Страница 4 из 15
Трассы тянулись от первого, правофлангового танка. Выглядел он жутковато – вместо прежнего камуфляжа на черноте сгоревшей краски четко выделялись белые потеки огнетушителя.
Затем в небе родился пронзительный сверлящий звук, и воздух вокруг меня взорвался.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Фриц-Баварец как из-под земли объявился.
Я только-только брезентик в тени, под яблоней, раскинул, растянулся, думал покемарить какой часок с набитым брюхом – и на тебе.
– Эрих, а, Эрих. Пойдем в город.
– Нет.
– Пойдем, Эрих, – начинал канючить Баварец. – Давай.
– Отвали, – лениво проговорил я, – дай отдых человеку.
– Ну Эри-их…
– Отвали. Не ной над душой. Никуда я не пойду. Что, спрашивается, я в том городе не видел? Пару улочек загаженных? Кой черт ноги топтать? Название одно чего стоит – Ко-но-топ! Спрашивается, может приличный город Конотопом называться? Да ни в жизнь!
– Ну как же, Эрих, – Баварец на корточки передо мной присел, по сторонам зыркнул и маслено так подмигнул. – Базар же там… ребята из ремроты, что вчера ходили, говорят, шнапс – сущие гроши. И девки.
Вот в этом-то и весь наш Баварец. Ему какую хошь трепанацию производи – в башке только «Тема Раз» [2]. Выпивку и баб где угодно отыщет. Даже в Антарктиде, небось, оставь его на час-другой – уже с пингвинихой снюхается и из яиц коктейль сварганит. Ну и где чего схомячить, по этому делу он тоже всегда в первых рядах галопом несется.
Помню, как он в нашем батальоне появился, толкая перед собой детскую коляску, заваленную всякими ящиками и чемоданами. Шел первый месяц Развала, неразбериха полная. Никто ведь поначалу не верил, что эти восставшие всерьез чего-то добьются. Армия вторжения, как же… откуда на шестом году войны «из ничего» хоть корпус полнокровный взять… насобирали сброд недоделанный. Плюс первая десантная дивизия – тоже та еще «краса и гордость». Те добровольцы, что до войны за нашивки с парашютом по десять на место ломились, еще в первый год легли, а на их место присылать стали… всяких, по ком прежде конголезские болота кандалами звенели. Экономия, мать их так: зачем свои патроны тратить, когда первую волну все равно под ноль выбивает.
Десантура, собственно, все и решила. Если основная масса это порох был, да и то полусырой, то первая десантная даже не искрой сработала – детонатором! Народ в ней собрался отчаянный, терять им, кроме подрасстрельных статей, было нечего, и рвануло!
Не приняли их всерьез вовремя. Ну, взбунтовалась рота-другая… ну полк – так не первый раз… что, вся дивизия? А даже если и дивизия… мы ж все-таки не Англия – империя!
Сдается мне, сам Его Величество Кайзер тоже так думал. Можно ведь было с фронта войска снять. Да что там с фронта, в самой Германии частей множество: училища всякие, переформирующиеся, флот опять же…
Не стали… не захотели трогать. Решили, что с мятежниками фельджандармерия справится. Ну а десантнички ждать не стали и разбегаться по кустам тоже. Прорвали кольцо – жаддармерия против техники, пусть и легкой десантной, не сыграла – и рванули прямиком на Ставку. Где и поприветсвовали Его Величество… из пяти стволов.
А с гибелью кайзера все рухнуло в одночасье.
Уверен, не будь у нас Вольфа, растаял бы батальон за пару дней. Как та пехотная дивизия, что перед нами стояла. Помню, я тогда нескольких на дороге остановил, спрашиваю: «Ну куда вы, сучьи дети, идете? Домой? Так до того дома…» – «Ну, так все ж идут– и мы идем». Массовое помешательство – вот что это было.
Но еще был Вольф Кнопке, который еще молоденьким комроты вывел, за шиворот выволок, как из горящего панцера тащат, нас из гомельского котла. Ему верили. И когда он сказал, что бросать все и уходить – это чушь, это бред, хуже, чем безумие, остались многие. Больше половины.
И мы стали одним из островков порядка посреди черт знает чего. К нам начали присоединяться одиночки вроде Фрица или даже целые подразделения… Нынешний начштаба батальона, обер-лейтенант Фрикс, помню, четыре танка привел. Потом мы услышали про Линдемана.
