Командор

Погиб Чертков. Ившин, раненый в третий раз, отбивался из последних сил. Впавший в отчаяние Грумов зажмурился и сразу рухнул на палубу с разбитой головой. Уцелевшие под руководством яростно сражающихся Сорокина, Грушевского, Ширяева и Рдецкого сумели объединиться и, прикрывая друг друга, стали прокладывать дорогу к корме.

Сергею удалось убить еще троих. Удар ногой отправил за борт четвертого, и силы на квартердеке сравнялись. Четверо против четверых. Будь его товарищи чуть опытнее, исход не вызывал бы сомнений, но даже один на один им было трудно устоять против умелых флибустьеров. Кабанов стал уставать, и уже не мог продолжать бой в прежнем темпе. Не до конца зажившая рана напомнила о себе, и каждый следующий выпад давался все тяжелее. Он уже пропустил пару ударов, но, к счастью, отделался царапинами. Кузьмин тоже был ранен, и тут снизу подоспела подмога.

Оставшихся пиратов мгновенно прикончили, и два десятка мужчин – все, кто остался от невольных путешественников во времени – заняли оборону на юте. Почти все были ранены, в пистолетах почти не осталось патронов, пиратов же на бригантине было не менее сотни. Возглавлял абордажную команду сэр Джейкоб (именно он убил Черткова), а десятка три под командованием Хэнка охраняли фрегат. Воспользовавшись паузой в бою, некоторые пираты перезарядили пистолеты, и одним из первых выстрелов был ранен Сорокин.

– Нам не удержаться, – задыхаясь, выдохнул Кабанов раненому Косте. Он зарядил карабин последними патронами и теперь высматривал себе достойную цель.

– Думаешь взрывать фрегат? – спросил Сорокин. Между собой они много раз обсуждали это – как последнее, что могли сделать в этой жизни. Оба понимали, что момент уже наступил, и если решение откладывать, то осуществить его они уже не успеют.

– Да, – коротко ответил Кабанов.

Люк во внутренние помещения был предусмотрительно заколочен, удерживать два внешних трапа могли всего несколько человек. Но долго ли они смогут продержаться? Кабанов приказал Флейшману спустить на воду подвешенную за кормой шлюпку, а затем по его сигналу (три револьверных выстрела подряд) всем покинуть обреченный корабль.

С собой Кабанов взял только Грушевского. Сорокин был ранен, Ширяев защищал один из трапов, а на Рдецкого в таком деле Командор положиться не мог. С собой взяли самодельные бомбочки с фитилями. В пистолете у Геннадия осталась полная обойма, и десантники надеялись пробиться до крюйт-камеры пиратского фрегата. На бригантине пиратов было уже слишком много…

Перед атакой на фрегат Кабанов бросил последний взгляд на защитников бригантины. Ширяев с горсткой уцелевших оборонял один из ведущих на ют трапов. Оборону второго возглавлял Рдецкий.

Трое, спрыгнувшие на палубу фрегата (малолетний Саша без разрешения бросился за Сергеем и Геной), застали оставшихся на нем флибустьеров врасплох. Ни одна из пуль Грушевского не пропала даром, двоих уложил из карабина Кабанов, и им удалось почти без проблем преодолеть половину пути, когда не меньше десятка пиратов бросились на них со всех сторон. Рявкнул карабин, последние пули выпустил Грушевский, и враги сошлись врукопашную.

Возглавлявший пиратов Хэнк одним ударом рассек парнишку почти пополам, надвинулся на Кабанова, и тот, охваченный яростью, выпустил в упор оба оставшихся заряда. Рассчитанная на кабана картечь отшвырнула здоровенного пирата на несколько шагов. Его гибель стала настолько впечатляющей, что остальные невольно замешкались, и это подарило десантникам несколько лишних мгновений.

Цель была почти достигнута, когда на их пути вырос вернувшийся на свой корабль сэр Джейкоб, а с ним еще несколько пиратов. Еще около десятка флибустьеров торопливо карабкались обратно на фрегат, и нужно было действовать как можно быстрее.

– Я прикрою! – Кабанов обрушил на голову ближайшего пирата такой удар, что у карабина отлетел приклад.

