Страница 15 из 18
«А девушка и впрямь очень хороша собой», – не отрывая взгляда от ее лица, подумал Намму.
Глаза Сусанны светились, точно какой-то чародей умудрился заточить два солнечных лучика в черном агате. Ее бархатистая кожа казалась необычайно светлой в сравнении с местными смуглолицыми красотками. А губы… Намму отвернулся, хмурясь, не желая, чтобы дочь Иезекии заметила горячий интерес в его взоре. Однако та приняла молчание и гримасу досады на свой счет.
– Прости, что я дерзнула, – тихо прошептала она, в своей беззащитной робости становясь еще более привлекательной.
– Заверь своего отца, – делая вид, что разглядывает выстраивающуюся посреди царского дворца процессию, выговорил государев советник, – что если дела при особе Валтасара позволят, я непременно навещу вас. Когда вы устраиваете пир?
– По окончании дня шестого, лишь только взойдет первая звезда, – с удивлением отозвалась Сусанна.
– Ну да, конечно, – с деланной рассеянностью кивнул Намму, – глупый вопрос. – «Нет, я ни в коем случае не пойду на этот пир. Там соберется толпа бедолаг, которые, должно быть, глядели на этого самого Даниила, почти как на бога. А я мало того, что не знаю, о чем с ними говорить, но и о традициях и вере эбору имею самое туманное понятие!»
Намму бросил еще один взгляд на собеседницу. Глаза ее сияли, и на лице читалась неподдельная радость. У царского советника невольно защемило сердце. Вспомнив прожитые годы, он с неотвратимой определенностью вдруг ощутил, что прежде никто так не радовался его обещанию прийти. С удивлением и почти ужасом Намму осознал, что готов дорого заплатить, лишь бы вновь, а лучше вновь и вновь видеть эти глаза, эти приоткрытые в детской улыбке губы.
«О, Мардук, озаряющий небеса светом предвечной мудрости своей! – подумал он. – Прежде и на царских пирах бывать мне не доводилось. А вот, поди ж ты, жив. Да что там жив, – сын Абодара провел рукой по толстой золотой цепи, висевшей у него на шее, – царский советник!»
Видели бы его сейчас сограждане, еще совсем недавно улюлюкавшие вслед нищему изгнаннику!
«Лишь бы теперь это все не закончилось, как сон. – Течение мысли Намму прервало невесть откуда проросшее дикое опасение. – А может, это все же сон? Может, там, у кромки пустыни, силы все же оставили меня? И я упал между камней, и вот теперь мне грезится все это: и черноокая красавица, и царский двор, и Кир с его войском? Быть может, на самом деле все это лишь предсмертная судорога моего воображения, и мерзкий ухеель кружит где-то над головой, подстерегая, когда долгожданная трапеза перестанет наконец конвульсивно дергаться?»
Намму тряхнул головой, стараясь отогнать наваждение, и поднял глаза к небу, чтобы лишний раз убедиться, не реют ли над ним, распахнув вырезные кожистые плащи-крылья, ухеели. Драконов не было. Они вились тут с самого рассвета, но, видя, что мертвые тела предаются земле или огню, разочарованно улетели прочь.
Звук длинных, оканчивающихся витыми морскими раковинами, медных труб, гулко известил народ о заключении вечного союза между Персией и Вавилоном. Громогласный вопль ликования вознесся к небесам, распугивая окрестных птиц и привлекая внимание богов как своего, так, возможно, и соседских пантеонов. Валтасар и Кир вышли на ступени дворца, где были установлены для них золотые троны. По правую руку от них располагались телохранители вавилонского царя в мохнатых волчьих шкурах поверх чешуйчатых панцирей. По левую – под командованием царевича Камбиза, блистая начищенными бронзовыми пластинами, наклепанными поверх кожаных доспехов, были выстроены «носители яблок». Этот отряд личной гвардии Кира был прозван так из-за тяжелых бронзовых противовесов-яблок, которыми заканчивалась нижняя часть их длинных копий.
