Меч Тристана

Ант Скаландис

Меч Тристана

Благодарности

Завершив сей эпохальный труд и готовя его к печати, я вдруг почувствовал, что просто обязан выразить благодарность:

– западногерманскому кинорежиссеру Фюртенбергу, чей великолепный фильм «Огонь и меч», демонстрировавшийся во внеконкурсной программе Московского международного кинофестиваля 1983 года, впервые ввел меня в жуткий и прекрасный мир раннего средневековья, мир Тристана и Изольды;

– моей жене Ире – за активную помощь в выборе имен персонажей и придумывании отдельных сюжетных ходов и эпизодов;

– родителям моей жены и моим родителям – за прекрасные, десятилетиями собиравшиеся домашние библиотеки, без которых было бы просто невозможно работать над этим романом;

– Сергею Бережному – за правильную и своевременную подсказку, какую именно книгу нужно искать прежде всего;

– Сергею Иванову, Владимиру Гопману, Андрею Черткову, Николаю Александрову, Юлию Буркину, Андрею Измайлову, Вячеславу Рыбакову, Юрию Брайдеру, Николаю Чадовичу и многим другим моим друзьям по фэндому, которые так или иначе подтолкнули меня к возвращению в литературу – убедили, уговорили, поддержали, вдохновили своим примером, короче, наставили на путь истинный;

– журналистам «Вечерней Москвы», «Совершенно секретно» и некоторых других изданий – за страшную правду о Чеченской войне;

– всем читателям моих книг – за понимание, на которое я всегда надеюсь.

И ОСОБАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ:

– Алле Подшиваловой и Амалии Павловне Найде за предоставленную мне специальную литературу.

Предуведомление автора

Автор считает своим долгом объяснить во избежание всех и всяческих нелепых вопросов, что произведение, которое вы, читатель, держите сейчас в руках, является таким же историческим, как, скажем, знаменитый роман Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» или не менее знаменитая повесть Джона Бойнтона Пристли «Тридцать первое июня». Условная привязка событий именно к десятому веку от Рождества Христова может считаться относительно случайной, а наличие в тексте явных анахронизмов проистекает не от небрежности, а, напротив, становится следствием отчаянных попыток как можно точнее описать результат сложного взаимопроникновения нескольких различных реальностей.

Все персонажи данного опуса вовсе не являются вымышленными, а, как раз наоборот, списаны с реально существовавших (точнее, существующих, ибо ни один человек никогда не умирал и не умирает на самом деле) исторических личностей, и дай-то Бог, если кто-то из читателей узнает себя среди героев этой книги.

Что же касается непосредственно имен действующих лиц, их написания и произношения, то это для автора вопрос отдельный и, можно сказать, больной. Ведь текст древней легенды о самом красивом в истории любовном треугольнике, а также о добром маге, управлявшем судьбами людей, не дошел до нас на языке оригинала. Больше того, никто не знает наверняка, каким именно был язык оригинала, так как по меньшей мере два века легенда существовала лишь в устной форме, а первые записи, сохранившиеся фрагментарно, появились примерно в одни и те же годы независимо друг от друга в Уэльсе, Корнуолле, Исландии, Норвегии, Франции, Германии, Ирландии и Шотландии.

На какой же язык ориентироваться при написании имен героев? Светская литературная традиция благодаря куртуазным романам позднего средневековья донесла их до нас преимущественно во французской транскрипции. Автору показалось скучным и бессмысленным следовать этому канону. Ну, помилуйте, кто говорил по-старофранцузски в Ирландии или Корнуолле десятого века? Кроме пары-другой друидов и менестрелей – никто. Однако фонетика самих кельтских языков столь далека от привычного нам звучания русской речи, что буквальное соответствие тоже никого бы не порадовало. Посудите сами: можно ли написать романтичную и красивую историю, героями которой стали бы король Марух, рыцарь Дрестан, прекрасная белокурая принцесса Ессилт и ее очаровательная служанка Голуг Хавдид? А ведь именно так и звучали их имена на самом деле, то есть в жизни, а не в поэзии.

Одним словом, главных героев я решил оставить в покое, сохранив их имена в привычном для широкого читателя франко-германском виде, а вот к остальным персонажам вынужден был применить комплексный подход. И потому сразу хочу предупредить всех, кто искушен в истории средних веков, филологии и лингвистике: не обращайте внимания на языковую эклектичность. При озвучании имен использовались как древнеирландские, древневаллийские и старонорвежские корни, так и специфические особенности некоторых других наречий, еще более дремучих или вообще современных. Причем во главу угла автор стремился поставить не вопросы языкознания (в отличие от классиков марксизма), а занимательность повествования и изящество слога. Насколько ему это удалось, судить вам, читатель.

Меч Тристана

Посвящается М.П.К.

Сир, дабы ваше повеленье

Исполнить мне без промедленья,

Смахнул я пыль со старых глосс

И, оседлав очками нос,

Уткнулся в ветхого Тристана,

Стараясь точно, без обмана

Расшифровать, насколько мог,

Секрет вконец истертых строк.

И, протомившись дни и ночи,

Постиг и записал короче

Сей длинный путаный роман…

…Легенда о Тристане и Изольде привлекла не только остротой и неразрешимостью конфликта, не только «прирожденным ей элементом страдания», но и некоей «тайной», разгадать которую до конца никому не дано.

Пролог первый,

или

рем-скель

C cамого утра над Камелотом валил снег. И только к вечеру прояснело и приморозило.

При дворе Артура решено было в тот год не менее пышно, чем Троицу, отметить Рождество Христово, и не в Карлионе каком-нибудь, а в главной королевской резиденции. Почему так – никто не знал, и за огромным Круглым Столом в торжественной зале собрались, конечно, далеко не все рыцари. Пустовало на этот раз не только Гибельное Сиденье и четыре малоприятных места рядом с ним, пустовало еще десятка два кресел. А то и больше – кто ж их считал! Это было нормально для зимы. И несмотря на извечные декабрьские проблемы с дровами, несмотря на сквозняки, сырость, холод и связанные со всем этим простуды, настроение было уже вполне праздничное. Вот только, свято блюдя традиции, старик Артур и на Рождество не велел приступать к трапезе до начала какого-нибудь, пусть хоть самого захудалого, приключеньица. Особо голодные, конечно, уже начали втихаря под столом жевать хлебный мякиш, другие отходили в соседние помещения хлопнуть по кружечке пива в кулуарах, но большинство все-таки крепилось. Разумеется, срывалась молодежь, а именитые рыцари, верные данному однажды слову, мрачно сидели над остывающими кусками оленины и лебедятины и грустно принюхивались к вину в кубках. Обстановка со всей очевидностью накалялась.

И тут, как водится, час радости настал. В лучших традициях этого дома прямо в залу на белоснежном коне в сопровождении белой же, но только в черный горошек собаки и могучего оруженосца, спешившегося на всякий случай до порога, въехал… рыцарь не рыцарь, а кто – и не скажешь сразу. По благородству лица и осанки – так вылитый король, а по одежде весьма бедной – музыкант бродячий или паломник. Оружия у этого человека не было, только маленькая лютня в руках, и исполнял он на ней с редким мастерством дивную, неземную мелодию. Не переставая играть, удивительный гость спешился, кивком велел оруженосцу увести коня, а сам обратился к залу: