Командор

А через день с палубы корабля мы увидели главный город Ямайки, ее столицу Порт-Ройал.

Хоть он и был столицей, но ничего особенного из себя не представлял. Иная провинциальная дыра в Европе выглядит намного краше. Одно – и двухэтажные домики, обязательный форт, несколько разномастных парусников в гавани…

Питер отправился на берег – улаживать, по его словам, различные формальности, а мы остались ждать. Через полчаса к кораблю подошел отряд солдат в красных мундирах, и у меня тревожно заныло под ложечкой.

Вышедший вперед офицер объявил нам, что именем короля мы арестованы, и приказал сдать оружие.

– Что будем делать? – тихо спросил меня Ширяев. В его глазах я прочитал знакомую решимость.

– Ничего. – Я лихорадочно оценивал наши возможности. Наше с Костей состояние не позволяло нам действовать в полную силу. А хоть бы и в полную – уложи мы сейчас этих солдат и захвати корабль, в море нам все равно не выйти: пушки форта держат под контролем выход из гавани. Нас расстреляют, как куропаток, а мы даже не сможем им ответить. И я повторил: – Пока ничего. Сдадим сабли и кремневое оружие. Это старье мы всегда раздобудем. Пистолеты оставьте и спрячьте. Главное – держаться всем вместе. А там посмотрим, как лучше поступить.

– А ты в тюряге-то сидел? – ехидно поинтересовался у меня Рдецкий. – По фене ботаешь?

– Посижу для разнообразия, – ответил я. – Кому знать, как не тебе: нет таких тюрем, из которых при желании нельзя бежать.

Не знаю, каковы британские солдаты в бою, но арестовать нас они толком не сумели. Мы сами выложили перед ними трофейное оружие и жалкие остатки денег; нас даже не стали обыскивать.

Разлучать нас тоже не стали. Всех загнали в одну пустую камеру местной, весьма неказистой, но прочной тюрьмы. На полу валялись кучи прелого сена, в углу стояло зловонное ведро, служившее парашей, свет пробивался в крохотное незастекленное окошко где-то под самым потолком. Массивная деревянная дверь без полагающегося в таких случаях глазка, скрипнув, отделила нас от мрачного коридора. Наше заточение началось.

Кормили нас отвратительно. Два раза в день совали по миске непонятно из чего сваренной бурды и по сухарю. Всех нас поодиночке вызывали на допрос, но и тот провели довольно формально. Фамилия, имя, возраст, как оказался в шлюпке, давно ли занимается пиратством, и прочая ерунда в том же духе. Через день-другой про нас словно вовсе забыли.

Наконец на пятый день заточения нас вывели в грязный зал, и там в присутствии разношерстной публики чванливый судья в парике зачитал единый для всех приговор. За пиратское нападение на английских подданных (!) мы приговаривались к повешению, но по милостивому ходатайству губернатора смертная казнь заменялась пожизненной каторгой.

Каторгой у них, похоже, называлось обычное рабство. Прямо в зале состоялся аукцион. Я, Костя, Гриша, Петрович и Кузьмин были куплены одним плантатором, остальные восемь – другим. Колесо судьбы завершило очередной оборот, превратив нас в заурядных рабов. Вот уж чего никогда не предполагал! Но ладно.

Наш хозяин – толстый и на вид добродушный мужчина сорока с лишним лет – отвел нас под охраной солдат на свою плантацию, расположенную километрах в десяти от города, и поместил в грубо сколоченный барак. Обстановка там оказалась такой же, как и в камере, только вместо прежних тринадцати в бараке прозябало человек пятьдесят. Среди этой толпы резко выделялись захваченные в плен во время очередной скоротечной войны французы.

Их было девятнадцать человек – матросы, солдаты и тридцатилетний капитан королевской армии шевалье Мишель д'Энтрэ: невысокий, с живым умным лицом и манерами прирожденного аристократа. К сожалению, французского я не знаю, и общаться с ним приходится на ломаном английском, но, как мне кажется, он может стать нашим союзником.