Едва смолкли трубы и цари уселись на свои места, Кир хлопнул в ладоши. Послушные жесту великого государя, слуги без лишних слов начали представлять взору царя Вавилона драгоценные подарки, которые подносил ему великий Кир. Чего только не было среди этих подарков! Вино и оливковое масло из далеких городов Ионического побережья, золотые ритоны,[12] легкие, невесомые, почти прозрачные ткани из Масула и крепчайшие доспехи из Эллады. Здесь величаво ступали крепконогие ниссийские жеребцы – гордость Мидии, и тонкорунные бараны шли, понурив голову, предчувствуя скорое расставание с шерстью. Никогда прежде Намму не приходилось видеть такой роскоши, а уж собранной воедино – и подавно. Он искренне любовался царскими дарами, невольно завидуя счастливцу, который, благодаря его сообразительности, нынче получил все это. Подарки сменяли друг друга. Наконец на площадку перед царскими тронами неспешно, как и положено уважающим себя верблюдам, выступил бактриан, покрытый синей, расшитой золотом попоной. За общим гомоном Намму не слышал слов, которые царь персов говорил своему вавилонскому другу, лишь видел, как он жестикулирует, указывая на шатер между горбами. Наконец он кивнул слуге, сопровождавшему бактриана. Тот потянул за край тяжелой накидки, покрывавшей остов шатра. Едва та спала на каменные плиты, как все присутствующие невольно ахнули. Светловолосая красавица с едва прикрытой грудью и чреслами поднялась во весь рост на крошечной деревянной платформе и, извиваясь станом, начала неспешный завораживающий танец. Точь-в-точь кобра перед броском. За первым верблюдом последовал еще один, с той лишь разницей, что попона и шатер на нем были зелеными, а волосы девушки – ярко-рыжими. Собравшиеся во дворе мужчины, а их было подавляющее большинство, не отрывая взгляда следили за усладой глаз.
– Мой господин. – Сусанна осторожно положила руку на плечо Даниила, точно опасаясь своим движением отвлечь его от чего-то важного. Тот обернулся, хотя и не слишком довольный тем, что необыкновенно захватывающее представление было прервано столь неожиданно.
– Эти шатры, – запинаясь, начала Сусанна и, увидев удивленный взгляд Даниила, робко продолжила, указывая на танцовщиц. – Все они благоухают, точно райские кущи, но вон тот, – она показала на верблюда, ждавшего своей очереди в ряду других, – из-под покрывала там слышится запах въевшегося конского пота. Женщины так не пахнут.
Намму сей же миг вспомнился воришка Зарбар, совсем еще мальчишка с тонким, почти девичьим лицом. Он успешно прятался от преследований, переодеваясь в женское платье. Пока вот так же, посреди улицы, его не вынюхала одна из его жертв. Да, женский нос приставлен богами не только для красоты! Намму вздохнул, и у него тут же перехватило дыхание. «Запах пота из-под покрывала?!»
Он бросился опрометью вниз со стены, перескакивая ступени и сбивая с ног устроившихся там зрителей:
– С дороги! С дороги!
Бактриан в красной попоне, вальяжно переступая с ноги на ногу, приближался к установленным перед дверьми Валтасарова дворца тронам…
– И наконец, – донесся до Намму голос Кира, – истинный рубин…
Он увидел, как рука служителя тянется к покрывалу, и из последних сил припустил еще сильнее. Какой-то телохранитель попытался схватить его, однако у Намму был очень богатый опыт выворачиваться из любых захватов…
– …который украсит все часы твоего досуга, – продолжал Кир.
Намму, словно таран, ударил плечом в бок стоявшего около верблюда слугу, сбивая его наземь.
– Здесь кобра! – ни с того ни с сего закричал он и, хватая расшитую ткань занавеси, скользнул под верблюжье брюхо. Острая стрела ударила камень в том самом месте, где находился царский советник лишь миг тому назад. Что было дальше, Намму не было видно, он лишь услышал свой крик, затем рядом с ним рухнуло мертвое тело, сжимающее в одной руке украшенный костяными накладками лук, в другой – косо оперенную, на лидийский манер, стрелу. В теле лучника красовались два кинжала. Один из них он уже видел сегодня утром на поясе скифа-телохранителя, другой…
– Он хотел убить меня! – раздался почти над самой головой хриплый от волнения голос Валтасара.
– Нет, мой друг, здесь две стрелы, – послышался совсем рядом жесткий голос Кира. – Этот лидиец хотел убить нас обоих.
12
Ритон – кубок в виде рога, заканчивавшийся обычно фигуркой какого-либо животного.