Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 31

Впрочем, не выбрал же он розы, ярко-алый букет которых красноречиво бы свидетельствовал о его чувствах к ней. И лилии остались в магазине дожидаться другого покупателя. Нет, его букет совершенно нейтрален. Просто жест, просто знак внимания к женщине, которая больна.

Однако сама мысль о том, что он ведет себя не так, как следовало бы, и даже в мелочах все время забывается, заставила его насупить брови.

Он все еще хмурился пять минут спустя, когда, припарковав машину возле усадьбы, подошел к дому и нажал на звонок.

Джинджер решила не терять времени даром в отсутствие Мартина. Она встала, надела брючки, короткую белую кофту и принялась готовить завтрак.

Дверь распахнулась, и Мартин почувствовал свежий, дразнящий запах кофе. Джинджер наклонилась вперед, чтобы принять букет, и он уловил аромат ее духов.

Должно быть, потому, что он проголодался, что много и сильно волновался накануне, Мартин испытал глубокий останавливающий сердце момент головокружения, какой бывает, когда летишь вниз на русских горках. Не запахи же настолько сильно подействовали на него.

— Цветы! Они великолепны! — Джинджер обрадовалась как ребенок. — И как раз мои любимые. — Ее глаза лучились счастьем, когда она смотрела на Мартина. — Ты даже не представляешь, как сильно я люблю цветы.

Мартин закрыл глаза и, улыбаясь, чтобы она не заметила его состояния, прижался спиной к двери. Секундой позже он уже мог принять участие в ее радости. Но к его радости примешивался острый вкус потери и горя, с нею связанный. Даже гнев на себя, потому что она так опрометчиво, так глупо беззащитна перед ним, эта женщина. Она, сама того не зная, отдалась на его милость. Он же движим скорее местью, чем любовью. Он не может… Ну, не должен…

Мартин понятия не имел, откуда взялась эта боль. Но он знал, что все больше запутывается и с каждой минутой положение становится все серьезней.

— Ты мог и сам открыть, своим ключом, — сказала ему Джинджер, когда они вошли в кухню.

Своим ключом!

— У тебя есть еще немного времени до завтрака, чтобы побриться и ополоснуться, если хочешь. Милый, я совсем не помню, что ты любишь есть по утрам, но у тебя все равно нет выбора: должно быть, я собиралась по магазинам вчера, но…

Джинджер была встревожена: в холодильнике хоть шаром покати, а чтобы удовлетворить аппетит мужчины комплекции Мартина, нужно что-нибудь посущественней, чем баночка йогурта и стаканчик сока — ее обычный завтрак, как она помнила. Нашелся хлеб грубого помола, яйца и — о счастье! — немного копченого лосося в морозильнике, да еще кусок молодой баранины! Заклание агнца можно отложить до ланча, решила Джинджер, а сейчас перекусить лососем. Позже нужно сделать все необходимые покупки на завтра, уже сообразуясь со вкусом и аппетитом любимого мужчины.

Что за гримасы памяти! Джинджер точно знала, где находятся магазины, что и как готовить, но она понятия не имела о кулинарных пристрастиях Мартина.

— Я съем все, что ты поставишь мне под нос. — Мартин сказал это почти бесцеремонно.

Дома он жил и питался просто. Он мог бы готовить, по необходимости разумеется, но обычно полагался на полуфабрикаты из супермаркета или ел вне дома.

Как только Мартин вышел, Джинджер поставила в воду букет. Цветы действительно были прекрасны, к тому же ее любимого цвета, что не показалось ей удивительным. Должно быть, это не первый букет, который ей преподносит Мартин. Вдыхая их свежий аромат, она с удовольствием перебирала в уме чудесную мозаику прошедшей ночи…

А Мартин тем временем наверху прошел в ванную, стараясь не смотреть на аккуратно убранную постель.

Больше этого не повторится. Он не из тех, кто ради случайного секса готов рисковать благосостоянием своей семьи. И вообще, его мать пришла бы в ужас от поведения сына. Морочить женщине голову. Причем больной женщине! Соблазнить ничего не подозревающее создание, словно он какой-то гангстер из дешевого боевика!

Он густо намылил подбородок и взялся за бритву. Всякий раз, как воспоминания о ночи в спальне Джинджер накрывали его, он чувствовал… он хотел… Нет-нет. Никаких повторений этого безумия! Это не должно повториться. Прошедшая ночь была страшной ошибкой. Больше никогда!

