Страница 2 из 12
Путник хотел как можно быстрее добраться до города и совсем не горел желанием мстить за смерть неизвестного ему человека, который, не исключено, при жизни тоже был порядочным негодяем, однако ноги в стоптанных сапогах сами собой свернули с дороги и повели его в лес. Осознание того прискорбного факта, что вот уже более недели он не упражнялся в искусстве битья рож и крушения костей, не давало путнику покоя. Он шел в Денборг, где его явно не будут рады видеть, небольшая разминка перед опасными приключениями была просто необходима…
Люди часто расстраиваются по пустякам, точнее, всякие несуразные мелочи имеют дурную привычку вторгаться в человеческую жизнь и портить ее, как только могут. Забрызганный грязью плащ, потрескавшаяся по швам куртка или сломавшийся каблук у единственной пары сапог сами по себе не являются бедами, но они злят, лишают человека на время рассудка и заставляют совершать глупости, мысли о которых при иных обстоятельствах ни за что бы не посетили буйную голову.
Неряшливый, поистрепавшийся и изрядно запылившийся в дороге человек был зол. Он прервал свой путь, полчаса брел по пояс в мокрой траве, рискуя простыть или быть укушенным скользким лесным гадом. И все ради чего? Ради встречи с разбойничками, отвратительными и с виду, и по сути своей, лиходеями, чьи мерзкие рожи были просто созданы для его давно не бывавших в деле кулаков. А что в результате? Ну что он получил взамен утомительного скитания по чаще? Ровным счетом ничего, одно расстройство. Нет, конечно, примятая колесами телеги трава вывела его на тайную стоянку банды, но подраться было не с кем… Путник увидел злодеев, но, даже несмотря на относительную многочисленность отряда «рыцарей большой дороги», не счел возможным зачислить их в разряд потенциальных противников.
В дороге он видел немало курьезов, порою забавных, но чаще грустных: разъезжающие на телегах вместо карет благородные барышни с кавалерами; мужик, пытавшийся использовать ржавый меч вместо черенка для лопаты; крестьяне, торговавшие на дорожной обочине порохом да грибами и много-много всего другого, что вызывало изумление, непонимание, горечь и… полный печали смех. За месяц его отсутствия жизнь в колонии изменилась; изменилась разительно, и далеко не в лучшую сторону. Путешественник думал, что уже морально готов ко всему, что нет ничего, что бы его поразило, но когда он выглянул из-за ствола дерева, мельком окинув взором поляну, на которой расположился отряд разбойников, то на несколько секунд потерял дар речи. Хорошо еще, что инстинкты спасают воина, когда его разум парализован или дремлет. Путник не остолбенел у всей банды на виду, а спрятался в укрытии из густой листвы до того, как его кто-то заметил.
По самому центру небольшого пятачка, свободного от деревьев и травы, стояла древняя перекошенная избушка с заколоченными досками окнами. Над крышей развевался флаг – сшитая из разноцветных лоскутков тряпка, на которой неумелой рукой были вышиты то ли пожиравший кобылу таракан, то ли всадник, падающий наземь через голову лошади. Кроме нелепого, да и неуместного стяга (лесные разбойники в отличие от морских не тешат свои заблудшие души иллюзией боевого братства), путника поразило на поляне количество детей, только из которых, собственно, и состояла банда. Грязные, полуголые отроки да девчонки в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет деловито расхаживали вокруг обветшалого жилища, занимаясь работой взрослых: одни мыли стреноженных лошадей, другие готовили на костре пищу и чистили ножи. Как заведено в каждом настоящем отряде, армейском или разбойном, не важно, юные голодранцы выставили и часовых. На крыше дома сидела парочка драноштаных дозорных, а по краю опушки расхаживало пятеро вооруженных мушкетами и топорами парней.
«Молодняк забавляется… Это не может быть правдой! Это просто странные игры смутной поры! Дети копируют жизнь взрослых, только и всего», – попытался найти разумное оправдание уродливой картине увиденного странник, но очнувшийся от потрясения глас рассудка вытряхнул из головы желаемое и заменил его осознанием суровой, жестокой действительности.
