Страница 15 из 27
Костя повернулся. В дверном проёме, подпирая плечом косяк стояла женщина в ночной рубашке неопределённого цвета, а рядом с ней Женька, серьёзно настроенный.
Амбал перестал креститься, матюгнулся и пошёл в кухню. Стало слышно, как он пьёт воду, охая и отфыркиваясь, словно лошадь.
– Ну, давай подарки, раз пришёл, – деловито сказал Женька и подошёл к Косте. Костя молча вынул из мешка пакетик с конфетами и синенький школьный костюм.
Женька сгрёб подарки в охапку и снова вернулся в дверной проём. Тем временем Амбал отпился и вновь нарисовался в коридорчике.
– Покажи, покажи Евгений, чем тебя этот хренов Мороз наградил. Он начал рыться в пакетах и, довольный, разлущил конфету.
Женщина устала подпирать косяк и тоже пошла на кухню отпиваться.
– А вот это дело! – зарадовался Амбал, добравшись до костюмчика. Это спасибо Дедушке Морозу! – Не дам пропить! Это моё! – вцепился Женька в пакеты.
– Тебя, сявка, кто спрашивает? – посуровел Амбал. – Твоё дело телячье – обосрался и стой. Настя! Я к Иванычу забегу, – крикнул Амбал и стал обуваться.
– Не дам! – заорал Женька и тут же получил суровую плюху.
Ноги у Кости неожиданно стали ватными на секунду, потом стало лёгким тело.
– Отдай ребёнку, – не сказал, а прошипел Костя и левой рукой поднял Амбала за грязный ворот. Потом он врезал ему правой. Амбал, похоже, плохо соображал – стоял прислонившись к стенке – в руках пластиковые пакеты. Потом Костя, схватив Амбала за грудки, колотил его о стену. Потом острой иглой пронзило Косте спину.
Сначала спину, а потом шею. Костя услышал крик:
– Это мой Дед Мороз! Не убивайте! Не дам!
– Это они меня зарезали, – догадался Костя, ослаб и уже на полу с любопытством смотрел, как у него под подбородком надуваются и лопаются брызгами красные воздушные шарики.
– Ромашки спрятались, поникли лютики… Ёлка плакала сначала от домашнего тепла… Всё равно его не брошу… Восстань, пророк, и виждь и внемли… Мне осталась одна отрада – пальцы в рот… На века, до конца – Коммунисты – вперёд!..
…не нужен мне берег турецкий… замерзал ямщик… Когда я итожу то, что прожил…
…белый аист летит… ты ж меня, молодого, з ума-розуму звела…чуден Днепр при тихой погоде, когда…а кушать хочется всегда…и тьма и хлад в моей пещере. Одежды ветхи. Сплю в гробу… что ж. камин затоплю, буду пить… и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую… наши нивы глазом не обшаришь… ночь светла, туманный путь блестит… да, я шут, я циркач – так что же?.. и спокойно и ласково скажет, что ребёнок похож на меня… вы посмотрите на себя… на берег крутой… махнём не глядя, как на фронте говорят… о закрой свои бледные ноги… дыша духами и туманами… будьте добры, причешите мне уши… он поёт по утрам в клозете… звяканье шишек зелёных… ближе к сердцу кололи мы профили… а ну-ка, парень, подними повыше ворот… я волчка не завожу, а уселась и сижу… моцно трымался юнак на допросе…esturday…я чувствую себя маленькой продрогшей обезьянкой… тогда уж тебе придётся на мне жениться… Я маленькая балерина… наш уголок нам никогда не тесен… выбери меня, выбери меня… от слов таких срываются гроба шагать… одинокая бродит гармонь… любовь не вздохи на скамейке… постой-ка, брат мусью… два раза не умирать… ничто нас в жизни не может вышибить из седла…
А рассвет настал и в самом деле раньше времени. Восток побледнел, звёзды начали расплываться, тонуть в этом белёсом, и, вдруг, солнечный луч взлетел снизу вверх, подкрашивая случайные облачка.
Костя скосил глаза – в кресле, поджав ноги под себя, дремала Тоська в белом халате. На стенке за нею блестели никелем загадочные краники и трубочки.
– Это я в больнице, – сообразил Костя.
– Это я в больнице! – зарадовался он всем своим телом.
– Это я в больнице? – засомневался Костя и начал для пробы шевелить пальцами рук. Всё было в порядке. Костя поднял правую руку и ощупал лицо – там тоже было всё на месте.
