Ключ от миража

– Помогите! Откройте, пожалуйста, откройте! – Надежда Иосифовна колотила в дверь чужой квартиры, совершенно позабыв, что дверь ее собственной квартиры рядом, в нескольких шагах, и открыта.

Щелкнул замок.

– Кто там? В чем дело? Пожар, что ли?

Надежда Иосифовна услышала голос соседа – того самого Евгения, который был неженатым, молодым, имел машину и сразу поставил себе железную дверь.

– Надежда Иосифовна, вы? Что стряслось?

Он явно только что встал с постели – был в одних спортивных брюках и голый по пояс. В глубине квартиры шумела в ванной вода.

– Женечка… Там на площадке наверху… Женечка, пойдите посмотрите… там кровь! Целая лужа… И на перилах тоже… – Надежда Иосифовна почувствовала, что у нее вот-вот начнется сердечный приступ.

Лифт проехал выше. И остановился на шестом этаже.

– Какая лужа, где? – Евгений вышел на площадку, но явно ничего не понимал, не верил ей.

– Там, пойдите посмотрите сами. Надо в милицию звонить…

Сосед подошел к лестнице, быстро поднялся.

– Тут темно, Надежда Иосифовна. Черт, лампочку, что ли, разбили?

– Мама, что ты кричишь? Что случилось? – Из двери высунулась Алла в ночной рубашке, испуганная, сонная, недоумевающая. – Мама, тебе плохо, да? Врача?!

Ее голос гулко отозвался в лестничных пролетах. Откуда-то сверху послышались шаги: кто-то быстро, дробно спускался по лестнице.

– Надежда Иосифовна, да что вы, тут кто-то бутылки с вином уронил, – послышался от мусоропровода голос Евгения. – Черт, стекол понабили… Лужа целая натекла. Это вино, Надежда Иосифовна!

Евгений чиркнул спичкой. Робкий огонек осветил темноту. Надежда Иосифовна оттолкнула дочь, пытавшуюся увести ее в квартиру, и, забыв о своем сердце и ревматизме, быстро вскарабкалась по лестнице.

– Это, кажется, вино. – Сосед Евгений наклонился и дотронулся до лужи, темной кляксой растекшейся по плитке пола. Но голос его теперь уже звучал не так уверенно. Спичка в его руке погасла. Надежда Иосифовна нащупала перила. Дотронулась в том самом месте.

– Какое вино, это кровь, вот смотрите… Сгустки, у меня рука испачкана, – она протянула руку соседу.

Евгений чиркнул новой спичкой.

– И вон еще след на трубе, – произнесла Надежда Иосифовна упавшим голосом. – Вон там, смотрите!

При слабом свете им удалось разглядеть темные пятна на свежепобеленной трубе мусоропровода.

– Мама, что это такое? – спросила Алла. Она поднялась следом.

– Что случилось? Что за крики с утра пораньше?

Они вздрогнули, обернулись. На лестнице стоял молодой мужчина в джинсах и расстегнутой черной пуховой куртке. Крепкий симпатичный блондин. Надежда Иосифовна встречала его в лифте. Это был жилец с шестого этажа.

– У тебя дома фонарь найдется? – спросил его Евгений.

– Фонарь? – Блондин пристально смотрел на Аллу. – Да что случилось-то?

– Молодой человек, пожалуйста, принесите фонарь, – попросила Надежда Иосифовна. – А нам надо позвонить в милицию. – Она понизила голос: – Женя, вы как считаете – надо одновременно и в диспетчерскую домоуправления звонить? У них там кто-нибудь дежурит по выходным?

Глава 6

Мертвец и «Волга»

Худшей погоды нельзя было даже и представить. Небо было свинцовым. Шквалистый ветер гнал тяжелые снеговые тучи, ломился в окна, опрокидывал рекламные щиты, сдувал старое железо с крыш. Москва была пуста, как бубен, и, как бубен же, гудела от непогоды и потревоженной ветром автомобильной сигнализации.

Накануне Никита Колосов слыхал от соседки в лифте мрачные замечания о капризах погоды. «Чудные дела творятся в феврале, – изрекла соседка тетя Саша. – Семьдесят лет живу, такого не видала». Оказалось, что чудные дела творятся в феврале не с одним только климатом.