Я на бок перевернулся, зевнул.
– Дурак ты, Фриц, и мысли у тебя в баварской твоей башке дурацкие. Думаешь, здешние девки у ассистент-доктора еженедельное освидетельствование проходят? Ну, шевельни мозгой хоть немного: раньше-то ты за такую забаву две недели лазарета мог схлопотать, а сейчас? С антибиотиками-то у нас – задница! Только для тяжелораненых, и то по личному приказу господина Баруха.
– Нет, Босса, я не дурак, – похлопал по карману Фриц. – Я умный. Помнишь, третьего дня с долговязым зенитчиком играл? Две пачки резинок он мне продул, наших, армейских. Хочешь, тебе дам. За так.
Карман у него и впрямь набитым выглядит. Занятно… я-то свои обычно на курево вымениваю или на плитку лишнюю. Не вызывали у меня наши военно-полевые бордели особого подъема… соответствующих мыслей и органов. Пару раз посетил… конвейер конвейером.
Только «за так» Баварец лопату снега зимой не подкинет, непременно взамен чего-нибудь стребует. Значит, нужен я ему зачем-то… а зачем?
– Ну, Эрих, решайся, – забормотал Фриц. – Я уже и с Клаусом договорился, на грузовике поедем, как люди.
А я тем временем сообразил, что есть приказ господина оберста о том, чтобы солдат из расположения части выпускали не иначе как тройками. То-то Фриц и дергается, и суетится. Клаус ему транспорт обеспечит, а я… а я ему проход обеспечу, потому как старшим на посту сегодня обер-лейтенант Циммерман, и Баварца он знает как облупленного. Но со мной, майорским любимчиком, выпустит. По крайней мере Фриц на это всерьез надеется.
Такие, значит, пироги с вишней…
С одной стороны, лень мне, конечно, куда-то тащиться, но с другой – делать-то все равно особо нечего. И когда еще случай выпадет Баварца потрясти. Обычно-то не он к тебе, а ты к нему на поклон: «Фриц, достань то да се».
Сел я, зевнул опять.
– Ну и что дашь?
– Я ж сказал, резинок, – Баварец полез было с клапаном карманным возиться. – Пачку, почти непочатую…
Во дает! В пачке той три штуки по норме – это сколько тогда у него в «почти непочатой»?!
– Нет, оставь. Себе можешь хоть всю пачку за один раз натянуть, а мне чего-нибудь полезное обеспечь!
– Хочешь, деньгами возьми?
– Это новыми, что ль? – уточнил я. – Спасибо, этого… добра и своего хватает. А надо будет – я себе сам еще нарисую.
Денег этих мне и впрямь девать было некуда. Конвентщики тут как раз очередную… как же это господин майор назвал? А, эмиссию провели – ну и нам за два месяца вывалили. Банкнота раза в два больше марки, и таких – пачка в палец, еле-еле в карман упихал. Но сама деньга, по совести говоря… бумага дрянная, краска синяя – в трех оттенках. Пока номинал разглядишь, глаза сломаешь, да и рисунок… в общем, поглядел и решил, что избавляться от них надо поскорее, пока совсем в пипифакс не превратились.
Кстати, насчет нарисую я почти и не шутил: год назад двое писарей на штабном ротапринте отпечатали сотню листов каких-то совсем уж левых бумажек. Помню, с одной стороны там имперский орел был, с другой – портрет какого-то мужика, чуть ли не самого Хасселя, ну а номинал нужно было от руки дорисовывать. Сколько не лениво, столько нулей и рисуй. И, что самое забавное, брали «купюры», и неплохо… хотя с другой стороны, когда тебе стволом в пузо тычут, и не такому рад будешь.
– Злой ты, – тоскливо вздохнул Баварец и нехотя так лямку сумки с плеча скинул. – Нет, чтобы просто боевому товарищу помочь.
– Давай-давай, – подбодрил я его. – Боевой товарищ… с набитой сумкой. Как только она у тебя, Баварец, не лопнула еще…
Покряхтел он еще, сунул лапу в мешок, поелозил и достает – что б вы думали, – пачку «Кельна»! Пусть не большую, а малую, ту, где двенадцать сигарет, но все равно – целая пачка «Кельна», запечатанная, собор на лицевой, все как полагается, Я аж привстал. Да, думаю, за такое уважить надо.
2
Themaeins – «Тема № 1» – секс.