– Тоська, кончай дрыхнуть! – хотел сказать Костя, да выдавил из себя только свистящее – Тоська – остальное то ли хрипом – то ли шипом.
Тут-то Тоська и проснулась.
Проснулась и радостно затараторила:
– Костя! Тебе нигде не болит? Честно? Это хорошо. Ты только молчи! Доктор не велел тебе разговаривать. Их, паразитов, поймали. Да, и чего ловить – мальчонка к соседям прибежал – кричит мамка Деда Мороза зарезала. Соседи и позвонили. А тут как раз патрульная машина мимо проходила. Милиция уже сама скорую вызвала. А эти признались прямо там в квартире. Ты только молчи. У тебя связки были перерезаны, да лёгкое…
Тут Тоська устала лопотать и заплакала:
– Если ты и в этот раз на мне не женишься, я сама тебя зарежу! Понял?
– Женюсь, женюсь – какие проблемы, – прохрипел Костя. Он только сейчас заметил, что ему больно говорить. Костя поманил Тоську рукой, а когда она наклонилась, притянул к себе и поцеловал.
– Кота кормишь? – спросил он почему-то. А когда Тоська кивнула, стал давать указания:
– Ты езжай ко мне. У Арнольда в полосатом матрасике деньги зашиты. Ты возьми сколько надо – тебе деньги сейчас нужны.
Тоська замотала головой:
– Мне не нужны деньги – мы обходимся. Да, ребята концерт в твою пользу организовали – вот! – и Тоська, порывшись в сумочке, показала Косте пачку денег.
– Я ничего не тратила – нам ещё денежки нужны будут.
Костя довольно кивнул головой и собрался было заснуть, да вошёл молодой врач, довольный начал щупать Косте пульс.
– А жена Ваша – молодец, – похвалил Тоську врач. Хорошо, что такие женщины есть. А то…
– А то – что? – спросил Костя и начал Тоськой гордиться.
– Всё, что хочешь, – ответил врач. Он был опрятен, чисто выбрит и от него шёл приятный запах. – У нас тут всего насмотришься.
– А когда домой? – забеспокоился Костя.
Врач улыбнулся радостно:
– По весне, как водится, по весне.
Врач вышел, а Костя усталый и счастливый заснул.
И весна пришла.
Весна пришла раскрытыми окнами и запахом оттаявшей земли. Весна пришла громкими голосами на улице и фиалками на тумбочках больных. Фиалки стояли в банках из под сметаны и напоминали о любви. О любви же напоминали многочисленные романы между выздоравливающими, столь бурные, как будто влюблённым сторонам отвели несколько дней всего для продолжения рода и они боялись упустить время.
Костю, счастливого и немного ослабевшего от солнечного света, городского гомона и свобода, привезла домой Тоська, тоже счастливая и умиротворённая.
Костя принял ванну и за обедом благосклонно слушал ябеды кота Арнольда, который тёрся о ноги и намурлыкивал о всём и о вся.
Потом они с Тоськой отключили телефон и любили друг-друга двое суток, прерываясь лишь на краткий сон и еду.
Костя был счастлив, как бывает счастлив человек, корого приговорили к отсечению головы и уже на эшафоте помиловали.
– Человек создан для того, чтобы быть счастливым! – сделал для себя открытие Костя. – Это же главный смысл жизни – быть счастливым. И жизнь так прекрасна, что по другому ощущать себя просто нельзя. Вся та мелочёвка, которая портит нам жизнь придумана нами же. Придумана для того чтобы оправдать свою лень, косность, слепоту и глухоту. Нет! Теперь, когда я понял, что к чему, я обязательно буду счастлив ежеминутно!
А потом они с Тоськой поехали в ЗАГС подавать заявление. А ещё потом Тоська занялась обменом их квартир на одну большую. А Костя поехал по заводам искать работу. Правда, ему дали инвалидность третьей группы, но на эти деньги жить было нельзя – нужно было искать выход. И выход нашёлся на ремонтно-механическом заводе, когда симпатичный крепыш – начальник отдела кадров предложил Косте пойти учеником слесаря. И жизнь, весёлая и радостная, пошла-покатилась.
Костя предложил не тратиться зря на свадьбу, а поехать на юг, прихватив с собой Инку – Тоськину доченьку. Они вернулись загорелые и уверенные в себе. И Инка уже звала Костю папой.
Как-то в осень Костя осторожненько спросил: