Монастырь

В те далекие месяцы, когда Куля уже поставили работать на замках, но он не до конца еще приноровился к ритму зековской жизни, недавний этапник вдруг поймал себя на мысли, что с завистью смотрит на распивающих чифирь соотрядников. По началу Николая несколько раз приглашали хапнуть, он же, вынужденный ответить такой же любезностью, купил пакет второсортного чая и тоже замутил несколько раз для таких же, как он, сверловщиков. Но, прикинув количество денег, Кулин понял, что их запаса не хватит и на полтора месяца. А ведь их надо было использовать и на одежду…

С первых дней в отряде, Николай заметил, что несколько мужиков все свободное время заняты непонятным делом. Они, зажав в пальцах металлические пластинки, крутили какие-то миниатюрные рукоятки. Присмотревшись, арестант понял, в чем смысл этих монотонных движений: мужики плели цепочки. Тончайшая серебристая проволока закреплялась на двух крючочках, и один из них поворачивался несколько раз так, что получалось перекрученное звено. Всего эти «паутинки» состояли минимум из 35-ти звеньев. Потом каждое из них расплющивалось под прессом, прилаживался замок из проволоки потолще и вся эта конструкция покрывалась в гальванике никелем.

Через день Николай уже раздобыл такую «машинку» и запас проволоки. Первые несколько опытов оказались неудачными. То ушко у звена оказывалось слишком большим, то не удавалось отломить проволоку в нужном месте и она торчала острым заусенцем, то само звено, перекрученное, внезапно рвалось. Убив на тренировку несколько дней, Куль, наконец, научился делать цепочки быстро и качественно. Но начинать крутить промышленные партии он не торопился. Прежде следовало выяснить, куда, кому и за сколько можно сбывать продукт.

На это ушло еще две недели. Почти сразу после того, как у арестанта была готова первая цепочка, к нему подвалил парень из его отряда по прозвищу Дрозд. Он, буквально сверкая своей хитрой рожей, вызвался быть посредником. Кулин внимательно выслушал предложение, но цена показалась ему слишком уж низкой, и он, не отказываясь сразу, обещал подумать недельку-другую. Дрозд намек понял и больше не подходил, при этом, не забывая следить за Николаем. Как потом выяснилось, пройдоха снизил ее аж вчетверо. Никто из зеков не стремился выдавать источники своих доходов, и поэтому Кулину пришлось самому поиграть в шпионов. Делать это, сидя за станком было непросто, но Николай справился.

Выяснилось, что есть несколько путей. Первым, самым неподходящим для Кулина был так называемый «грев». О нем он узнал из разговоров в курилке и для того, чтобы его провернуть требовались друзья на воле. В условленное время, ночью, на территорию лагеря забрасывался мешочек. Тот, кому он предназначался, сидел на крыше одного из цехов и ловил «подарочек». На волю таким же способом отправлялось и деловьё, и малявы.

Куль видел стены, окружавшие зону, и понимал, что одной человеческой силы вряд ли хватит, чтобы перекинуть через них, что бы то ни было. Требовалось устройство типа арбалета или катапульты. А это слишком большой риск, светиться с этакой дурой на просматриваемой площадке перед стеной. Следовательно, надо было еще и подкупать вышкарей.

Другой способ был еще опаснее. Следовало закентоваться с каким-нибудь из прапоров или, на крайний случай, с отрядником. Этот вариант тоже отпадал, ибо на подкормку вертухая требовалось и время, и деньги, и некоторый статус. Краснопогонник не будет даже разговаривать с недавним этапником, не потому, что может подозревать в том кумовского, а из-за незнания тем всех нюансов зековского бытия. Нужна была некоторая известность, причем не блатная, принципиальность, короче то, что выдвигало арестанта из ряда банальных мужиков, потенциальных стукачей, в разряд мужиков правильных.

Третьим, и наиболее подходящим для Николая, был способ, использующий вольняков, не военных. Почти ежедневно в лагерь приезжали грузовики с сырьем, или за готовой продукцией. Всякий раз водилу сопровождали прапор, который в данном случае был преодолимой помехой, и представитель заказчика. Тот, кто имел полномочия принимать или не принимать продукцию, подписывать счета и накладные. И если шофера могли меняться раз от раза, то представители всегда были одни и те же.

Замки, сделанные бригадой, в которой трудился Кулин, поступали на «Хумский завод метизов». Там они упаковывались в картонные коробочки и расходились по торговой сети. От ХЗМ два раза в неделю приезжал средних лет мужик, ровесник Николая. Зек уже знал, что того зовут Григорий и всякий раз как тот приходил в цех, пристально и оценивающе смотрел на вольняка. Когда же тот замечал эти взгляды, Куль резко возвращался к работе.

Вскоре Николай подкараулил приезд машины с Григорием и как бы случайно встретил того у входа в цех. Поблизости, казалось, никого не было, и Куль громко шепнул:

– Паутинки возьмешь?

– Сколько? – Вольняк лишь ненамного сбавил шаг.

– Десяток.

– Пакет.

Имелся в виду пакет чая весом в килограмм.

– Во вторник. – Сообщил Николай, и за хумчанином захлопнулась дверь цеха.

Куль торжествующе щелкнул пальцами. Если бы он согласился на предложение барыги – то имел бы как раз пакет вместо четырех килограмм. Но Куль рано радовался. Не успел он докурить, как невесть откуда взялся Дрозд.

– Ты чего с вольняшками перетираешь?

– А тебе что за дело?

– Смотри, не нарвись.

– На что это? – Куль попытался изобразить на лице недоумение.

– Они ж на всех куму стучат. – Объяснил парень. – А как будешь ты ему деловье передавать – тебя прапора за жопу хвать!

– Ну, значит влетел. – Философски отреагировал Николай и, бросив уголек, только и оставшийся от сигареты, отправился на рабочее место, оставив барыгу гадать, то ли он только договорился, то ли уже совершил обмен.

Но на этом неприятности не кончились. Куль за несколько дней сплел десяток цепочек, но когда на следующее утро после окончания лихорадочной работы, он хотел отнести их в гальванику, то обнаружил, что они из тайника пропали. Нычку Кулин сделал в своем сверлильном станке, и найти ее, в принципе, мог любой. Но Николай был на сто пять процентов уверен, что без Дрозда тут не обошлось. Однако предъявить ему Куль не мог. Подозрения надо было подтверждать фактами, а их-то и не было. Пока не было.