Аукцион (пьеса)

Приемщик: Извините, свободной от чего? От домашнего очага, от любви, от верности? Может быть, счастья?

Эмансипатка: Ради Бога, не выражайтесь при мне! Эти пошлые сентиментальные словечки режут мой слух. Еще скажите, как приятно зимними, снежными вечерами сидеть вокруг самовара всей оравой и дуть на блюдечко с золотой каемочкой. Ужас какой! И это вы посмеете назвать этим непристойным словечком… Ну, как его…

Приемщик: Счастьем, мадам.

Эмансипатка: К счастью, мадмуазель! И именно поэтому я прекрасно живу в номере люкс, который принято называть домом. И именно поэтому я собираюсь избавиться от этого монстра (еще дальше отодвигает от себя самовар). Это мои сумасшедшие пратетушки любили за ним чаевничать, этакие матроны в кокошниках, прямо с картины Кустодиева. Кстати именно это чудовище и нарисовал художник. Тоже мне умник нашелся. Напился чаем в Мытищах, а самовар спихнул моей пратетушке-дурочке. Себе, не дурак, не оставил. Теперь его родственнички наверняка балуются эрл грэем из Тефали. А я получается, идиотка! А у меня, между прочим, чайник наверняка лучше ихнего! Скарлетт! Англичанин! А вы бы видели, какой благородный окрас! Серебристый корпус! А какой профиль! Почти греческий! И цена красная! И вдруг какая-то допотопная эра, почти каменный век, может, еще прикажете платочек в горошек повязать и фартук в цветочки? Пусть родственнички Кустодиева повязывают! Это его самовар, вот пускай и забирают! Нет, вы только представьте, насколько бы выиграла картина, если бы художник на ней изобразил электрический чайник! И за ним вполне достойную женщину, с короткой стрижкой и деловом костюме. А на заднем плане как замечательно смотрелся бы компьютер! Вот это я понимаю, вот это был бы шедевр! Новое слово в искусстве! А так! Деревенщина и дешевка! И мне теперь спихивают… Этого птеродактиля… Это просто нетактично со стороны художника, хоть он и великий. Это просто нелогично и не эстетично! И я более вам скажу. Этот огнедышащий динозавр в некотором роде меня компрометирует!

Приемщик (всплеснув руками): Неужели, ма… ма…

Эмансипатка: Мадмуазель. Ну, не то чтобы меня. Вы с первого взгляда должны были понять, что моя репутация безупречна. И не поддается ни критике, ни анализу. А на работе я просто незаменима. Руководить мужским коллективом, это знаете ли, не каждому под силу. Женщин я сразу уволила. Знаете, эти словечки, цветочки, записочки, колготочки… Сюсюканье, улюлюканье. И бесконечные вздохи. Фу! С ума сойти можно. А мужчины представляют собой хорошо организованную в меру молчаливую трудовую силу. И вдруг… Вдруг у меня, руководителя и организатора, эта камфорка! Он, действительно, компрометирует. Если не меня, то мое мировоззрение, мою философию, мое жизненное кредо. И более того – подвергает сомнению мое субъективное я! Ну, скажите, кому я могу открыть дверь своего номера люкс, если на столе будет стоять этот железный монстр! И кто после этого постучит в мою дверь!

(Раздается робкий стук в дверь. Эмансипатка испуганно вздрагивает. Бесшумно входит учительница, смущенно сжимая сумочку в руках).

Учительница: Здравствуйте. Можно?

Приемщик: Почему нет?

Эмансипатка: потому что вы, видимо, ошиблись адресом, гражданочка. (Презрительно оглядывает ее с ног до головы). Здесь аукцион дорогих раритетов, а не распродажа секонд-хэнда.

Учительница: Мою вещь принесут позднее, если можно. (Присаживается на угол скамейки). Можно?

Приемщик: Почему нет?

Эмансипатка: Потому что можно представить себе эту вещь! Наверняка вторсырье! Там, кстати, направо за углом комиссионный, а налево магазинчик одной цены. Вы, наверняка, углы перепутали.

