Гавань Командора

Но и ему никто не мог указать, как себя вести. Став единовластным правителем, Петр окончательно перестал считаться с мнением собственных подданных. Его друзья проживали на Кукуе. Вот их-то он еще послушать мог.

Ночь прошла весело. Следующий день Петр Алексеевич вновь ездил по делам. Он принадлежал к счастливейшим людям на земле – к тем, кто похмелья почти не ведает и потому готов гулять день и ночь, а уже рано утром упорно работать. Словно не была принята накануне доза, любого другого человека уложившая бы на пару дней – отлеживаться и страдать.

Ближе к вечеру самодержец пригласил к себе кучу народа, дабы те могли познакомиться с голландскими мореходами, оставшимися зимовать в России. Моряков, как известно, Петр вообще любил.

…В день прибытия государя Командор был дежурным и никуда отлучиться из полка не мог. Даже если бы его позвали.

Но кто позовет? Русские в большинстве своем к иностранцам относились предвзято. Иностранцы же, проживающие на все том же Кукуе, где снимал дом Санглиер, относились к новому соседу довольно настороженно. Сами они были, как правило, почтенными отцами семейств с соответствующим обликом морале. Про Командора уже через какое-то время поползли слухи, что обе женщины, живущие в его доме, как бы сказать… Ну, не просто живут…

Здесь благопристойные обыватели замолкали, не в силах вымолвить пусть недоказанные, однако вполне достоверные сплетни. Откуда они пошли, кто первым так решил, осталось неизвестным.

Зато прямым следствием стало двойное отношение к Командору. В колонии его уважали как профессионального воина, не один он был иноземным офицером в потешных полках, и в то же время косились за весьма сомнительное поведение в свободное время.

В лицо Сергею никто ничего не высказывал. Не стоит огорчать такого человека, ведь он вполне может огорчить вас в ответ. А вот некоторый холодок отчуждения в общении с ним чувствовался.

На мнение обывателей сам Командор просто плевал. Только было чуть неудобно перед женщинами. Ведь шушукались не только за его спиной. Им тоже доставалась некоторая толика.

Командор мельком увидел Петра на другой день. Государь заскочил ненадолго в один из своих любимых полков. Поговорил с солдатами и офицерами, спросил Командора, как ему служится и каковы успехи в обучении, а заодно и остальных делах. Даже шепнул, мол, кое-кто недоволен офицером, для которого закон не писан. Учит людей так, словно не существует никаких правил ведения войны.

И, справедливости ради, изложил мнение командовавшего полком Головина. Того самого, который по совместительству занимал столько постов, что один их список полностью бы занял целую страницу. Мелким почерком, ибо крупным бы не поместилось ни за что и пришлось бы продолжать на следующей.

Головин Санглиера хвалил. Немолодой родовитый боярин, чуть ли не с рождения Петра ему верно служивший, обладал немалым здравым смыслом, да и отнюдь не считал Запад неким эталоном в военных делах.

Похвалой и завершилась вторая встреча с будущим императором. Петр отправился к семеновцам, а Командор некоторое время побыл в канцелярии, доказывая необходимость получения целого ряда хозяйственных вещей. Военное дело не только муштра, учеба, собственно война, наконец. В первую очередь это своеобразный быт. А любой быт нуждается в обустройстве.

Кое-что выбить удалось. Только дать обещали на днях. Добиться большего все равно не получалось. Занятий по случаю зимы практически не было. Какие занятия, если шинели и те не были изобретены, а в плаще русской зимой по улице долго не походишь? Морозы явно опускались под тридцать.

Дома ждал уют, крохотный сын, две женщины, опять вполне помирившиеся, хотя порою и укорявшие единственного мужчину в некотором пренебрежении семьей, и даже их служанка-негритянка. Еще один повод для сплетен обывателей Кукуя. Негров в Европах не видел почти никто.

Самой Жаннет приходилось несладко. Бог с ним, с языком. По-русски говорить она более-менее могла. Но как привыкнуть к холоду, когда снега раньше никогда не видела?

Черный человек и белый снег совмещаются плохо.

