Страница 6 из 15
Да никак. Она просто отвернулась, вскинула на плечо смешной модный рюкзачок, подняла над головой видеокамеру – Волгу снимать, теплоход, пейзаж. И вот тогда-то Иван Канталупов ее окликнул. Выпил до этого с друзьями пива, а потому был храбр – трезвым бы не решился ни в жизнь. Окликнул: «Девушка!» Выпалил залпом то, что думал, что вертелось на языке: «Какая же вы красивая». И с ходу, словно в родную Волгу бухнулся, – предложил, пока «Коротков» стоит у причала, показать ей и ее друзьям Мышкин, прокатить всю компанию на машине. Она посмотрела на него с удивлением – однако заметила, отделила от мышкинского пейзажа. Пожала плечами. А тут на счастье две ее подруги подкатились и еще мамаша подруги с десятилетним сынком-оболтусом.
Он взял в свой большой внедорожник всю эту шоблу – ради нее одной. Провез их по Мышкину от пристани до музея Мыши, провез по берегу Волги. Они фотографировали, болтали, смеялись. А он… он чувствовал, что с ним творится что-то неладное, чудное, невероятное, большое… Ликование и страх, счастье и снова страх – вот сейчас они вернутся к теплоходу, гудок, ее прощальная улыбка и…
Она сказала, что ее зовут Ирина. Что она по профессии искусствовед и работает в Третьяковской галерее. Но там платят негусто, и поэтому она подрабатывает в мастерских по дизайну интерьеров. Что сейчас вот, в данный момент она в отпуске и путешествует с подругами – три дня на теплоходе Москва – Мышкин – Москва. В общем, полный набор – интеллигентка, москвичка, насмешница, красавица. С такой сногсшибательной внешностью легко может в столице богатого иностранца заарканить, продюсера, чиновника высшего эшелона власти, бизнесмена, а не то что какого-то там «Купи-Продай» мышкинского разлива. Искусством ведает в Третьяковке, в живописи сечет. Только у этих, кто искусством ведает, сейчас денег ни шиша, может, хоть это ему, Ивану Канталупову, как-то поможет? А вдруг поможет?!
«Коротков» стоял два с половиной часа. А когда опять заиграла музыка, созывая туристов на теплоход, Иван Канталупов совершил поступок, который имел далеко идущие последствия. Подошел к менеджеру туркомпании, фрахтовавшей рейс, и спросил – а нельзя ли купить тур, точнее половину тура Мышкин – Москва за полную стоимость в одноместной каюте или люксе? Оказалось, что за полную стоимость возможно все.
Машину Канталупов бросил прямо на пристани – позвонил сразу в магазин, уже своему менеджеру-товароведу, чтобы немедленно послал кого-то из охранников отогнать домой и поставить в гараж. Жене Ольге он позвонил тоже – уже из каюты – и соврал, что встретил на теплоходе армейского друга, и у них столько накопилось, что и за три дня душу не излить друг другу, поэтому плывут они сейчас в Москву. Ольга среагировала бурно: «Да что же это такое делается-то, а? Вань, ты что? Ты ж никуда не собирался, ничего не говорил. Ты ж поехал насос новый смотреть. А когда ж теперь вернешься? Как доедешь обратно?»
Канталупов ответил, что вернется дня через три поездом или ракетой до Ярославля, что насос он купил – в багажнике он. В общем, того, дело житейское, закругляйся, жена, до свидания – друг Леха уже в баре теплохода теплый, ждет…
Он и правда для начала пошел в бар. Надо же было обрести нужную кондицию – несмотря на смелый поступок, его колотила нервная дрожь. И он не знал, как показаться на глаза Ирине, что ей сказать.
А вечером он увидел ее у борта – гремела на верхней палубе дискотека, и она была там, веселилась, танцевала и вот вышла на воздух выкурить сигаретку. Когда она узрела Канталупова – он ведь сел на «Короткова» в чем был, в кроссовках, в мятых «адидасах», без багажа, без зубной щетки, – она… Она удивилась. Улыбнулась. Засмеялась. Сказала, что он забавный. И совершенно ненормальный тип. Но танцевать с ним пошла. И он снова бухнул ей то, что думал: «Увидел тебя и… в общем влюбился очень, сразу и кажется на всю оставшуюся жизнь. Делай со мной, что хочешь. Нет у меня воли своей против тебя, Ира, Ирочка…»
А вот говорят, так не бывает. Когда тридцать три, пивной живот, жена, сын, налаженное дело в Мышкине, планы расширить торговлю и патологическая любовь к рыбцу, студню и шашлыку – так не бывает. Ну что на это ответить?