В блокноте остались четыре чистые странички, оставляю их напоследок. Спесивые англичане, рвущиеся к власти над миром, еще не знают, с кем свела их судьба. Надеюсь, им совсем недолго оставаться в неведении. Вот подлечусь, восстановлю былую форму, и можно будет устроить им представление. Всерьез меня волнует только одно: где мне искать своих женщин? Островов тут много…

48. Ярцев. «Если б я был султан»…

Я вел шлюпку в сторону острова, а сзади грохотали орудийные раскаты. Душою я был с теми, кто остался на бригантине и сейчас вел бой с пиратами. Но я прекрасно понимал, что военное счастье – штука зыбкая, и мы обязаны в любом случае хотя бы попытаться спасти женщин и детей. Тех, кого судьба доверила нам. Спать лучше, ядрен батон, со спокойной совестью.

И все равно было чертовски неприятно, что за кормой кипит бой, а я вынужден спешить в противоположную сторону. Нет, никакой воинственности во мне нет, и, веди шлюпку кто-нибудь другой, я остро завидовал бы ему. Как бы ни храбрился Кабанов, одержать победу в морском бою у наших нет никаких шансов.

А много ли шансов у нас? Шлюпка, она шлюпка и есть. Вполне может статься, что нас отнесет в открытое море и нам суждена смерть от голода и жажды. Да и что нас ждет на берегу? Два десятка женщин, полдюжины детей и мы с Лудицким. Компания, блин! Единственное средство защиты – пистолет с двумя обоймами, выданный мне после захвата бригантины как старшему из моряков. Я и стрелять-то из него, честно говоря, не умею. Не было практики.

Надо было Сереге дать мне в помощники кого-нибудь из своих орлов. Понимаю, что на корабле они необходимы позарез, но все-таки… Спасать так спасать. Я на роль ангела-хранителя не гожусь, Лудицкий – тем более. Он и в шлюпке-то забился сразу в уголок и сидит тише мыши. Дело понятное: тут не языком молоть надо, а головой работать да руками шевелить. Я уж не говорю, что будет, доведись нам повстречаться с тенью того же сэра Джейкоба!

Фактически, надеяться я могу только на самого себя. Помощник у меня хреновый, о женщинах в роли бойцов лучше промолчать, детям еще подрасти надо. Может, многим оставшимся даже легче. Ответственности никакой, рядом Кабанов, Сорокин, остальные ребята. Если подумать, то что для нас смерть? Не лучший ли это выход, позволяющий разом прекратить нескончаемые страдания? Хорошего все равно не дождаться. Хорошее осталось там, в недостижимом прошлом – оно же будущее, – и вернуться туда мы не в силах. Даже будь с нами ученые, что бы они сделали без лабораторий и аппаратуры? Не больше, чем мы. В такой ситуации один Командор ценнее любого научного института.

Мы успели отойти достаточно далеко, и впереди уже замаячил берег, когда нас догнал страшный грохот, а следом – еще один.

Это могли быть только взрывы, причем взрывы мощные – вроде того, который разнес вдребезги не выпускавший нас с острова фрегат.

Первым моим побуждением было немедленно переложить руль и вернуться к месту схватки. Но именно этого делать я права не имел. Я обещал Сергею сделать все для спасения женщин, и желания мои при этом не играли никакой роли. Хорошо, если взорвался фрегат, а если бригантина? И я, как последний идиот, сам привезу пиратам наших женщин.

И тут мне стало по-настоящему страшно. Ладно, пираты, а вдруг и на берегу найдутся, блин, любители женской плоти? Никакие привычные законы в этой части света не действуют. Кто мы для них? Жители далекой полуазиатской страны, с которыми можно не церемониться. Жалуйся, не жалуйся…

А вскоре берег приблизился настолько, что мне стало не до рассуждений. Пришлось все внимание переключить на управление шлюпкой, чтобы раньше времени не налететь на какой-нибудь риф. Хорошо хоть, что пассажирки не видели, куда нас несет. Только истерики мне сейчас не хватало…

Впрочем, путешествие наше завершилось вполне благополучно. Шлюпка мягко ткнулась носом в белый песок пляжа, и я с облегчением объявил:

– Выгружайсь! Приехали!

Прибытию на берег обрадовались лишь дети. Остальных томила тревога, и в их душах для радости просто не осталось места. Да, нам не пришлось участвовать в бою, но означает ли это, что мы спаслись? Если бригантина с мужчинами погибла, то нам неоткуда ждать помощи, а одинокой женщине трудно устроиться даже в наш эмансипированный век. Здесь же господствовала чисто мужская цивилизация, и мои подопечные заранее ощущали себя весьма неуютно.