Бешеный медведь

– Ну... то есть у нас это... как его... взаимно, – немного смущенно пробормотал Полубой. С одной стороны, ну что за разговоры – спасли жизнь, спасли жизнь... Не в бирюльки, чай, играем. Если бы Касьян считал, кому он и кто ему когда и что спас, – уже давно бы со счета сбился. С другой стороны – когда такая симпатичная деваха, да еще иностранка, блин, этак с придыханием об этом спрашивает – ну приятно же...

На пару мгновений в помещении повисла неловкая тишина, а затем Абигайль продолжила:

– Вы знаете, он вас цитировал, когда мы работали вместе. И я ОЧЕНЬ хотела познакомиться с человеком, который произвел на Ричарда (когда она произнесла это имя, Полубой понял, что Сандерс в глазах агента Клейн слегка «подвинул» Супермена) ТАКОЕ впечатление. Кстати, о ваших питомцах он тоже рассказывал. – Она с любопытством окинула взглядом риталусов. – Не могу поверить, что такие крохи могут быть смертельно опасны. Похоже, вы необыкновенный человек, Касьян...

Полубой скромно потупился. В поле зрения попали длинные ноги специального агента, и он внезапно вспомнил, что со времени разрыва с Лив так и не удосужился завести подружку.

– Все это, конечно, приятно, однако дело прежде всего, – напомнил он.

– Да, – Абигайль тряхнула головой и, тихонько рассмеявшись, констатировала, – так вы и должны были сказать: дело прежде всего. Извините, Касьян, вы, конечно, правы. Итак, то лицо, о котором я упоминала, посетит вас, скорее всего, послезавтра. Я понимаю, вам предстоит встреча с другом, но постарайтесь все же быть в форме. – Мисс Клейн поднялась и протянула Полубою руку: – Очень рада была с вами познакомиться.

– Я тоже рад, – Полубой резко наклонил голову и прищелкнул каблуками.

Получилось достаточно эффектно, даже если учесть, что он был в гражданской одежде.

Таможенник, ожидающий за дверью, проводил его до выхода из космопорта.

Полубой огляделся, поднял руку, и к нему тотчас подрулил желто-синий глидер со светящейся пирамидкой на крыше. Полубой забросил на сиденье сумку, устроил на левом сиденье риталусов, забрался в салон и захлопнул дверцу.

Водитель, не спрашивая, куда его везти, тронул машину, поднимая ее в коридор, отведенный для пассажирских перевозок.

Полубой бросил рассеянный взгляд вниз, на столицу Содружества. Несмотря на то что раньше он здесь не был, он остался равнодушным к иглам небоскребов, морю рекламных огней, разливающемуся в вечернем сумраке. Все современные города похожи друг на друга. А Новый Петербург, пожалуй, и побольше будет... Да даже если бы он и хотел рассмотреть что-то, пелена мелкого надоедливого дождя свела бы эти усилия на нет.

Дождь преследовал его, почитай, уж полторы недели – четверо суток почти под непрерывным дождем на Луковом Камне, в ожидании команды, которую затребовал Бергер, затем на Новом Петербурге, пока он общался с начальниками Кости и делали визу, и вот теперь здесь, на Нью-Вашингтоне.

Палатку, которую Бергер поставил возле пещеры, в конце концов едва не смыло – ливень шел непрерывно. Они перебрались в пещеру, хотя Константин и скрипел насчет того, что каждый сантиметр обнаруженной лаборатории необходимо обследовать и они могут затоптать важнейшие следы. За четыре дня безделья Бергер обрисовал Касьяну создавшуюся ситуацию – на их ведомство вышел некий важный джентльмен, имя которого Полубою пока не назвали (но то, что он очень осведомленный и чрезвычайно влиятельный человек, показала и встреча в порту). И предложил провести совместную операцию. Сначала это предложение было воспринято с бо-ольшой осторожностью. Но затем, когда этот джентльмен предоставил некие доказательства своего серьезного отношения, дело пошло. Как понял Касьян, эти доказательства заключались в том, что с ведомством Бергера поделились информацией. Причем такой, которая не только подтверждала те сведения, которые Полубой принес с Хлайба, но и проливала некоторый свет на некоторые аспекты враждебной деятельности в других областях... Причем, как выяснилось, инфильтрация в структурах Содружества достигла такого уровня, что данный джентльмен, несмотря на свой крайне высокопоставленный пост, оказался сильно ограничен в возможностях противодействия. Потому и был вынужден обратиться к русским. Ибо вероятность утечки информации, даже если бы он обратился к ведомствам считающихся союзными или хотя бы дружественными государств, была неоправданно велика.

