Череп епископа

В Кронштадте, во время короткой яростной стычки, Кузнецов никого не убивал и даже не ранил – солдаты маленького форта быстро осознали неравенство сил и успели отступить еще до того, как первые поединки переросли в общую резню. Рыцарь оказался его первой настоящей жертвой.

Виктор ощутил, как сердце в груди словно остановилось, когда человек, только что живший, дышавшей, строивший планы на будущее, удивленно приоткрыл рот, глядя ему в глаза, и начал медленно оседать вниз, сползая с клинка. Минута слабости – но через стол уже лезли новые враги, и инстинкт самосохранения заставил его забыть про только что совершенное убийство, переродил ужас от содеянного в бешенство жаждущего боя берсерка, и Виктор уже сам, без малейшего содрогания выдернул меч из мертвого тела и со звериным рычанием ринулся в атаку.

– Х-ха! – его клинок со звоном столкнулся с клинком рыцаря в длинном светло-сером балахоне, отодвигая тонкое длинное лезвие в сторону, а щит чистенькой белой окантовкой врезался крестоносцу в основание носа. Влажное хрюканье, враг отвалился на спину, и вместо него Виктор увидел направленную точно в грудь, сверкающую в стремительном движении сталь.

Дзин-нь! – купленная на ролевой игре «Властелин колец» каленая кираса с честью выдержала удар, и Кузнецов с наслаждением обрушил всю тяжесть выкованного из волговской рессоры меча на растерявшегося немца. Чмок – в стороны некрасиво полетели кровавые ошметки, из рассеченной артерии ударила темная струя. Виктор по инерции сделал еще один шаг, вдохнул холодный воздух, веющий из близкого окна, резко развернулся.

Свалка у дверей заканчивалась. Несколько воинов из клуба, так и не решившихся поднять оружие на живых людей, валялись под ногами более решительных товарищей, и против них, злых и готовых на убийство, у пьяных бездоспешных крестоносцев не оставалось никаких шансов. К чести рыцарей – никто из них так и не встал на колени, не попросил пощады. Хотя, может, они просто не успели этого сделать.

Массивная дверь зала содрогалась от ударов – ее все-таки успели закрыть, и заложить темным от времени поперечным брусом. Еще не успев остыть после боя, готовый сражаться дальше – до тех пор, пока не умрет последний ливонец, Кузнецов подошел ближе, и приказал, покачав окровавленным мечом:

– Открывайте, здесь немцы уже кончились.

Судя по всему, многие из одноклубников испытывали те же самые эмоции, поскольку Леша Комов и Игорь Берч с готовностью сбили брус с крюков и отскочили в стороны, давая возможность новым противникам распахнуть створки.

В открывшийся проход ринулось с лестницы десяток одетых в коричневую кожу, вооруженных мечами и боевыми топориками воинов. Двое тут же оскользнулись в крови, а остальные замерли, созерцая открывшуюся перед ними картину побоища.

– По-русски кто-нибудь понимает?! – рявкнул на орденских кнехтов Кузнецов. – Или немчура одна собралась?

– Понимаем немного, – отозвался из угла за камином Егор. – Чай, местные все. Из деревень здешних нас господа кавалеры забрали.

Клепатник выбрался из своего укрытия, в котором просидел всю схватку и, осторожно ступая между тел, встал перед Виктором. Не то, чтобы он был трусом – всю польскую войну в общем строю прошел – но какой смысл блистать отвагой, если фогта Ругольда зарезали чуть не в первую минуты схватки? Перед кем храбрость выказывать, если господин все равно убит? Руки ливонец старательно держал как можно дальше от рукояти меча, и на дистанцию удара к предводителю победителей старательно не приближался.

Воины в дверях так же немного попятились и опустили оружие. Драться за приезжих из далекой Германии сеньоров имело смысл только тогда, когда это сулило награду или избавляло рабов от гнева и наказания. А погибать просто так забранные от сохи земледельцы не собирались.

– Приберите здесь, – поняв, что сражение закончилось, Виктор опустил меч. Азарт схватки сменился неожиданным ознобом. – Выбросите трупы и почистите пол. Вопросы есть?

– Слушаюсь, господин, – признал власть над собой нового владельца замка Клепатник, низко поклонился и, прихватив за ноги труп фогского начетника, поволок его к дверям. Поскользнувшиеся в крови воины поднялись, засунули топорики за ремни и взялись помогать: рыцаря, ведавшего сбором налогов и штрафов, не любил никто.

