутающихся в халаты и пледы мужиков. Андрей газанул, ревом дизеля подгоняя тех, кто еще задержался в доме, и уже положил руку на рычаг переключения передач, как вдруг его внимание привлек какой-то тип в вызывающе элегантном костюме и с «испанской» бородкой, стоявший в стороне, у бассейна. В отличие от всех остальных, он не орал, не бегал и вообще стоял совершенно спокойно, будто наслаждаясь всем происходящим. Видно почувствовав, что Андрей на него смотрит, тип поднял руки перед собой и несколько раз торжественно приложил ладонь к ладони, будто демонстрируя аплодисменты, а затем сложил руки на груди, как бы давая понять, что готов и дальше наслаждаться зрелищем. Андрей хищно усмехнулся и включил передачу…
Глава 2
– Все готово, Вить.
Танечка, секретарь директора, выложила на стол его трудовую книжку. Виктор не глядя сгреб ее со стола и сунул в карман. А что там смотреть? Все давно известно – уволен по статье, за нарушение трудовой дисциплины. Можно сказать, «волчий билет».
– Зря ты так, – расстроенно произнесла Танечка. – Повинился бы – Алевтина Михайловна и простила.
– Может, и зря, – тихо буркнул Виктор, – да только теперь уж ничего не изменишь.
В этот момент дверь директорского кабинета распахнулась и на пороге появилась сама Алевтина Михайловна. Танечка тут же выпрямила спинку и напустила на себя строгий вид. Не дай бог директриса подумает, что ее секретарша любезничает с выгнанным с позором учителем…
– Вот, Крагин, распишитесь в получении, – холодно произнесла она, пододвигая к Виктору копию приказа о его увольнении. Виктор наклонился и размашисто поставил свою подпись, затем выпрямился и скользнул по директрисе спокойно-независимым взглядом. Взгляд Алевтины Михайловны был насмешливо-высокомерным.
– Ну спасибо, Татьяна Алексеевна, – буркнул Виктор, – пошел я.
– Всего хорошего, – равнодушно бросила Танечка, склоняясь над пишущей машинкой…
Когда за спиной Виктора захлопнулась дверь приемной, Алевтина Михайловна покачала головой.
– Да-а, гонору в нем…
– Подумаешь… – подобострастно поддакнула Танечка, – строят из себя.
Директор бросила в ее сторону одобрительный взгляд.
– Ничего, сейчас побегает без работы – пообломается. Или в грузчики пойдет… Ну да ладно, что мы все о нем да о нем, зайди, мне продиктовать надо…
На ступеньках школы сидели пацаны из секции. Увидев его, они вскочили на ноги и хором, но вразнобой поздоровались:
– Здравствуйте, Виктор Петрович.
– Привет, ребята!
Виктор остановился и пожал каждому руку, чувствуя себя несколько не в своей тарелке под обстрелом детских глаз, в глубине которых отчаянно горела надежда на чудо. О его конфликте с директрисой знало множество народу. И о том, что педсовет постановил уволить его «по статье», тоже. А это означало, что и секция также накрывается медным тазом. Ибо доступ к спортзалу ему тоже перекрывали напрочь, а педагога с такой записью в трудовой книжке в другую школу никто не возьмет. Снимать зал? Это означало резко поднимать плату за занятия. А из тех пацанов, что ходили к нему заниматься, две трети не могли платить больше, чем уже платили. Вернее, даже три четверти…