Дикое поле

– Это не те казаки, – положив в рот последний кусочек мяса и тщательно облизав пальцы, спросил боярин Григорий, – что по осени у нас Выборг вместе с московской ратью брали?

– Могли быть и они, – согласился воевода. – Казаки в московское войско с охотой нанимаются. Чай, христиане, православные. Они, хоть и станишники, в наших землях никого не трогают, можете не опасаться. А коли и захотели бы, то и не смогут. Они ведь завсегда османов грабят. Крым, Валахию, Грузию. Под Трамбон и Стамбул иногда заплывают, – боярин Дмитрий Федорович довольно улыбнулся и потянулся еще за одним кусочком птицы. – Там балуют, здесь добычу продают. Коли тут захотят чем поживиться, то путь в московские земли навсегда для себя закажут. А в Османию свой дуван им везти бесполезно, их там, кроме острого кола в задницу, ничего не ждет. Не осталось на здешних землях, бояре, никого, кроме нас – Руси Святой и Оттоманской империи. А значит, все прочие мелкие племена решить должны, к кому примкнут, и служить вовеки честно и преданно. Потому как, коли метаться начнут – мы их враз в две руки задавим. Вы про это, бояре, помните. И коли кто под руку государю нашему проситься придет, привечайте. Или к себе на землю сажайте…

Дмитрий Федорович задумался. Так получалось, что приехавшие с ввозными грамотами братья сядут на землю от Донца до Оскола – аккурат поперек печально известного Изюмского шляха. С одной стороны, это хорошо: родичи, друг за друга стоять станут, не предадут, через соседские земли ворога не пустят. Будет лишний заслон между Осколом и Диким полем. День-два простоят – и то дело великое. Крепость к осаде подготовить можно, волость исполчить, смердов укрыть. Да только… Только ходят татары по Изюмскому шляху зачастую не сотней-другой, а многотысячными ордами.

Воевода вздохнул, объел белое мясо и закончил:

– Земли у вас, бояре, будет много, а вот людей – мало.

– Кое-кто из смердов с нами приехал, – похвастался надтреснутым голосом Николай. – Из отцовского поместья.

– Много? – навострил уши царский наместник.

– Не очень, – вздохнул Григорий. – Холопов, что в закупе еще несколько лет быть должны, отец пятерых послал. Две девки дворовые увязались, смердов около десятка, что при отцах жили, а сами ни в крепостные садиться не спешили, ни дела пытать никуда не уходили. Мы им здесь землю любую на выбор пообещали, сколько захотят, да подъемные. Ну, и еще шесть семей молодых – смерды с женами решились тоже на новые места податься. Чтобы и земли, сколько взять смогут, и детям, куда расширяться, место имелось. Никита, сын кузнеца нашего, с женой и малышом тоже поехать согласился. Уж не стану и признаваться, что мы ему пообещали.

– От податей и оброка освобождение, пока работать сможет, – ухмыльнулся воевода, знавший цену хорошему кузнецу, и хитро прищурился: – Стало быть, четверо молодых, неженатых бояр в нашей волости появилось? То-то девки обрадуются! Вы как, погостите в Осколе пару дней, али дальше двинетесь?

– Дальше, – решительно хлопнул ладонями по столу Григорий Батов. – Не терпится мне землю свою увидеть.

– Дальше, так дальше, – не стал спорить воевода. – Завтра к полудню и доберетесь. Вы, как я понимаю, братья? Стало быть, землю, согласно ввозных грамот, сами поделите, не подеретесь? Тогда я с вами не поеду, боярина в сопровождение дам. При нем межи поставите, а мне потом отпишете, что споров нет. Согласны?

Батовы переглянулись и закивали.

– Фекла! – крикнул боярин Шуйский. – Кваску гостям принеси, угощение запить! И Сергей Михайловича мне позови!

Спустя полчаса объевшиеся до приятной тяжести в животах люди запрягли так же неплохо подкрепившихся лошадей в телеги, подтянули скакунам подпруги, после чего обоз развернулся в длинную ленту и пополз в сторону ворот. Воинский отряд увеличился теперь еще на пятерых витязей: к нему присоединился боярин Сергей Михайлович Храмцов со своими одетыми в тегиляи смердами.

Сам боярин тоже не мог похвастаться богатым доспехом – его защищал только куяк, сверкающий нашитой на суконную основу стальной чешуей, да остроконечный шишак с кольчужной бармицей. Остальная справа была обычной – лук, сабля, рогатина, шестопер, два заводных коня. Да иначе и невозможно – иначе воина никто на смотр не пустит, службу не зачтут, поместья лишат… Одним словом, не допустит никто, чтобы боярин без достаточного оружия под рукой оказался.

– А что, боярин Сергей, – поинтересовался Григорий Батов. – Смотр был у вас недавно, исполчали волость, али всегда бояре при воеводе службу ратную несут?

– Нельзя у нас иначе, боярин, – не смог сдержать зевок кареглазый витязь и только прикрыл рукой рот, да погладил растерянно русую – в цвет волос – бороду. – Дозоры постоянно приходится в степь рассылать. Разъезды порубежные. Татары шалят. Не дай Бог не успеем хоть за день о подходе орды к крупной деревне упредить: половину поместий враз обезлюдят. Я еще ладно. Моя деревня, Герасимовка, за Осколом, к ней мимо крепости особо и не пройдешь. А кто по эту сторону, кто справа или слева – беда для них случится страшная, коли вовремя не сообщить. Как басурман увидим, сразу костры сигнальные палим, вестников посылаем.

– И куда люди прячутся?

– Кто вблизи чащобы непролазной живет, в нее уходит, в схронах отсиживается. Кто ближе к крепости, в Оскол, под защиту стен со скотиной собираются. Некоторые в боярских усадьбах отсиживаются, где стены крепкие. Татары ведь налегке сюда приходят – украсть, что плохо лежит, да людей зазевавшихся сцапать. Машин стенобитных у них нет, пушек тоже. Стены копать или калить они не умеют, навеса толкового от стрел и камней поставить – тоже. Поносятся неделю-другую из стороны в сторону, да назад тикают, пока воевода волость исполчить не успел, да кованую конницу на них вывести.

– Две недели? – не поверил своим ушам Батов. – Пошто так долго? Нас Семен Прокофьевич за три дня на коней поднять успевал, а на четвертый уже в сечу вел.

– Ты не сравнивай, боярин, тупоголовых схизматиков и татарвье хитрое, – покачал головой боярин Храмцов. – Коли орда пришла – враз по всем дорогам рассыплется, ни пройти, ни проехать. Приходится близким соседям в усадьбе покрупнее собираться, а потом малой ратью дальние усадьбы объезжать. Одно хорошо: трусливы татары, как мыши. Коли меньше их, чем пятеро на одного – от одного русского вида разбегаются.