Субботу Колосов хотел провести тихо, по-семейному. Семьи, правда, не было и в помине, но это еще ничего не значило. К девяти утра, как и в будни, можно было, например, подъехать в Никитский переулок – не работать, нет, сохрани бог, на то и законный выходной. Просто спуститься в спортзал и там как следует размяться. Покрутиться на тренажерах, постучать в боксерскую грушу, потренировать удар в паре с коллегой. Потом можно было бы принять душ, перекусить чего-нибудь горячего в главковском буфете, а потом навестить родной отдел убийств. И там слегка поработать с одним нужным человечком. Точнее, не поработать (на то ведь и законный выходной), просто потолковать за жизнь.

Человечка на одни только сутки этапировали из Матросской тишины. Проходил он по делу о групповом разбое, а по верным слухам, располагал еще и информацией по группе Артохина, совершившей в Подмосковье несколько убийств. Колосов планировал многое узнать от подследственного. Однако все эти тихие семейные планы пошли прахом.

Еще в спортзале Колосову позвонили на мобильный из дежурной части. На проводе был Сладков из автотранспортного отдела. Он мрачно и коротко поставил Колосова в известность о том, что «тот самый потерпевший Бортников, которым он, Колосов, так интересовался накануне, нашелся».

– Я им интересовался? – искренне удивился Никита. – Да когда? Не помню я что-то.

Сладков хмыкнул и еще более мрачно сказал, что ему нужна срочная консультация начальника отдела убийств.

– Ладно, я сейчас в кабинет к себе поднимусь, – вяло отреагировал Никита: он был уже в спортивной форме, и напарник затягивал ему на запястье шнурок боксерской перчатки.

– Нет, не в кабинет, надо прямо на место нам ехать, – отрезал Сладков. – Шефу я уже звонил, он распорядился, чтобы и ты там был. Записывай адрес. Это недалеко, на Ленинградском проспекте. Рядом с «Соколом».

Насчет шефа Сладков явно приврал для солидности, но Никита не стал выводить коллегу на чистую воду. Он всегда был выше этого. А потом в голосе Сладкова он уловил кое-какие странные нотки. Сладков явно чего-то недоговаривал. Было ясно: транспортникам нужна помощь.

Дом Колосов нашел быстро. Собственно, его и искать было нечего – если ехать от центра в сторону области, слева, на Ленинградском проспекте. Приземистые мощные корпуса, розовые кирпичные коробки, похожие одна на другую.

Во дворе возле четвертого корпуса стояли сразу три милицейские машины. За рулем скучали водители. Два лейтенантика, таинственно перешептываясь, осматривали припаркованную между «ракушками» новую «Волгу» синего цвета. Во двор лихо зарулила белая «Нива» с синей мигалкой. И оттуда колобком выкатился маленький плотный капитан в куртке ДПС нараспашку, пятнистых камуфлированных штанах СОБРа и в заломленном черном берете. Так одеваться мог в милиции только один человек, остальных же ждала гауптвахта. Человеком этим был старинный кореш Колосова Николай Свидерко. Он недавно перешел в УВД Северо-Западного округа, и район Сокола был его территорией. Встреча с другом прибавила Колосову оптимизма, хотя он пока ни черта не понимал в происходящем.

– Ну, погода, ну, зараза. – Свидерко был жестоко простужен и дудел, как труба, выговаривая слова с комичным прононсом. – Ваши хороши: прошляпили. И наши тоже хороши: бездельники! У меня температура тридцать восемь, а они свое в управе: давай выезжай. Ты-то чего тут варежку стоишь разеваешь? Он же ваш, с области!

– Кто? – спросил Никита.

– Да хмырь этот, мертвяк. – Свидерко снова закашлялся. – Убитый, кто? Сюда наши-то два раза выезжали. С жильцами прямо истерика уже. А наши тоже, ну как первый раз замужем. Участковый – дуботол! С первого раза разобраться не мог, что это не ложный вызов, не пустышка, а чистейший криминал.

Никита молча ждал: Свидерко известный горлопан. Но отходчив. Сейчас схлынет первая волна эмоций, а потом все рассосется – и с ним можно будет работать.

Но, увы, на этот раз не рассосалось.

Прошел час, миновал второй, пролетел третий. С осмотром места было покончено, начался поквартирный обход и опрос жильцов. Колосов наблюдал все это как бы со стороны, не мешая Свидерко распоряжаться и руководить. Сладкова он обнаружил в подъезде, на площадке между четвертым и пятым этажами. Коллега из автотранспортного отдела курил у мусоропровода, наблюдая за тем, как «москвичи» – эксперт-криминалист с Петровки и судебный медик – изымали образцы с пола, перил и ступенек, буквально залитых какой-то темно-бурой жижей.