Время наступает

Неуязвимые для копий и стрел, эти чудовища буквально в считанные минуты растоптали войска прежнего властителя «Божьих врат».[4] Но когда дело дошло до обещанного вознаграждения, маги тайными заклинаниями обратили Ламассу в камень. С тех пор в знак могущества халдейских царей они поставлены немыми каменными привратниками у стен великого города. И лишь когда последний наследник венца этой династии кровью смоет леденящие слова заклятия с каменной груди недвижимых стражей, они вновь обретут свободу.

Правдой это было или нет, Намму не знал. Так рассказывал ему отец – старый мудрый Абодар, который даже смерть долгое время обводил вокруг пальца, пока та, наконец, не застала его пьяным и спящим. Намму еще раз с опаской поглядел на каменных гигантов. Их бородатые лица были полны угрозы, так что ему стоило труда не отвести взор.

Позади грозных стражей виднелись проезжие ворота, куда медленно втягивались запряженные быками повозки. Животные недовольно косились на драконов и львов, украшавших стены Вавилона. Но те в своей мертвенной гордыне не желали сдвинуться с места, чтобы расправиться с упряжными животными.

– Стой, куда?! – Стражник в кожаном нагруднике с коротким, но увесистым копьем преградил дорогу Намму. Еще несколько его собратьев искали тени у задней ноги Ламассу, пристально наблюдая за происходящим. Фигура бородатого оборванца не внушала им доверия. В Вавилоне хватало и своих нищих.

– Ведаешь ли ты, с кем говоришь? – Бродяга из-под густых нависших бровей метнул гневный взгляд на глупца, преградившего ему путь.

Намму стоял гордо выпрямившись, лицо его было сурово и надменно. И хотя сейчас длинная черная борода самозваного мага не была уложена по моде ровными спиралями, а развевалась по ветру, – это лишь придавало изможденному страннику более грозный вид.

– Я помню этого Ламассу еще теленком! Долгие годы провел я в уединенной пещере, постигая рост камней и дыхание скал. Я пришел, откликнувшись на зов великого царя Набонида! И вот что будет с тем, кто посмеет остановить меня!

Намму быстро наклонился к земле, подхватил небольшой камешек и сжал его между ладонями. Наземь тонкой струйкой посыпался песок. Стражник отшатнулся, поняв, что помимо воли столкнулся с одним из тех, с кем лучше было не спорить. Быть может, с одним из вечно живущих таинственных магов-служителей Мардука[5] или еще каким властителем стихий и адептом тайных знаний. Привратник спешно посторонился, освобождая дорогу, лишь крикнув вслед, что Набонида сейчас нет в городе. Об этом Намму знал и сам. Неведомо, в какой части державы находился сейчас ее царь, разбитый недавно армией Великого Кира. Но в самом Вавилоне по-прежнему владычествовал его сын и соправитель Валтасар. Однако, во-первых, Набонид куда больше своего разгульного сына покровительствовал жрецам всех ему ведомых богов, а во-вторых, скажи Намму, что направляется ко двору Валтасара, кто знает, не послал бы начальник стражи с ним сопровождающего.

Пройдя медные ворота, Намму огляделся по сторонам, выкинул из рукава ненужный уже камень и облегченно вздохнул. Горсть песка он всегда носил за кушаком, так еще в детстве научил его отец. Неизвестно, когда и от кого придется убегать, а песок, брошенный в глаза, – отличное средство, чтобы оторваться от преследователя. Но сейчас важнее было другое. Кишки в животе свились, как дерущиеся змеи, и больно жалили друг друга, издавая при этом звуки, непристойные для человека, постигшего волю богов и тайны мироздания.

