Кольцо Гекаты

Убийства женщин прекратились, но никто не связывал это с отъездом Вольфа. Динара оказалась права – маньяк ушел из жизни, оставив в назидание потомкам свою исповедь, так что к гибели Вероники Лебедевой, Авроры Городецкой и Изабеллы Буланиной маг действительно не имел отношения.

По случаю, записки серийного убийцы попали Пономареву в руки. Отец прекрасной Авроры мог быть спокоен: человек, лишивший жизни его дочь, умер. А господин Пономарев выполнил свой долг перед отцом девушки и честно отработал деньги, которые платил ему Евгений Николаевич.

Почему же эта история снова всплыла в связи с жалобами Галины Павловны?

Звонок телефона прервал размышления Артема.

– Когда ты приедешь домой? – устало спрашивала Динара. – Эти хулиганы меня замучили! Устроили на кухне вигвам и взялись разводить в нем огонь! Представляешь? Хорошо, что я вовремя услышала запах паленого верблюда.

– Какого верблюда?

– Они сделали вигвам из верблюжьего одеяла!

Господин Пономарев засмеялся, чем сильно разозлил супругу.

– Завтра сам с ними останешься! – сердито сказала она. – Поводов для веселья будет хоть отбавляй!

– По-моему, они болеют, и им положено лежать в постели.

– Вот приедешь и уложишь эту сладкую парочку! Жду не дождусь.

– Хорошо. – Артем посмотрел на часы – семь с минутами. – Я еду. Что-нибудь купить?

– Молоко, кефир, хлеб, готовые биточки и шоколадные вафли для детей. И будь добр, поторопись!

– Лечу!

Пономарев действительно спешил. Он заехал в гастроном; уже собираясь к выходу, решил купить фруктов и бутылку сухого вина.

– По какому случаю будем пить? – поинтересовалась жена, когда он ввалился в квартиру, мокрый, с пакетами и бутылкой в руках.

– По случаю дождя! – сказал он, обнимая Динару. – Где бандиты?

Марк и Марта показались из детской с возгласом «Папа пришел!» и бросились к пакетам с едой.

– Ты что, целый день их не кормила?

Из кухни ощутимо попахивало паленой шерстью.

– Если их еще и кормить, они весь дом сожгут!

После ужина дети быстро угомонились. Все-таки они не очень хорошо себя чувствовали: к ночи поднялась температура, и Артем еле уговорил близнецов выпить аспирина.

Динара легла, а он пошел в душ. Стоя под струями горячей воды, Артем снова подумал о странной посетительнице. Она работала в «Альбионе», как и Людмила Станиславовна, их соседка. Кажется, тогда по делу о серийных убийствах проходил в качестве подозреваемого Никитский, владелец фирмы.

В Пономареве проснулся сыщик. Он наскоро вытерся и, стараясь не шуметь, отправился в гостиную. То, что ему нужно, было запрятано на самой верхней полке шкафа, под шляпными коробками.

– Что ты ищешь? – сонно спросила жена.

– Шляпу, – прошептал Артем. – Спи!

– Шляпу? На улице лето, господин адвокат!

– Спасибо, я не знал.

Он нашел целлофановый пакет с ксерокопией «исповеди маньяка» и похвалил себя за предусмотрительность. Еще тогда он знал, что эти записки сослужат свою службу. Чутье профессионала!

ГЛАВА 3

В детстве у меня была кличка Принц.

Я был долгожданным и любимым ребенком. Отец мой, известный профессор медицины, души во мне не чаял и мечтал, чтобы я пошел по его стопам. Но медицина никогда меня не привлекала. Наверное, на мою натуру повлияли мама и тетя Лавиния, мамина старшая сестра, которая рано овдовела и всю свою жизнь, до самой смерти, прожила с нами в огромной московской квартире.

Мама имела некоторый литературный талант, отчасти передавшийся и мне. Она писала научные статьи в толстые и важные журналы. По вечерам, когда отец, уставший за день на работе, спал, она сидела в кабинете за столом и стучала на старой немецкой печатной машинке. На столе горела лампа с кремовым абажуром, мягко освещая мамин силуэт. Такой она мне и запомнилась – гладко причесанная, со склоненной головой, с ажурной шалью на плечах.

