Последняя битва

– И чего ты шастаешь? Мозгов не хватило подождать, пока дождь не кончится?

Тщедушная фигура на мгновение замерла, попытавшись разогнуться и получше рассмотреть того, кто тут собирается его учить, но огромная (для столь невеликого тела) масса хвороста отклонилась назад, и щуплому носильщику, чтобы восстановить равновесие, пришлось тут же отчаянно качнуться вперед всем телом. Поэтому он только ругнулся и, пошатываясь, засеменил дальше по направлению к приземистому хлевоподобному строению, которое было единственным капитальным сооружением на всем плато. Часовой тихонько хохотнул – уж больно потешно было наблюдать, как этот дохляк пытается одновременно двигаться и ругаться, – и, поплотнее закутавшись в плащ, вновь повернулся в сторону тропы, ведущей вниз, в ущелье. В конце концов у него своя работа…

В принципе никто толком не знал, почему Грон решил собрать Совет командиров здесь, на этом забытом всеми богами плато в глухой горной местности между Роулом и Дожирской долиной. Среди тех, кто был посвящен в сам факт внезапного созыва Совета, ходили самые невероятные слухи, но никто не знал ничего конкретного. Бойцы из подразделений, выделенных для охраны, затерзали вопросами сержантов «ночных кошек», из числа которых Грон традиционно набирал конвойные десятки, но те либо по привычке отмалчивались, либо отвечали, что сами ни хрена не понимают. Но заявляли они это с таким наглым видом, что все пришли к выводу: проклятые «кошаки» все-таки что-то знают. Правда, похоже, пытать их об этом бесполезно.

Командиры начали съезжаться на плато еще луну назад. Первыми прибыли флотские, которые тут же застолбили для себя самый живописный уголок в конце долины, рядом с небольшим озерком. Чуть погодя прибыли продубленные зимними степными ветрами полковники, командиры строевых полков, два дня назад съехались генералы, а сегодня в обед прибыл и сам Грон…

Грон сидел у камина, протянув ноги к огню. Комнатка была маленькой, и камин занимал большую ее часть. Еще в комнатке был большой сундук, на котором была устроена лежанка, стол со стоящим на нем массивным подсвечником, полка, заваленная свитками, и кресло, в котором как раз и сидел Грон. На лежанке валялась пара изрядно потертых медвежьих шкур, еще одна шкура занавешивала входную дверь, а вторая дверь, более массивная и, судя по цвету плах, прорубленная гораздо позже, чем входная, не была завешена ничем. Огонь в камине уже почти потух, и только редкие дрожащие язычки, лениво облизывавшие лиловые угли, бросали на лицо сидящего багровые отблески. Грон не отрываясь смотрел на огонь. В этот момент входная дверь со скрипом распахнулась и в комнатушку, откинув медвежью шкуру, с шумом ввалился ее хозяин, щуплый мужичонка.

Грон окинул вошедшего ироническим взглядом, наклонился вперед, взял кочергу и, пошуровав ею, другой рукой подкинул в камин пару полешков. Огню это понравилось, и он, с минуту потужась, загорелся веселее.

– Ну как, много насобирал?

Мужичок разинул рот, собираясь, судя по всему, произнести что-то сердитое, но… чихнул. Как видно, подобное развитие ситуации ему крайне не понравилось, потому что он сердито насупился, молча скинул насквозь промокший плащ и, с трудом дотянувшись до деревянной перекладины сушилки, укрепленной на стене у левой стенки камина, натянул на нее плащ. И только после этого сварливо проворчал:

– Почему твои сержанты такие зануды? Грон усмехнулся:

– Прости, но это основной критерий, по которому я отбираю сержантов. Понимаешь, сержант может быть умным или глупым, сильным или слабым, храбрым или трусливым – это уж как повезет, но он должен быть абсолютным занудой. Иначе это не сержант, а… недоразумение.

– Надо же, а я-то считал, что у тебя в Корпусе не так уж много слабых, тупых и трусливых. Во всяком случае, гораздо меньше, чем в армии венетского царя или Верховного жреца Хемта.

Грон кивнул:

– Да, это так. Но только потому, что я выбираю самых сильных, толковых и смелых зануд. НЕ зануда не может стать хорошим сержантом. Бойцом – возможно, офицером – не исключено, певцом, ученым, архитектором – вполне вероятно, но сержантом… – Грон замолчал. Хозяин комнаты совершенно не ожидал столь подробного развития этой темы, и потому речь гостя слегка выбила его из колеи. Он задумчиво потерся щекой о плечо и, наклонившись над камином, протянул к огню озябшие ладони. Постояв так несколько минут, он тихо заговорил:

– Ты умеешь очень хорошо управлять людьми, Грон, как это говорят, дергать их за ниточки… лучше всех, кого я знал в своей жизни. И я не вижу ни одного, кто мог бы тебя заменить… Ты твердо решил уйти?

Грон повернул голову и посмотрел в лицо собеседнику, которое в причудливой игре бликов было похоже на ритуальную маску какого-нибудь черного колдуна диких народов, по слухам обитающих далеко на юге Хемта.

– Да.

Его собеседник поежился и, хотя разгоревшийся камин дышал жаром, поплотнее закутался в накидку, скрывавшую его тщедушное тело от подбородка до самых пяток.

– Я не понимаю… Ты всегда был для меня загадкой, Грон. Ты мог бы завоевать весь мир… Как военной силе Корпусу до сих пор нет равных. А уж после уничтожения Горгоса у тебя в руках была армия, способная пройти сквозь всю Оокону, как горячий нож сквозь масло. Все, все лежали бы у твоих ног – и венеты, и Хемт, и остальные страны и народы… Почему?

Грон пожал плечами:

– А зачем? Вот твой Орден когда-то добился всего того, что ты предлагаешь мне. И что?

– Они властвовали над этим миром пятьдесят тысяч лет! Во вселенной не было владык могущественнее, чем они.

Грон усмехнулся:

– А сами при этом были слугами безмозглого устройства типа колодезного ворота.

Его собеседник, когда-то носивший имя брата Эвера из Тамариса, досадливо дернулся:

– Я уже слышал это твою тупую аналогию. Грон ухмыльнулся:

– Согласен, аналогия не слишком изящная. Все дело в том, что она правильная. Понимаешь, несмотря на все наши беседы, ты все еще продолжаешь считать, что Творец всего лишь некий посредник между Посвященными и богами. А это не так…

– Чушь! Ну как ты не понимаешь? Хранитель Творца не раз обращался к нему за советом либо предсказанием, и Творец всегда, понимаешь, ВСЕГДА оказывался прав.