Намму огляделся по сторонам. В отличие от всех знакомых ему городов – а сколько их было видано в прежние годы странствий! – Вавилон поражал выверенной правильностью своих улиц. Они были ровными, точно прочерченными лучами предвечного Солнца. И в этой прямой четкости недвусмысленно читалась благодать вышнего разумения. Однако сейчас Намму интересовали вовсе не выложенные аккуратно подогнанными плитами улицы и не фризы на стенах домов, порождавшие внутри Вавилона иной, обжитый лишь ветром и духами мир. Он быстро нашел то, что искал: небольшая, но очень аккуратная, как, впрочем, и все здания Вавилона, лавка красовалась по правую руку от него. Сквозная шестилучевая звезда из лазурита над входом недвусмысленно указывала, что здесь обитает выходец из народа эбору. Хотя более полувека назад грозный вавилонский царь Навуходоносор, разгромив далекую столицу этого народа, привел их пленными сюда, на берега Евфрата. По сути, они не были здесь чужаками. В незапамятные времена часть аморейского народа, отринувшая всех богов, кроме Единого, перешла Евфрат и направилась искать землю, где бы могли они разбить свои шатры, пасти скот и молиться небесному Творцу. Оттого их и прозвали эбору – то есть «перешедшие реку». Так что воля царя, по сути, лишь воссоединила распавшийся на части народ, ведь и вавилоняне, и ассирийцы, и эбору – всего лишь разные части аморейского народа. Правда, как говорил старик отец: «Разбитый кувшин доцела не склеить».

В Вавилонии эбору было запрещено владеть землей и скотом. Те из них, кто сумел отринуть рабское ярмо, зарабатывали на жизнь торговлей и ростовщичеством. Насколько приходилось видеть Намму, эбору были ловки и расчетливы, их заведения процветали, зачастую вызывая недовольство у коренных вавилонян и персов.

Однако путнику, издержавшемуся в дороге, необходимо было раздобыть денег на обустройство в городе, караванщику – обменять греческие тетрадрахмы, и потому, проехав городские ворота, очень многие искали дом у ворот, отмеченный сквозной звездой, чтобы продать, купить или поменять.

В лавке было многолюдно. И все же ее хозяин – невысокий, лысоватый, с длинной ухоженной бородой, ниспадавшей на округлое брюшко, успевал приветствовать каждого вошедшего, желая здоровья, долгих лет и милости того, в чьей руке нить жизни каждого.

– Мир входящему! – поспешил он навстречу Намму с такой улыбкой, что можно было подумать, будто старые друзья наконец-то встретились.

– Господь единый да пребудет с тобой! – высокопарно ответствовал вошедший, запуская руку в суму и доставая из нее наугад один из пергаментов. – Погляди-ка на это.

Он протянул свиток хозяину лавки. Тот, заученно поклонившись, принял чужую «драгоценность», развернул исписанный ошметок выделанной телячьей кожи и… Глаза его округлились, словно оживший Ламассу неожиданно заглянул в его лавку.

– Входи, входи скорее, – зашептал он, задыхаясь от волнения и переполнявшей радости. – Мы давно тебя ждем. Йоханан, останься в лавке. Илиа, нагрей воду для купания. Мой дом – отныне твой дом.

Толстяк увлек обескураженного Намму в жилую часть дома, начисто потеряв интерес к прочим клиентам. Его подручные поспешили занять место хозяина, однако спиной Намму почувствовал удивленные взгляды.

– Это такое счастье для нас! – не унимался бородач. – Ты устал, отдохни с дороги. Моя дочь Сусанна сейчас подаст угощение и омоет тебе ноги.

Намму устало кивал, лихорадочно пытаясь сообразить, что же такое было заключено в пергаменте, который ошеломленный хозяин продолжал прижимать к сердцу. Дело пахло долгими расспросами, и Намму хотя бы примерно хотел представить себе, что ему следует отвечать.

– Илиа, бездельник, что же ты медлишь?! Беги расскажи, что Он пришел!!!

«О Мардук, судья богов! – из-под тяжелых бровей глядел на суетившегося хозяина Намму. – Что же я скажу этому несчастному, когда выяснится, что я не тот, за кого он меня принимает, а долгожданный Он засыпан камнями у холма на самом краю пустыни?»

Однако… Намму увидел перед собой устланную белыми овечьими шкурами скамью и двух юных чернооких красавиц с чертами лица тонкими и страстными, словно майская ночь. Одна из них держала в руках сосуд для омовений с теплой водой, другая – белый плат.

«Почему бы не подумать об этом позже?» – вдруг пришло в голову усталому путнику.

Спустя полчаса лавка у ворот Иштар была забита народом, который с трепетом взирал, как насыщается долгожданный гость, медленно попивая драгоценное заморское вино и угощая зрелыми смоквами дочерей торговца Иезекии.

4

Вавилон в переводе с шумерского – «врата Бога».

5

Мардук – главный бог Вавилонского пантеона, отец и судья богов.