Насладиться домашним уютом Сергею не дали. За воротами остановились сани, и в дом ввалился Голицын. Всего лишь поручик, хотя в двадцать лет это тоже порядочный чин, зато самый настоящий князь.

– Добрый вечер, Миша. С чем пожаловал? Проходи, сейчас велю что-нибудь подать. – Собственный возраст, служебное положение, а главное – расположение князя позволяли Командору говорить ему «ты». – Обедал?

– Некогда. – Румяный с мороза Голицын даже не стал снимать шубу. Лишь сделал несколько шагов к печке и протянул к ней озябшие руки. – Нас зовет государь.

– Куда? – односложно уточнил Командор.

Петр мог назначить встречу где угодно.

– Во дворец Лефорта, – так же коротко ответил князь.

Есть приглашения, от которых отказаться невозможно. Хотя встречаться с самодержцем на пиру Кабанову совсем не хотелось. В отличие от Петра, после предыдущей встречи Командор приходил в себя два дня и даже на третий чувствовал себя плоховато. Хотя и потреблял в неограниченном количестве рассол и то, что по идее должно было поправить надорванное царским гостеприимством здоровье.

– Хорошо. Только переоденусь.

Дома в форме Кабанов не ходил. Отправляться же к государю в штатском было неудобно.

– Девочки, я к царю. Скоро не ждите, – попутно успел предупредить Юлю с Наташей Кабанов.

Тем оставалось лишь вздохнуть. А думали, будет вечерок в своем кругу. Прошлый Сергей провел в полку.

Снаружи лютовал мороз. Если бы не меховой полог в санях, то до дворца можно было превратиться в снеговика. Или хотя бы в сосульку. Правда, в форменной треуголке и при шпаге.

Дворец Лефорта был освещен не в пример лучше, чем в прошлый раз. Тогда Петр устроил застолье лишь для ближайших людей. Недавнее поражение не располагало к разгулу. Сейчас неудача успела забыться, да и число приглашенных, своих и чужих, было таково, словно наступил какой-нибудь праздник.

В залах за заставленными столами сидели люди в самой разнообразной одежде. Традиционно русские наряды чередовались с новой формой потешных полков, те – с европейским платьем живущих здесь иностранцев и оставшихся на зиму заморских гостей. Даже боярские шубы и те встречались. Хотя нечасто и только в главной зале за столом для наиболее важных персон. Кое-кто из бояр с самого начала поддерживал Петра, а он еще не догадался в благодарность отрубить им бороды и покромсать шубы. Это придет гораздо позже. После путешествия в цивилизованную Европу.

– А, француз! Все никак не могу поговорить с тобой, – приветствовал Командора Петр. – И князь тут! Да вы присаживайтесь рядом, не стойте.

Будто не он посылал Голицына за Преображенским капитаном.

– Счастлив видеть вас, Ваше Величество, – склонил голову Кабанов.

– Ладно. У нас тут без чинов. Можешь звать герром Питером, – милостиво махнул рукой царь. – Или как у вас во Франции?

– Обычно – месье, а к королю – сир, – чуть улыбнулся Командор.

Мысль называть царя «месье Петр» показалась ему забавной. Как-то не вязалось французское обращение к отнюдь не куртуазному монарху. Невольно вспоминался Король-Солнце. Не как образец властителя, а как образец внешнего лоска. Того, которого не хватало Петру.

– Кто – сир? – влез из-за плеча самодержца Алексашка. В отличие от своего патрона, Меншиков был заметно на взводе.

– Сир – это французское обращение к королю, – пояснил Лефорт. Он по-прежнему выглядел нездоровым, но, как прежде, вполне справлялся с ролью гостеприимного хозяина.

– Понял, балбес? – под хохот вблизи сидящих спросил Петр.

Кое-кто из пирующих в стороне от государя тоже захохотал. Хотя расслышать слов повелителя не мог. Но есть сподвижники, а есть и обычные подхалимы.

Кабанов тоже посмеялся. Ему Петр с Алексашкой в данный момент напомнили Чапаева с Петькой. Не реального комдива, в качестве карателя заявившегося на Урал и там получившего по заслугам, а вечного персонажа анекдотов. Даже усы в наличии для полного сходства.