Сажайте, и вырастет

– Принеси мне новости, от Михаила, – одними губами выговорил я.

Адвокат кивнул. При этом вмиг обшарил меня глазами, опустил их и задумался, но тут же вновь посмотрел на меня – доброжелательно и участливо. Не может понять, догадался я, зачем и почему клиент переживает не за себя, а за своего компаньона.

Очень просто: у Михаила Мороза гораздо больше шансов выскочить из рук правосудия целым и невредимым. У меня – нет.

Я делал всю грязную работу. Все нити ведут ко мне. Так было задумано с самого начала. Шеф и босс – неприкосновенен, ибо он умеет делать деньги и делает их. С головы такого умельца не должен упасть ни один волос. Такая постановка дела – чисто азиатская. Самурайская. Ведь Москва – не европейский город. Это огромное монгольское становище. Где каждый смерд ищет себе хозяина и готов биться за него до смерти.

Как только босса Михаила выпустят, он приготовит деньги – а это займет от силы пару дней,– я потребую встречи с папой Зуевым, и он меня отпустит. Это просто. Генерал, который любит кондиционеры, не может не взять деньги!

Да, меня посадили в тюрьму. Но все так и задумано, такой вариант предусмотрен, он обсуждался, есть договоренность о возможных линиях поведения, о том, кто из нас что будет делать в неприятной ситуации. Оба – я и Михаил – мыслили просто и по-деловому: есть лавочка, она приносит большую прибыль, она сделала нас богачами. Это наша священная корова. Наша курица, несущая золотые яички. Это наше все. Они – курица, корова – должны жить любой ценой. Бизнес юбер аллес.

Рыжему адвокату Максиму об этом знать незачем. Да он и не поймет. Он не приехал в этот город из ледяного темного далека, где по ночам воют волки. Он не очень представляет себе, что значит рвануться вверх. Он намерен получить блага жизни, ничем не рискуя. А разве так бывает? Только не здесь, в столице Империи. Только не сейчас, только не со мной.

– ...Значит, жалоб нет? – переспросил прокурор по надзору.

Молодежь, как я уже догадался, редко попадала в стены самой строгой политической тюрьмы. И прокурор глядел на меня с большим любопытством.

– Никак нет,– бодро отрапортовал я.

– Заявления? Просьбы?

– Просьба.

– Чего хотите попросить?

– Сигару, ванну и коньяку! Прокурор помолчал, выразив быстрым путешествием зрачков и дрожанием щеки отрицательные эмоции.

– Много хочешь! – грубо ответил он, выставил подбородок и покинул меня, тяжело отталкиваясь поношенными светлыми туфлями от коричневого цементного пола.

Правота осталась за ним. Я печально признался себе в этом, поместил зад на одеяло и уронил голову на руки. А вдруг я действительно слишком многого хочу? А вдруг мне стоило остаться голодным и честным репортером? А вдруг я неправ? А вдруг я плохой человек?

ГЛАВА 8

С сигарами вот что произошло: в последний раз я мечтал о сигаре за три года до своего ареста.

Весной девяносто третьего года, в теплом, томительно-влажном московском мае, я и мой друг Михаил, благодушно настроенные, физически крепкие начинающие капиталисты (мне – двадцать четыре, ему – двадцать восемь), сидели в припаркованном у тротуара автомобиле и ожидали появления нужного человека. Слушали магнитолу. Звучал один из гимнов того бурного времени: «Отель Калифорния» американской группы «Иглз».

«Добро пожаловать в отель «Калифорния»!»,– пронзительным тенором выводил солист, особой хрипотцой давая понять, что приглашение адресовано далеко не всем – а лишь самым продвинутым, резким, решительным, рисковым, серьезным, сильным, уверенным, хладнокровным и при этом тонко чувствующим мужчинам. Я и Михаил причисляли себя как раз к таким.

Мы искали офис. Нам требовалось помещение. Комната. С телефоном. С дверью, запирающейся на ключ. Отапливаемая. На умеренном расстоянии от метро. Возник посредник, обещавший подыскать что-то подходящее. Сегодня утром он позвонил. Назвал адрес. Назначил время.