Кузнецов, зябко передернув плечами, наклонился, вытер клинок о солому, вложил его в ножны, отошел к столу, налил полную чашку вина и в несколько глотков выпил:

– Не знаю, как вы, мужики, – повернулся он к одноклубникам. – А я жрать хочу, как сто китайцев.

Те сразу заговорили во весь голос, отчего по залу, отражаясь от голых каменных стен, принялось гулять неразборчивое эхо, кто-то начал даже смеяться, заново переживая перипетии боя, еще кто-то оживленно размахивал мечом над головой. Виктор нашел взглядом девушку в коричневом сюрко и с растрепанными волосами:

– Неля! Иди сюда! А ну, признавайся, красавица, чем это ты рыцарей шуганула?

– Да собак я боюсь, – смутилась она. – До смерти боюсь. Ну, вот и ношу с собой баллончик с перцовым аэрозолем. «Антидог» называется.

– «Антинемец» его называть нужно, – рассмеялся Кузнецов и, в порыве радости, крепко ее обнял. – Молодчина! А то ведь нас и вправду раздели бы и загнали свиней кормить. Никто ведь воспротивиться не попытался. Давай я тебе вина налью. Оно теплое, согреешься… Я сейчас, через секунду вернусь…

Налив девушке вина, Виктор отошел к наводящим порядок сервам и распорядился уложить погибших из числа своих знакомых в прохладном помещении и заказать им гробы, а с немцами разрешил поступить по собственному усмотрению. Воины гарнизона, надрессированные на послушание, как станки с цифровым управлением, кивнули.

– И принесите теплого вина, – добавил Кузнецов. – Кувшины на столах остыли.

Не то, чтобы он оставался безразличен к гибели недавних друзей – но пережитые во время боя эмоции словно заблокировали на время жалость, сострадание и боль. В его сознании чувства словно умерли, и остался только холодный разум. А разум подсказывал: сейчас путникам необходимо согреться, поесть, немного отдохнуть. Погибшим уже все равно…

– Ты прямо как король, – улыбнулась ему разрумянившаяся Неля. – Распоряжаешься с такой властностью, что хочется вытянуться по струнке и отдать честь…

На последнем слове девушка запнулась и густо покраснела.

– Не король, а старшина, – поправил ее Витя. – Королей вокруг пруд пруди, а до старшины еще дослужиться нужно. Руки хозяйской здесь не хватает. Полы загажены, стекол нет. Ставни нараспашку, не смотря на холод, стол на каких-то козлах строительных стоит. Ничего, мы тут порядок наведем.

– Какой порядок?! – возмутился пузатенький тонконогий мужчина. – Вы тут что, остаться хотите? Бежать надо немедленно, пока никто про нас не узнал! Это же Орден! Мы на рыцарей Ордена покусились! Да нас тут всех в порошок сотрут, уничтожат, на осинах распнут и колья в сердца вколотят. Бежать!

Взлохмаченный, без белого плаща и в разодранном жилете Великий магистр настолько не совпадал со своей привычной, величественной внешностью, что Виктор узнал его далеко не сразу.

– Брось, Саша, – отмахнулся он, отламывая гусиное крыло и запуская в него зубы. – В замке нас так просто не взять. Отобьемся. Во всяком случае до весны. Не в лесу же нам зимовать, в самом деле?!

– Какая весна, Виктор?! – задохнулся Великий магистр. – Это же Ливонский Орден! Самая могущественная военная организация в мире, братство закованных в сталь воинов. Как только они узнают, что тронули кого-то из крестоносцев, сметут вас вместе с замком!

– Положим, сегодня смести не смогли, – напомнил Кузнецов.

– Их застигли врасплох! Они не успели ни латы надеть, ни вооружиться. Сойдись вы в честном поединке, и каждый рыцарь стоил бы десяти таких, как вы!

– Так уж и десяти? – вчерашний слесарь, успевший озаботиться проблемами порядка и отдыха, еды и нарядов по замку мысленно вновь стал старшиной: царем и богом артиллерийского батальона, выше которого нет никого и ничего, поскольку даже офицеры все хозяйственные вопросы вынуждены решать через него. Он больше не воспринимал главу клуба как безусловного руководителя, а всего лишь как одного из собеседников. – Ты забываешь, Саша, что мы находимся в тысяча пятьсот пятьдесят втором году, а не в конце двадцатого века. Здешние рыцари отстают от нас почти на полтысячелетия. А искусство фехтования все это время на месте не стояло. Вспомни, как японские самураи в тысяча пятьсот семьдесят четвертом году на испанцев наскочили. Ну и что? А теперь япошки на мечах не хуже запорожских казаков рубятся. Четыре века прошло, не шутка. Так что, еще неизвестно кто кому в чистом поле костылей навешает!