Мама и тетя Лавиния не могли на меня налюбоваться, баловали. Надо сказать, я был действительно прелестным ребенком – живой, румяный, голубоглазый, с кудрявыми шелковистыми волосами. Принц! Настоящий маленький властелин в ограниченном стенами профессорской квартиры семейном мирке. Я привык к поклонению, любви, обожанию и считал, что в полной мере всего этого заслуживаю. А поскольку я был мальчиком, то мне полагались внимание, забота и восхищение девочек и женщин.

Поначалу так и было. Все женщины, окружавшие меня, дарили мне свою любовь – мама, тетя Лавиния, учительница музыки Инна Викторовна, которая приходила к нам домой давать мне уроки игры на скрипке, сердобольные соседки, приятельницы родителей и их ухоженные дочки. А потом…

Впрочем, не буду забегать вперед.

Я рос послушным и воспитанным ребенком. У меня были многие способности – к музыке, литературе, иностранным языкам, – но они странным образом рассеивались по мере того, как я взрослел. Я научился читать в четыре года, к пяти неплохо пиликал на скрипке, в шесть сочинял наивные, длинные стихотворения о елках, засыпанных снегом, кремлевских башнях и любви к Родине.

Когда мне исполнилось семь лет, мама, папа и тетя Лавиния торжественно отвели меня в первый класс. Я тоже радовался, думая, что теперь обрету новых поклонников моей незаурядной внешности и талантов. Не знаю, как это получилось, но только учеником я оказался самым обыкновенным. Школьная учительница писала в мой дневник подробные послания для родителей, чтобы они «обратили внимание», «оказали помощь» и «приняли меры». В конце концов учеба наладилась, но я понял, что ни одноклассники, ни учителя не в состоянии оценить мои способности. Они просто зеленели от зависти и не пропускали ни одной возможности показать мне, насколько я глуп, ленив и избалован. Разве можно простить такое?

Тетя Лавиния была намного старше мамы и умерла когда я перешел в шестой класс. До этого я никогда не видел покойников и очень боялся. Но тетя Лавиния в гробу произвела на меня совсем иное впечатление, чем я ожидал. Она лежала такая бледная, неподвижная и спокойная, какая-то помолодевшая, с разгладившимися морщинами, и напоминала Офелию. Я сказал об этом отцу, но он только нахмурил брови и подозрительно уставился на меня.

– Софьюшка, – обратился он к заплаканной матери, – мальчик перенервничал. Дай ему успокоительного!

После похорон в нашей семье произошло знаменательное событие. Папе предложили заведовать кафедрой медицинского института в Ленинграде, и мы начали собираться, укладывать вещи. Квартиру на Алексея Толстого решили не продавать. Кто его знает, как там пойдут дела в северной столице? Так хоть будет куда вернуться.

В Ленинграде папу встретили с уважением, предложили служебную жилплощадь. Родители обрадовались. Квартирка была маленькая, всего из двух комнат, но со всеми удобствами и отдельной кухней. Обитал в ней, в основном, я. Папа пропадал на кафедре, мама в издательстве, куда она устроилась, а я был предоставлен сам себе. Лето кончалось, и мне предстояло идти в восьмой класс новой школы. Как меня встретят незнакомые ребята и учителя? Я думал об этом, гуляя по старому заросшему скверу. В листве уже появилось первое осеннее золото, розовели плоды шиповника.

Первое сентября выдалось солнечным и прозрачным. Теплый ветерок трепал банты первоклассниц, пионерские галстуки и тяжелое школьное знамя из алого шелка, с желтой бахромой по краям. В тот суматошный и немного тревожный день я и увидел Ее. Не то чтобы я мечтал об этом или стремился к этому – я просто знал, что Принц должен встретить свою Принцессу, и по-другому быть не может.

С того мгновения, как я понял, что эта девушка – избранница моего сердца, я не сводил с нее глаз. Ее светлые волосы спускались до талии, а глаза сияли, как два синих сапфира. Она училась в восьмом «в», как и я. Сама судьба распорядилась, чтобы мы оказались рядом.