Прибыв на место, мы поняли, что вариант вполне устраивает. Конечно, не калифорнийский отель. Но в общем – то, что надо. Дом – серая бетонная коробка семи этажей – пребывал в собственности некоего научного учреждения. Во времена Совдепии наука необычайно процветала. Советские ученые работали в светлых комнатах с большими окнами. Теперь просторные залы и кабинеты, где так сладостно, наверное, было решать проблемы неорганической химии или ядерной физики, сдавались внаем предпринимателям, чьи умы беспокоили иные вопросы: «поставки» и «недопоставки», «проплаты» и «откаты», «конвертировать» и «расконвертировать», «затаможить» и «растаможить» – вот стандартный набор проблем, ныне мучительно решаемых под высокими потолками бывшего храма науки.

Все подъездные пути к зданию занимали дорогие самодвижущиеся экипажи. В разных направлениях сновали молодые люди в небрежно повязанных галстуках, с озабоченно напряженными лицевыми мускулами. Отсвечивали золотые часы, браслеты, перстни и оправы очков. Здесь же оборотистые представители мелкого уличного бизнеса наладили сопутствующую торговлишку: установили табачный киоск.

Прождав час, мы поняли, что ничего не будет – ни посредника, ни помещения.

Деловой этикет в те времена соблюдали не все участники рынка недвижимости, а только работающие с солидной клиентурой. Те, кто искал общества толстосумов. А мы, я и Михаил, не позиционировались как толстосумы. Это, в целом, понятно. Если ты не являешься толстосумом реально, то тебе нет никакого смысла позиционироваться как толстосум.

Все же мы – особенно Михаил – знали вкус денег и умели себя вести, как надо, и одевались вполне прилично.

Однако маклер нас пробросил.

В каком-нибудь двухтысячном году этот непорядочный человек, очевидно, позвонил бы на мобильный телефон и как минимум извинился перед клиентами за сорванную сделку. Но тогда, в круто посоленном девяносто третьем, мобильной связью наслаждались только избранные. Толстосумы. А прочие голодранцы, вроде меня и моего друга Михаила, пользовались телефонами-автоматами.

Маклер не пришел.

Я и Михаил недоумевали. Вроде бы на первой встрече с посредником мы все сделали, как надо. Предусмотрели мельчайшие нюансы. Облачились в куртки из грубой свиной кожи и в черные джинсы. Наши скулы играли. Глаза сверкали стальным блеском. Чемоданы типа «дипломат» оттягивали руки. Но посредник, сволочь, опознал-таки в нас начинающих. Небогатых провинциалов. Юных дураков.

Теперь я и мой друг Михаил, сидя в скромном салоне скромного автомобиля, молчали, размышляя, порознь, об одном и том же.

Я чувствовал досаду. Маклер нами пренебрег. Это значило, что сорокалетний дядя с птичьими движениями головы не проникся брутальными элементами моего гардероба: клубным пиджаком, и поясным ремнем с металлическими блямбами по всему периметру, и остроносыми, убийственного малинового цвета, ковбойскими сапогами. Барабаня пальцами по облезлому рулевому колесу, я озабочено признался самому себе, что моя дорогостоящая боевая раскраска, еще год назад убеждавшая всякого гражданина в моей абсолютной крутизне, теперь работает плохо. Любой мало-мальски обеспеченный предприниматель, хотя бы и маклер рынка недвижимости, легко умеет опознать во мне практически нищего молодого человека.

Михаил, мой надежный партнер и без пяти минут босс, маялся, как я предполагал, схожими вопросами. В свои двадцать восемь он смотрелся чрезвычайно солидно. Весил едва не сто кило. Разговаривал басом. Повязав элементарный галстук отечественного производства, он уже выглядел большим человеком: как минимум бывшим секретарем областного комитета ВЛКСМ. Если же галстук был из Италии, а пиджак из твида, перед Михаилом прогибался весь мир. Еще не будучи боссом, Михаил уже выглядел как босс. Глядя на него, я постигал удивительную правду отечественной коммерции, да и всякой коммерции вообще: если ты хочешь заделаться хозяином, то первое, с чего тебе следует начинать, – это одеться как хозяин, и так же разговаривать.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.