Но ведь Джинджер думает, что они были любовниками, и ждет продолжения романа, новых постельных сцен. И, черт, она ненасытна, эта маленькая ведьмочка, она так изобретательна. Она просто талантлива в постели! Мартин даже слегка порезался.

Какого черта он постоянно думает об этом? Почему он не может не думать о ней? Все, что случилось, не более чем несчастный случай, ошибка, то, чего ни в коем случае не должно было произойти и уж конечно не повторится впредь!





— Надеюсь, ты любишь копченый лосось и яичницу-болтунью. — Джинджер встретила Мартина, так и не успев снять фартука. Это ее немного расстроило: она не хотела, чтобы Мартин видел ее в подобных скучных вещах. Тем более что сам он выглядел великолепно, ну, прямо как с рекламной картинки бритвенных принадлежностей, и пахло от него чем-то тонким, с легкой примесью цитруса. В его свежести и запахе она отметила что-то неуловимо эротичное и в то же время глубоко личное и интимное, потому что это все-таки ее мужчина.

По ее взгляду Мартин понял, что, предложи он сейчас вместо завтрака заняться любовью, она не откажется и, как подсказывает ему опыт прошедшей ночи, будет любить его долго, красиво и с безумным удовольствием.

Джинджер положительно наслаждалась свободным исследованием собственной чувственности.

Копченый лосось и яичница-болтунья. Как она догадалась, что это его любимый завтрак?

— Прекрасно, — отозвался он и улыбнулся ей так, что румянец удовольствия разлился по ее лицу. Женщины ее типа, рыжие с молочно-белой кожей, вообще очень легко краснеют. — Чудесная идея, давай все это поскорее съедим!

Джинджер решила, что самое время предложить перенести их завтрак в постель.

— Марти… Я нашла бутылку шампанского. Хочешь, откроем?

Шампанское!

Теперь Мартин покраснел.

— Но…

Он хотел сказать, что не ожидал от нее такой всесокрушающей инициативы. Но в последний момент он опомнился. Джинджер думает, что ему хочется вернуться в постель, но он опасается за ее здоровье, вот она и предложила сама. Ответить надо и тактично, и уклончиво. Но как, черт возьми, с ней разговаривать о преимуществах завтрака в саду, если его самого неудержимо тянет в спальню?!

— Марти, мне было так хорошо сегодня ночью. Я понимаю, что так, наверное, было всегда. Но для меня — это новое ощущение. А сегодня утром — первая, наша дата, как праздник… нашей любви. Ведь для меня так оно и есть… Но, если ты думаешь, что шампанское излишне… — застенчиво улыбнулась она, — если…

На мгновение Мартин потерял над собою контроль. Джинджер прелестна, желанна. Она самая прекрасная женщина, какую когда-либо создавала природа. И эта женщина, без сомнения, и телом и душой принадлежит ему. Он мог бы заняться с ней сексом прямо на кухне; ее это только бы распалило и вдохновило еще больше.

Не спросить ли, в самом деле, консультанта, бывают ли случаи полного изменения личности после амнезии или нет? Но это ему решать потом, а сейчас…

Он знал совершенно точно, что шампанское — спутник любви. Женщина, мужчина и бутылка шампанского. Это же классика. Именно таким и должно бы выглядеть утро, если бы их отношения не строились на лжи. Шампанское, мужчина и женщина. А почему бы и нет?

Но ему хватило благоразумия отказаться от идеи Джинджер.

— Тебе пока нельзя ни грамма алкоголя, дорогая. Давай просто позавтракаем здесь или в саду, если хочешь. Но мне приятнее было бы здесь.

Они позавтракали вчетвером: Пупси крутилась под столом, а Наполеон сидел рядом на стуле и щурился в солнечном пятне, которое грело его шкурку.

— Я помогу тебе мыть посуду, — предложил Мартин.

— Ничего, я сама, побудь здесь. И… еще раз спасибо тебе за прекрасные цветы, — ласково поблагодарила его Джинджер.

Она поцеловала его, собираясь собрать со стола и идти на кухню. Поцелуй был просто благодарный и вовсе не страстный, как Мартин говорил себе позже, но в тот момент прикосновение ее губ моментально разрушило баррикаду, которую он старательно выстраивал против ее обаяния весь завтрак. Мартин прижал Джинджер к себе, его язык разжал ей губы, и он сразу же почувствовал сквозь ее кофточку и свою рубашку, как твердые вершинки восхитительных сосков трутся ему о грудь.