В танцах он прижимал ее к себе очень крепко и сходил по ней с ума. Но она, все понимая и забавляясь его состоянием, не позволила ему ничего. Совсем ничего. Ночь они провели по-пионерски – каждый у себя в каюте. Для Ивана Канталупова койка теплоходная была как горячая сковорода – глаз не сомкнул. Млел и мечтал, изводил себя и надеялся, ликовал и страшился, желал и снова млел, как пацан.
В Москве он довез ее до дома на такси – на Новосущевскую улицу. А сам поехал устраиваться в гостиницу. Застрял в Москве на неделю – звонил в магазин, давал цеу продавцам, звонил жене, что-то безбожно врал, потом и врать перестал. С Ириной виделся каждый день – утром, как пес верный, ждал ее у подъезда, днем, как проклятый, целыми часами торчал в Третьяковской галерее – она там работала до четырех, а потом…
– Нет, ты правда ненормальный, – твердила Ирина. – Ну что ты меня преследуешь? Уезжай, слышишь, что я говорю? Все равно ничего у нас с тобой не будет. Ты женат, у тебя ребенок. А я… да я вообще тебя знаю всего какую-то неделю. И потом у меня есть друг, я его очень люблю, я замуж собираюсь, слышишь ты, чудо в перьях?
Он слышал все – и про чудо тоже. И про друга. И не верил. Мало ли что, а вдруг? Потом он увидел этого типа. Он заехал за Ириной на своей машине – новехоньком открытом спортивном родстере и повез ее куда-то…
Был вечер, Москва сияла огнями. Канталупов поймал какого-то задрыгу-частника и преследовал их по пятам, как неуловимый мститель. До самых дверей частного мини-отеля «Сладкая парочка» – они вышли из машины и, обнявшись, скрылись за его дубовыми дверями. Он отпустил частника и остался на улице. Стоял на тротуаре, как статуя Командора. Сдыхал, но стоял. Дежурил. Они провели там много-много времени – всю ночь. И, наверное, в любви и радости. А он… С ним ведь действительно творилось что-то странное. Дракон, вот-вот изготовившийся взмыть к облакам на своих кожистых крыльях, так и не сумел оторваться от земли, ползал на брюхе и грыз свой собственный хвост, грыз камни и корни деревьев. Плачут ли драконы? Этот, канталуповский, плакал. Сам себе он был противен – такой чудовищный, такой пошлый, такой страшный. Он почти уже совсем не ассоциировался с чудом.
Канталупов напился в ночном баре так, как никогда до этого не напивался. Он раздавил в руке бокал, поранил осколками руку и заплатил бару выкуп. Как он очутился на Крымском мосту в четыре утра – бог знает. Как забрался на опору верхней части моста, что так крута и поката и так мила самоубийцам? Он через голову содрал с себя постылую «адидаску», махал ею, как флагом …
Внизу была Москва-река – черная, вся в огнях, чужая. Было все как-то безумно жаль, особенно бесхитростный город Мышкин, куда, казалось, уже не было возврата. А о налаженном бизнесе, о магазине и товарах – даже мысли не мелькало. И о жене, о сыне Игоряхе тоже – вот парадокс.
Обычно самоубийц на Крымском ловят, так сказать, на самой взлетной площадке – на верхотуре опоры. Приезжают сто ментов, сто психологов и «Скорая помощь» – уговаривают, улещивают, просят и, наконец, снимают, как сливу с ветки, – посиневшего на ветру, продрогшего, но живого. Но Канталупов опередил всех – и пожарных, и милицию, – он прыгнул сразу: бу-ултых! Его заметили, когда он был уже в Москва-реке и камнем шел ко дну, потеряв сознание от удара о воду. Прыгнули за ним с причала прогулочных теплоходов два милиционера из патрульной машины, вооруженные спасательным кругом «Мосводоканал». А выбраться из воды все троим помог водитель черного «Вольво», случайно оказавшийся в этот глухой час на Крымском мосту.
Лежа на асфальте, мокрый, наглотавшийся грязной воды, Канталупов был возвращен к жизни именно этим человеком. Тот сделал ему интенсивный массаж сердца и искусственное дыхание рот в рот. Канталупов увидел над собой в свете утренних фонарей лицо – оно, как белое пятно, плавало в сумраке, кружило, как птица. Канталупов зашелся кашлем, повернулся на бок – его стало бурно рвать, но он был спасен. Лицо приблизилось. Обладатель его, ничуть не брезгуя и не тушуясь, бережно вытер с подбородка Канталупова слизь и рвотные массы.