Швырнув ставшее бесполезным оружие в другого разбойника, Сергей выхватил шпагу и успел парировать выпад сэра Джейкоба. Клинки замелькали в воздухе с невероятной быстротой. Левой рукой Кабанов пытался дотянуться до револьвера, однако темп боя был настолько высок, что ему это никак не удавалось. Пиратский капитан оказался очень серьезным противником, а десантник потерял много крови и сил, и они сражались на равных.

Воспользовавшись кратким замешательством пиратов, Гена проскочил мимо сражающейся пары, сбил подвернувшегося флибустьера и остановился у заветного люка, поджигая короткий фитиль. Пираты поняли смысл его действий, и несколько выстрелов раздались почти одновременно…

Краем глаза Кабанов увидел, как форма его напарника окрасилась кровью, и тут же сам почувствовал холодный укол под сердце. Десантник инстинктивно отпрянул, и сэру Джейкобу не хватило длины руки, чтобы закончить удачный выпад. Фрейн мгновенно бросился вперед, но Кабанов увернулся, парировал удар и нанес свой.

Шпага пронзила сэра Джейкоба насквозь и вышла чуть выше выреза на кирасе. Гроза Карибского моря застыл. В его глазах читалась не столько боль, сколько изумление. Через секунду он стал медленно валиться, и на палубу рухнул уже труп.

Кабанов наконец-то выхватил револьвер и, заметив, как умирающий Грушевский все-таки столкнул бомбу в люк крюйт-камеры, трижды выстрелил в набегающих пиратов. Еще тремя торопливыми выстрелами он уложил трех оставшихся вблизи и получил небольшую передышку. Сергей откинул барабан, вытряхнул гильзы, загнал в опустевшие гнезда новые патроны… Как раз вовремя, чтобы через две секунды выпустить их в упор по очередным врагам.

Палуба вокруг него опустела, и Кабанов вдруг ощутил страшную усталость, какая наваливается на человека, выполнившего свой долг до конца. Сделать больше он просто не мог. Раны разом напомнили о себе жгучей болью. Сергей осмотрелся.

От противоположного борта к нему мимо убитого сэра Джейкоба медленно, как в кино, бежали пятеро. Возле распахнутого люка лежал мертвый Грушевский. Из люка, уплывая в знойное и пронзительно-синее небо, поднималась сизая струйка дыма. Фитиль догорал.

Сергей машинально сунул опустевший револьвер в кобуру, и тут внизу громыхнуло.

«Морской вепрь» вспух изнутри. Фонтан палубных досок и обломков взметнулся в небо, подгоняемый многометровыми языками фиолетового пламени. Перебитые мачты медленно и торжественно рухнули на стоявшую вплотную «Мэри», расшвыривая обрывки канатов и клочки пылающих парусов. Ослабленная несколькими залпами обшивка фрегата не выдержала взрыва нескольких тонн пороха. Взрывная волна снесла фальшборт бригантины и ворвалась в орудийные порты. Рванули стоявшие возле орудий бочонки с порохом, снося переборки и палубы. Погреба «Мэри» были почти пусты, но и того, что там оставалось, хватило вполне. Она взорвалась полминуты спустя, когда до пороха добралось соревнующееся с водой пламя…

Часть пятая

Виктория

46. Флейшман. Шлюпка

Понятия не имею, как мы уцелели в этом аду. Вместо связной картины в памяти остались разрозненные обрывки. Прыгающие на квартердек пираты, рвущая их тела картечь охотничьего карабина, занесенная надо мной сабля, мой выстрел в упор, калейдоскоп ударов, мелькающий разъяренным дьяволом Серега, еще один выстрел…

В безумной лихорадке боя мне было не до оценки нашего положения, и лишь спустив шлюпку, я понял, что дело – труба, и сейчас Кабан взорвет всех к чертовой матери. Но даже это знание пришло как нечто абстрактное, точно моей судьбы это никак не касалось. Никогда не считая себя храбрецом, тогда я не испытывал ни малейшего страха. Я вообще ничего не испытывал, кроме какого-то необъяснимого азарта.

«Есть упоение в бою…» Да, есть. Признаю правоту поэта. Только упоение это сродни алкогольному и заглушает все остальное. Человек теряет голову, и спроси его потом – не вспомнит, что делал, когда и как. Редкие люди сохраняют способность рассуждать в таком состоянии, а если они при этом умеют отдавать четкие приказы, то им цены нет.