Осторожно выглянув из-за ствола и отодвинув в сторону ветку, путник еще раз осмотрел поляну. Нет, подростки не играли в лесных грабителей, а промышляли самым настоящим разбойным ремеслом. Оружие ладно, порой его проще достать, чем сделать копье из палки или согнуть ветку в лук, но вот кое-что другое, что не сразу бросилось в глаза наблюдателя, не оставило сомнений в серьезности происходящего. Из-за дальнего угла избушки выглядывал край телеги, на которой полулежа восседал четырнадцатилетний юнец и, мурлыча что-то себе под нос, оттирал мокрой тряпкой кровь с топора. Сомнений не возникло, это был тот самый топор, которым менее часа назад прикончили на дороге бедолагу-возницу, та самая телега, которой он управлял, и, скорее всего, тот самый малолетний убийца, прервавший жизнь пожилого крестьянина. Перед порогом избушки валялись два пустых мешка. Видимо, в них хранились свекла, лук и репа, которые крестьянин вез на продажу на рынок Денборга. Добыча не ахти, но у рачительных хозяев, которыми, похоже, являлись молодые преступнички, всякая мелочь шла в дело. Часть скудных даров полей уже варилась в большом котле на костре, а остатки пополнили продуктовые запасники банды.
«Ну и черт с ними! Я, к счастью, не их папаша, мне-то до порки малолетних подонков какое дело?! Все равно зазря лесом протопал, не с молодняком же воевать… – подумал путник, медленно отпуская немного пригнутую рукой ветку и возвращаясь в укрытие за стволом дерева. – Сколь веревочке ни виться, а конец да выглянет. Фортуна капризна, она не каждый день улыбается, а бандюгам и подавно. Рано или поздно детишки оплошают и попадутся в руки стражникам. Пускай те грех на душу и берут, пускай те и решают, кого шеей в петлю, а кого плеткой попотчевать да в приют! Вон, графиня Нарион месяца три назад в Денборге пристанище для портовой да рыночной шпаны открыла, туда паскудники сопливые в конце концов и угодят. Грустно, конечно, что такое свинство вокруг творится, но я-то что поделать могу? Мне к моим делам пора возвращаться…»
Не желая связываться с еще не подросшими до достойных противников негодяями, путник стал пятиться обратно в лес. Он отступал осторожно, стараясь, чтобы под его сапогом случайно не хрустнула сухая ветка, и ни на секунду не сводил взгляд с поляны. «Детишки детишками, а если меня заметят, то непременно выстрелят. Тогда начнется потеха… Не хочу я об них мараться, ох, не хочу», – весьма разумно рассуждал пытавшийся незаметно вернуться в лес странник.
Но у Судьбы имелись свои планы, и раз уж она привела мужчину в лесное убежище шайки, то не желала отпускать его просто так. Путник сразу заметил быстрое, бесшумное движение чуть слева за спиной. Он успел среагировать: развернулся, слегка согнув ноги в коленях, и направил посох на отражение предполагаемого удара, идущего ему или в голову, или в спину. Каково же было его удивление, когда толстое древко рассекло пустоту, вместо того чтобы столкнуться с мечом, топором, кинжалом или чьей-то глупой головой. В тот же миг он заметил низкорослое, темное существо, поднырнувшее под посох и приблизившееся к нему вплотную. В следующую секунду его живот пронзила сильная боль. Острое лезвие то ли кинжала, то ли охотничьего ножа распороло одежду и должно было погрузиться в живот чуть повыше пупка, однако, упершись в рукоять засунутого за пояс пистолета, скользнуло по ней и по инерции ушло вверх, распоров кожу и мышцы до самого правого соска. Мужчина застонал и крепко стиснул зубы, в кровь прикусив нижнюю губу. Инстинкты опять не подвели, они не дали жертве нападения закричать и привлечь к себе внимание остальных разбойников.
Увидев, что первый удар не повалил противника наземь, маленькое, но очень враждебно настроенное существо, облепленное зелеными ветками и с копной рыже-коричневых, сальных волос на голове, не растерялось и тут же нанесло последующих два удара. Оно еще ниже пригнулось, а острая сталь в его руке быстрыми, скользящими движениями прошлась по верхнему основанию икроножных мышц на ногах борющегося с болью человека. Путник тут же упал, сильно ударившись позвоночником и затылком о торчащий из земли корень. Неизвестной породы лесной житель, а может, обычный, но чудовищно грязный подросток мгновенно вскочил на грудь жертвы и занес тоненькую, еще не окрепшую ручку, метясь окровавленным лезвием охотничьего ножа точно в горло поверженного противника. Однако всего за секунду до того, как смертоносное острие должно было коснуться небритой шеи, резко выкинутый вперед правый кулак мужчины глубоко погрузился в самый центр живого куста. Нападавший не издал ни хрипа, ни вздоха, он даже не выронил из кулачка крепко зажатый нож… так и отлетел назад, сильно ударившись спиной об изогнутую ветку, возвышавшуюся всего в метре над землей. За глухим ударом последовал звук падения; обмякшее тельце приземлилось лицом в траву и больше уже не двигалось.