Учительница: Да, по началу так и было. Я ошиблась и зашла по ошибке в комиссионный. Но меня направили именно по этому адресу. (Достает блокнот с адресом, листает страницы). Еще такой грубый мужчина, такой полный с красным лицом прямо указал мне на дверь. Бывают же такие люди. Хотя, пожалуй, сейчас почти все-такие. Они почему-то производят впечатление очень довольных жизнью. Разве жизнью можно быть довольным? И они почему то предпочитают, не спрашивая, открывать дверь ногой. Наверно, это удобнее, чем стучать, не зная, захотят ли открыть.

(Толстый краснощекий Бизнесмен широко распахивает ногой дверь. И, довольный собой, уверенно входит. В руках у него пошарпанный табурет, который он небрежно раскачивает за ножку. Учительница испуганно подскакивает на месте).

Эмансипатка: Вспомнишь черта, он тут как тут.

Учительница (облегченно вздыхая): Это не тот черт.

Бизнесмен: Фу! Ну и духотище!

(С грохотом ставит табурет недалеко от места, где сидит учительница. Учительница подпрыгивает от неожиданности и встает, бизнесмен бухается на ее место.)

Бизнесмен: Фу-у-у… Хоть отдышаться можно. (Смотрит по сторонам). Хотя какое там отдышаться! Вот народ! Из-за него никогда воздуха не хватает! Мой девиз – меньше народу, больше кислороду и кондиционеров. Это я сам придумал. Про кондиционеры (гогочет). Кстати. Чего они у вас барахлят? Ну и народ! Такие бабки тут вертятся, можно сказать перетекают из рук в руки, а кондики не пашут!

Учительница: Вещам кондиционеры не нужны. Им воздуха везде хватает. Они не столь привередливы.

Эмансипатка: Просто они глухонемые. И не могут заявить о своих правах. А воздуха всем не хватает, если его нет.

Приемщик: (включая кондиционеры). Это вы верно заметили, мада… мадмуазель. Вещи дышат так же, как и люди. А если нечем дышать, они погибают. Впрочем, как и люди.

(Бизнесмен гогочет во все горло и становится еще краснее).

Бизнесмен: Ха-ха-ха! Мой несчастный табуретишка, оказывается, еще и дышит! Может он еще и заболтает, славненький? Интересно, на каком языке! А мне все одно! Я ни на каком не рублю! Но представляю, сколько гадостей но на меня выльет! У, сплетник проклятый! (Замахивается кулаком). А чего доброго еще донос на меня в прокуратуру сварганит! И тогда уж точно «черный ворон, я не твой!». (Громко поет). У-у-у, стукач мерзкий, только попробуй! (Пнет его ногой).

(Учительница мигом оказывается перед табуретом, словно вставая на его защиту.)

Учительница: А, по-моему, очень милая, трогательная вещица. Позвольте, я присяду на этот обаятельный табуретик. Здесь мне будет удобнее. (Робко садится). Боже мой! Как приятно на нем сидеть! Как давно я себя столь уютно не чувствовала!

Бизнесмен: Э-ге-гей! Что за привольности вы себе позволяете с моим табуретищем! Что за народ! Сплошное бескультурье! А ну быстро встали!

(Учительница вскакивает, как по команде).

Учительница: Извините, пожалуйста. Я не хотела. Вернее хотела, но только посидеть.

Бизнесмен: Все мы когда-нибудь сядем. Так зачем торопиться? (Хохочет и вытирает табурет шелковым носовым платком). Он конечно никуда не годный, паршивец! На ладан дышит! К тому же нужен моему коттеджу, как собаке пятая нога и один кондиционер! (Гогочет) Это я сам придумал, про кондиционер! Всю душу мне вымотал, подлец! С меня уже все дружбаны гогочут. Треплют, нафига я завел это четвероногое в золотых хоромах. Лучше бы уж еще одного бультерьера взял. А у меня и так их три с половиной! А я пока помалкиваю. Чего они понимают? Один я цену этому табуретишке знаю, но держусь, как на допросе. Скажи – так они, как пить дать, умыкнут. Хотя они пацаны хорошие, толковые, но умыкнуть, подлецы, запросто могут. Хотя, если бы раскололся, может, они ничего бы и не просекли. Чего им до того, что на нем сидел какой-то поэтишка. Как его… Ну, волосы – кувырком. Будто и не расчесывался ни разу. (Показывает).

Эмансипатка (с иронией): Пушкин, что ли? Так это вранье! Не сиживал он на табуретах!