Страница 7 из 17
– Салих, еще горячего! – крикнул боярин, поправляя сбившийся с плеча бобровый налатник.
Купленный три года тому назад в Твери узкоглазый холоп понимающе кинулся к суме, наполнил чарку из объемистого бурдюка, поднес барину. Петр Иванович выпил, передернул плечами, привычны жестом промакнул губы кончиком длинной окладистой бороды. Потом, переваливаясь с боку на бок, начал подниматься на ближний пологий холм. Прежде чем решить, как следует поступать, поперва следует своими очами на поле брани взглянуть. Однако с вершины он увидел не степь и перемещающихся по ней воинов, а нескладную коротконогую фигуру, кое-как слепленную из сырой глины, и поднимающуюся навстречу, оставляя за собой мокрые следы.
– А это еще чего? – боярин даже не удивился, увидев голема. Зрелище оказалось столь невероятным, что он просто не поверил своим глазам и отчаянно пытался понять, откуда могло взяться столь странное явление.
Голем тоже остановился, медленно сжал руку в кулак, поднял его над собой и аккуратно опустил на макушку государева дьяка. Склонил голову набок, отвел руку в сторону, с любопытством созерцая исковерканное тело, а потом двинулся дальше.
– Свят, свят, свят… – испуганно закрестились при виде жуткого чудища стрельцы.
Молчаливый глиняный человек, забавно перебирая толстыми короткими ножками, устремился к ним.
– А-а-а!!! – некоторые из воинов, бросая оружие и забыв про стреноженных неподалеку коней, сразу бросились бежать. Кое-кто, торопливо запаливая фитили, стали укладывать пищали на бердыши.
Загрохотали беспорядочные выстрелы – за холмом сидящий на потнике Александр Тирц скривился и зашипел от боли.
Но причиняя боль отцу голема, пули и картечины не наносили никакого видимого вреда самому монстру. Свинцовые шарики со звучным чмоканьем входили в глину – и просто оставались в ней, а уродливый гигант лихорадочно шлепал кулаками по суетящимся вокруг маленьким существам, калеча и убивая недругов.
Самые храбрые из стрельцов пытались рубить ноги глиняного человека бердышами, отхватывая крупные ломти мертвой плоти – но каждый удар бесчувственного гиганта истреблял их десятками, а потому вскоре выжили только те, в сознаниях которых укоренилась лишь одна-единственная мысль: бежать!
– Ко мне… – прошептал, тяжело дыша, Тирц. Боль, мучившая его последние несколько минут, наконец-то отпустила. Это значило, что схватка за холмом закончилась, и голема пора отправлять в другую сторону. Физик не кричал. Он прекрасно знал, что глиняный человек услышит его в любом случае.
– Что ты говоришь, Менги-нукер? – отодвинув шаманку, склонился к русскому Алги-мурза, охранявший его с двумя полусотнями воинов из своего рода.
– Ты, татарин, – схватил его за ворот халата русский, – гони стрельцов. Они бегут. Гони их и руби всех!
Отпустил Алги-мурзу, Тирц улыбнулся, закрыл глаза и мысленно обратился к своему ребенку:
– А ты иди вдоль ручья и убей всех людей в красных одеждах, кого только увидишь.
Спустя несколько минут многотонная махина, с хрустом давя раскиданный возле русла лед, прошагала мимо потника, заставив шаманку пригнуть голову и затаить дыхание. Тирц откинулся на спину и закрыл глаза, приготовившись к новой волне боли.
– Русские, сдавайтесь! – выкрикнул очередной лихой татарин, и помчался вдоль русского строя с разбойничьим посвистом. Кончики граненых стволов медленно повернулись вслед за ним, но никто опять не выстрелил.
– Русский, в плен иди! На сестер своих посмотришь! Обрюхатить дам! – вконец обнаглевший степняк на этот раз даже не пустил коня вскачь, думая, что находится на безопасном расстоянии – но он не знал, что тяжелая свинцовая пуля летит, может, и не так далеко, как стрела, но зато почти вдвое дальше картечи. И что многие из стрельцов закатали в стволы вместо жребия именно пули.
Б-бах, Ба-бах! Два выстрела громыхнули почти одновременно, и наглый татарин не просто рухнул на землю – он вылетел из седла и шмякнулся в снег почти в пяти шагах за крупом коня.
– Не слышу! – По русским рядам прокатился довольный смешок. – Ближе подъезжай! Не слышу, что говоришь!
В воздухе опять запели стрелы. Но боевой припас степняки, видимо, бросили в разгромленном лагере, имея с собой от силы по колчану, а потому стрелы берегли. Вместо густого смертоносного ливня на русский строй падали лишь отдельные вестницы смерти. Опять зазвякали под ударами наконечников бердыши, опять послышалась ругань и болезненные выкрики – но длиннополые тегиляи уберегали людей от тяжелых ран. Сблизиться на расстояние прямого выстрела, когда целишься врагу точно в грудь, а не метаешь навесные стрелы на пределе дальности степняки боялись.
– Эй, татарин, сюда иди! Тут кто-то золотой потерял. Хватай, не то подберу.
Неожиданно конница всей массой резко качнулась вперед, подалась в стороны и вдоль ручья к стрельцам зашагал, перекачиваясь с боку на бок, словно детский бычок по наклонной дощечке, несуразный уродец. Короткие ноги, похожее на бочку туловище, длинные, едва не волочащиеся по земле руки. Вот только росту в этом уродце было никак не меньше пяти человеческих.
– Господи, спаси помилуй и сохрани грешного раба твоего… – начали креститься стрельцы, но тут послышался уверенный голос сотника:
– В грудь цельтесь нехристю, в грудь! Все вместе готовьтесь! Пали!
Ряды русских воинов жахнули огнем – и странное чудовище, взмахнув своими нелепыми руками, опрокинулось на спину.
– Ур-ра-а-а!!! – радостно закричали воины, отбрасывая пищали и хватаясь за бердыши: – Бей татар! Москва-а-а!!!
Они дружно, в едином порыве ринулись вперед, готовясь опрокинуть, разогнать рыхлую усталую конницу, но тут чудище, опершись руками о землю, село, а потом поднялось на ноги.
– Мы разгромили их, Менги-нукер! – бей Девлет из рода Гиреевых от полноты чувств натянул поводья, поднимая жеребцы на дыбы. – Мы перебили всех! Аллах свидетель – Алги-мурза со своими сотнями гнал стрельцов едва не до Сейма и порубил не меньше тысячи! Одних коней тысяч десять взяли!
Распластавшийся на попоне Тирц глухо закашлялся, зажимая ворот на груди. Татарин осекся, потом вспомнил: