Страница 19 из 26
– А чего мне там делать-то? – насупился Иван. – Ты что – обиделся, что она тебя в капкан заманила?
– Ну, это тоже есть, конечно… – не стал спорить оборотень. – Но главное – вымани у нее нож мой! Очень надо!
– Нож? А зачем тебе нож? Ты ж говорил, что…
– Заветный нож! Чародейский! У нас у всех трех братьев такой есть – без них мы силы теряем, вторая личина слабеет, разум теряет, превращаться труднее… Нам эти ножи от батьки достались…
– А-а-а… – нахмурил чело Иван. – Ну, так бы сразу и сказал… А где ж я его возьму – нож-то? В сундуках, что ль, пошарить?..
– Должно, яга его при себе держит… – проворчал Яромир. – Хотя мара ее знает… Ты с плеча не руби – сами мы не найдем ни шиша. Лучше подожди, пока она сама тебе этот нож покажет…
– Ага, покажет… – замялся Иван. – А ежели она меня там съест?..
– Иди-иди, не трусь, – подтолкнул его в спину Яромир. – А если совсем худо придется – вопи погромче, выручу…
– Чтоб княжеский сын, да на помощь звал?! – возмутился Иван, храбро устремляясь к избе. – Ну-ка, где там эта яга?!
Оборотень удовлетворенно усмехнулся и растворился в чаще. Теперь следовало ждать, что будет дальше…
Дверь избушки оказалась ветхой, рассохшейся. Петли завизжали хуже молодого поросенка – Иван едва удержался, чтобы не зажать уши. Он прошел внутрь, и сзади раздался резкий стук – дверь захлопнулась за спиной, словно живая. Княжич вздрогнул, но бежать не пустился. Рукоять кладенца, завернутого в тряпицу, успокаивающе грела ладонь.
Внутри было темно и ужасно тесно. Одно-единственное окошко, затянутое кожей, почти не пропускающее свет. Две трети избы занимает огромная печь. Упечь[25] отделена рваненькой занавеской, на полу – грязненький половик, прикрывающий западню[26]
Иван постоял, огляделся, а потом уселся на коник[27], предварительно отряхнув пыль. К этой скамье никто не прикасался уже несколько дней.
– Эгей?.. – нерешительно позвал он, чувствуя, как по спине бегают мурашки. – Есть кто?..
В темной и пустой избе бабы-яги было страшновато. Где-то за печкой еле слышно стрекотал сверчок, за окном время от времени ухала сова, да по спине продолжали бегать мурашки. Княжич терпеливо ждал, время от времени поглядывая в окошко – туда, где, возможно, притаился в кустах Яромир.
Так Иван прождал довольно долго. Уже перевалило за полночь, когда снаружи послышался свист, шум, а в довершение – гулкий удар, будто на землю сбросили что-то тяжелое. Двери растворились (на сей раз петли даже не скрипнули!), и на пороге появилась жуткая всклокоченная старуха с метлой.
– Фу, фу, фу! – сипло каркнула баба-яга. – Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нонче русский дух воочью проявляется, в уста бросается!
– Поздорову тебе, бабушка! – отвесил земной поклон Иван. – Прости уж, что без спросу зашел!
Старая ведьма поставила метлу в угол и встала напротив незваного гостя, упря руки в бока. Росточку она оказалась невеликого, Ивану не доставала и до плеча. Нос крючком, глаза желтые, огнем горят, зубы кривые, редкие, но острые, седые волосы космами, одета в бесформенную рванину – не поймешь, что это вообще за платье такое.
Но на плечах и верно – яга,[28] как по чину подобает.
– Фу, как русска кость воня! – прошамкала бабка, потянув воздух волосатыми ноздрями. – Ну, гость непрошеный, отвечай – зачем пришел? Чего надобно?!
– А ты, бабушка, погоди кричать! – возмутился Иван. – Я, чай, не побирушка какой – я самого князя Берендея сын! Ты меня сначала накорми, напои, в байну своди, а потом уж и спрашивай!
– Хе! – сморщилась Яга Ягишна. – И то сказать – дура я, стала у голодного да холодного выспрашивать… Берендея, говоришь, сын?.. Хм-м-м… а ты какой же по счету будешь? Для старшого, пожалуй, молодехонек… да и середульний вроде малость постарше будет… меньшой, так?
– Так! Иваном кличут!
– Ну, и то ладно. Ступай, Иван, в истопку, парься, мойся, а я пока на стол соберу… – проворчала старуха. – Байна парит, байна правит, байна все поправит… На вот, держи хлебушек.