– Издержки демократии, – криво усмехнулся Бергер. – Как только наши коллеги пытаются напомнить о секретности того или иного проекта, ему тут же напоминают, что конгресс, а следовательно, и народ, имеет право знать, на что тратятся деньги налогоплательщиков.

– А у нас что, лучше? – недовольно буркнул Полубой.

Бергер усмехнулся.

– У НАС – лучше.

– Да ладно, – махнул рукой Полубой, – один хрен, только вид сбоку. Думцы всю жизнь во все щели свой нос суют. Я вон помню, даже к нам в казарму делегация приходила. Все головами крутили да пальцами тыкали. Я два часа отдувался. А это что, офицер? – передразнил он. – А это как работает? А за что у вас вот эта нашивочка да эта медалька? И сказать ничего нельзя, потому как потом флотская контрразведка с говном сожрет, и на военную тайну не сошлется. Потому как тут же рожу скривляют и – нате-положьте. Мы, мол, депутаты, нам до всякой государственной тайны дело есть.

Бергер хохотнул:

– А ты как думал? Народ должен знать своих героев... Особенно в тот момент, когда они в дерьмо вляпываются. Поэтому – терпи. Но у нас, на самый крайний случай, есть «личный патронаж Императора».

Полубой скривился. Да уж, куда уж крайней... В принципе, если что-то считалось находящимся под личным патронажем Императора, то никому другому, кроме назначенных им лиц, туда нос совать не следовало. Прищемят, а то и напрочь оторвут. Но поскольку время от времени по этому положению в законодательстве поднималась очередная буча в парламенте, именно под маркой «народ должен знать, на что тратятся...», таковыми объявлялись ОЧЕНЬ немногие дела. Кроме того, их ограниченность была связана со свято соблюдаемым правилом, что таковыми могут объявляться только действительно очень важные и секретные дела, в которые Император ДЕЙСТВИТЕЛЬНО погружался лично и, так сказать, по самую макушку. А если не доверять Императору, то кому тогда доверять-то?..

Между тем Бергер продолжил:

– Еще один нюанс: по этому делу работаем только мы: я и Леонидов... Поэтому связь через посольство – исключена.

– То есть? – удивился Полубой. – А контрразведка? А Государственная безопасность, а...

– Только мы, – повторил Бергер, – и вызвано это не конкуренцией между ведомствами, Касьян. Сейчас нам не до соперничества. Где-то есть утечка. Помнишь, что случилось с генералом Амбарцумяном? Есть мнение, что это была попытка сканировать его мозг.

– ... твою мать! А вы куда смотрели, шпионы хреновы?

– Спокойно. Чего ты орешь? Меры принимаются, однако не так все гладко идет, как хотелось бы. Проверять надо всех, начиная с самого верха. А как ты себе представляешь, к примеру, проверку исполняющего обязанности начальника контрразведки полковника Стрепетова, старшего офицера и, заметь, потомственного дворянина? Чьи предки двенадцать поколений жизнь клали на службе Государю и Отчеству... Вот то-то. Поэтому приходится задействовать минимальное количество людей: ты, Сандерс, м-м-м... наш пока еще тайный для тебя визави, я и Леонидов. Техническую поддержку вам обещали организовать, но в остальном надейтесь только на свои силы. Считай, что ты на вражеской территории.

– А почему именно я? – недоверчиво переспросил Полубой. – Чего это вы к пенсионеру прицепились? У вас, чай, своих натасканных пруд пруди.

– Ну не пруд, но есть, – кивнул Бергер, – но вишь какая закавыка, – он пожевал губами, – нам нужна команда, гарантированно способная справиться с «существом», даже столкнувшись с ним лицом к лицу...

Полубой посмотрел через стекло, на «территорию потенциального противника». Город уплывал назад, и под короткими крыльями глидера появились пригородные коттеджи, в основном двухэтажные, с черепичными крышами, аккуратными лужайками, бассейнами и подстриженным кустарником. Словом, мечта любого нормального члена общества – собственный дом. Людей с высоты в полторы тысячи футов, да еще в дождь и сумерки, было не разглядеть, но Полубой не жалел. Ему казалось, что и люди здесь живут такие же скучные, похожие один на другого и до унылости однообразные, как их жилища.