Парная горница в избушке оказалась крошечная – едва человеку уместиться. Все освещение – тлеющая каменка, да лучина, кое-как приткнутая в щели. Топилась печь «по-черному» – дым выходил через дымволок в стене.
Однако Иван с удовольствием забрался на полок и начал нахлестывать себя веником – последний раз он парился еще в Тиборске, целую седмицу назад. А как русскому человеку без бани обойтись? Никак не можно.
Гайтан с нательным крестом княжич, само собой, снял еще загодя, оставил в предбаннике. С крестом в баню нельзя. А хлеб, данный хозяйкой, густо посыпал солью и положил у печи – для банника. Известное дело – этого супостата не подмаслишь, так непременно пакость подстроит. Камнем кинет, кипятком плеснет, банную притку нашлет… а то и вовсю кожу сдерет, с него станется.
За стеной поскреблись. Из дымволока послышался приглушенный сиплый голос:
– Иван, ты там?
– Ага! – откликнулся княжич, работая веником. – Парюсь!
– Ты там пока ничего в рот не брал?
– Не-а, ничего пока!
– Я тебе сказать забыл – ешь-пей что хочешь, только брагу с киселем не трогай!
– А что так? – огорчился Иван. Он очень любил и кисель, и брагу.
– Брага отравлена! Яга туда сонное зелье сыпет! Она у меня так этот нож и стащила – хорошо, сам спастись исхитрился… Ты только притворись, что пьешь, а сам незаметно под стол выплесни!
– У, ведьма старая! – выпучились глаза княжича. – А кисель тоже отравлен?
– Нет, просто на вкус – как помои. Старуха его из плесени варит.
– Фу-ты! Вот ведьма…
– Ладно, мойся дальше… и осторожнее там! – прорычал напоследок Яромир. – Не засыпай ни в коем случае! А если что – вопи погромче…
– Ладно…
– И это… подмышки вымыть не забудь. А то ты их давно уже не мыл…
– Ты-то откуда знаешь?! – обиделся Иван. – Чай, не провидец!
– Не провидец. Но и нос пока что не отвалился.
Оборотень растворился так же бесшумно, как и подкрался. Иван почесал в затылке, думая, что надо было сказать что-то еще… только вот что?..
Закончив париться, княжич, само собой, оставил в кадушках немного воды, а в углу – веник. Для банника – он тоже попариться любит, но моется только грязной водой, что стекла с людских тел. Пренебрегать этим обычаем не годится – баенна нечисть при случае много всякого вреда сделать может, с ней ухо держи востро…
Когда Иван, чистый и распаренный, вышел из байны в избу, Яга Ягишна возилась в стряпном куте. От печи вились ароматные дымки, в чугунке что-то аппетитно шкворчало, на столе громоздились чашки-плошки.
Сама старуха ничего есть не стала. Только уселась напротив Ивана и сверлила его глазами, провожая каждый проглоченный кусок. Впрочем, княжич не обращал внимания – знай наворачивал. Чай, с самого утра ничего не ел – живот уже начало подводить. На миг нахлынули угрызения совести – Иван вспомнил, что Яромир тоже с утра не ел… но эта мысль тут же отступила. И то сказать – кто ж ему мешает тоже в избу зайти? Сам и виноват, что голодный.
– Вот еще шанежка… – приговаривала яга, – а вот ватрушечки… сбитень с медом… взвар клюквенный… квасок кленовый… кисель сладенький…
– Не, не, не! – отказался от киселя Иван. – Прости, бабушка, кисель не люблю с детства.
– Что ж так? Не обижай бабушку! Не хочешь киселя, так вот бражки выпей – сама варила, сама настаивала… Чисто изюм заморский!
– Да нет, бабушка, благодарствую…
– Нехорошо от угошшенья отказываться… – злобненько загорелись глаза бабуси.
Иван посмотрел на постукивающие по столу пальцы, кривую ухмылку старой ведьмы… смущенно утер нос рукавом и поднес чару к губам. Баба-яга проводила это движение торжествующим взглядом… Иван сделал первый глоток… и вскрикнул:
25
Место против печи, предназначенное для стряпни.
26
Подъемная крышка над лазом в подпол.
27
Короткая широкая скамья в виде длинного ящика с крышкой. Часто украшалась резным изображением конской головы, отсюда и название.
28
Яга – шуба из собачьих шкур шерстью наружу.