Страница 9 из 14
– Да мне б чтоб пластины пошире, да потолще… да и покрасивше б!
– Покрасивше? Да с пластинами широкими? – Торговец усмехнулся. – Тогда колонтарь бери, от стрел бережет знатно.
Раничев лишь усмехнулся. Колонтарь – гибрид пластинчатого доспеха и кольчуги – берег вовсе не от всякой стрелы. Да и вообще, Иван бы хотел сплошной латный панцирь – кирасу, только вот, похоже, не делали таких в Москве, да и привозных что-то видно не было. А если б и нашлась, можно было б попросить купцов поискать «с перламутровыми пуговицами» или «такую же, но без крыльев». Вовсе не за панцирем пришел на торжище Раничев – за информацией. Кто как не доспешники да не суконники (люди, с беднотой дела не имеющие по определению) могли б порассказать о кремлевских боярах, дворянах да детях боярских? Хватит присматриваться, давно пора вызвать хоть кого-нибудь на разговор, чай, и стемнеет скоро.
– А шеломов с личинами нет? Ну вот как у покойного супруга боярыни Руфины?
– Хрисанфия-воеводы? – внезапно оживились купцы.
Раничев понял, что своим вопросом попал в точку. Ну кто лучший покупатель, как не выходцы из Литвы, перешедшие на службу к московскому князю?
– Был шеломы с личинами, как не быть? Только пока нету – они ведь подороже обычных будут. К концу недели приди, поглядим.
– Так может, сейчас и сговоримся, заранее? – подмигнул Раничев. – Я б и задаток оставил… Корчмы поблизости никакой нет?
Заслышав про корчму, торговцы оживились.
– Как же нет, господине? Только вот, Киприан-владыко их прижимает, боюсь, только к ночи откроются.
– А в Занеглименье?
– Ты еще скажи – в Чертолье! Там татей больше, чем добрых людей. Однако ж ежели всем вместе…
– Пошли, пошли, гостюшки торговые, угощаю! И, может, окромя шелома, и еще на кой-что сговоримся.
Переглянувшись, купцы подозвали приказчиков – собрать да увезти товар. Оставлять здесь – себе дороже, хоть и у многих были крытые лавки да и охрана. Однако ж и тати не дремали, так что лучше уж перевезти, чай, сани-то не развалятся, снег кругом все ямы-канавы загладил.
– Знаю я корчемку одну, тут недалече, на Великом посаде, – подмигнул Раничеву один из торговцев – Степан Наруч – коренастый светлобородый мужик в длинной, до самых пят, шубе, крытой темно-зеленым сукном, и круглой меховой шапке. – Близ хором Евсея Дормидонтова, боярского сына. Туда и отправимся. Чай, не добрался еще до нее Киприан-отче! Посидим до вечерни, а робятам своим накажем, чтоб потом подошли с дубинками – от лихих людишек защита не лишняя.
На том и порешили.
Несмотря на неказистый внешний вид – кондовая приземистая изба, засыпанная снегом чуть ли не под самую крышу – внутри корчма оказалась очень даже приличной. Большая, сложенная из камня печь в углу гостевой залы – не для приготовления пищи, для тепла – дощатый пол, кухня за бревенчатой перегородкой, вдоль стен – светильники на высоких ножках, под каждым – глиняный корец с водой, против пожара. Стол чисто выскобленный, длинный, лавки покрыты толстой тканью, прислуга в вышитых рубахах, вежливая – гостей встретили поясным поклоном:
– Чего изволите, господа гости ненаглядные?
Ненаглядные гости изволили рыбных пирогов, овсяной каши с шафраном и просяным маслом, жаренную на вертеле курицу, кисель ягодный из черники с брусникою, румяных, только что выпеченных калачей и по две большие кружки полпивца с хмелем. Так, для затравки.
Выпили быстро, тут же попросили медку да покрепче… потом и еще.
Помещение корчмы постепенно заполнялось народом – средней руки купцы, степенные кремлевские дьяки, дети боярские – голи-шмоли не было, видно, заведение и в самом деле считалось приличным. Разговаривали негромко, основательно, лишь иногда кое-где слышались раскаты смеха. Иван исподтишка осматривал соседей, судя по привешенным к поясам чернильницам – дьяков да писцов. Один из них – высокий, с длинной черной бородой и костлявым лицом аскета, поклонился Степану.
– Знакомый? – Раничев перевел взгляд на купца.
– Ну да, – кивнул тот. – Терентий Писало – старший дьяк, у самого князя Василия Дмитриевича служит, так-то!
Компания дьяков уселась за стол недалече. Заказали скромненько – постные щи, наподобие тех, чем потчевал гостей Елизар Конопат, ржаные лепешки, сбитень. Завели разговор, беседа потекла неспешно – выяснив про доспехи, Раничев незаметно перевел разговор на дьяков.
– Правда, будто распутничают все? – с видом напуганного страшным предположением провинциала спросил он новых приятелей. Те разом расхохотались – дескать, всяких хватает.
– А что тебе до кремлевских дьяков, друже? – неожиданно поднял глаза Степан Наруч.
Оглянувшись по сторонам, Иван ответил с достоинством:
– До книжного товару интерес имею!
– Ах, вон что. Тогда тебе лучше в обителях побывать, может, и есть у монасей-книжников что.
– Да по мне хоть что, лишь бы не с пустыми руками возвращаться.
Поддерживая беседу, Раничев не забывал следить за «госслужащими» – так он про себя обозвал дьяков с подьячими и писцами. Главный их, Терентий Писало, испив третью кружицу сыты, посматривал по сторонам все нахальнее и даже хватил за рукав пробегавшего мимо корчемного служку – спросил что-то тихонько. Служка – молодой краснощекий парень – понятливо осклабился и кивнул. Обернувшись на своих, дьяк приложил палец к губам, улыбнулся сладенько. Однако! Наверняка про девок спрашивал. Ай да дьяк! Как там его? Терентий… э-э-э…
– Терентий Писало, – подсказал купец. – Опять ужрался, к служке пристает. До молодых большой охотник.
– Так все мы охотники, – усмехнулся Раничев. – Странно было б, если бы по-другому, ведь так?
– Так, да не так, друже! – Степан Наруч махнул рукою и, понизив голос, пьяно зашептал Ивану в ухо: – Слухи ходят – Терентий не баб, парней любит, да чтоб сразу несколько его ублажали, блудника старый! Говорят, в то лето попался было в баньке – так договорился, злодей, со священником, чтоб причастия не лишили, с тех пор осторожен – пасется.
– Так он содомит?!
– Ну не пойман не вор. А слухи ходят.
Обдумав эту новость, Раничев приободрился и уже почти не вникал в купеческие беседы – все следил за дьяком. Вот тот допил сыту, попрощался со своими, отошел к печке. Иван – тут как тут. Встал рядышком, к стеночке прислонился, словно бы пьян. Услыхал, как служка шепнул на ходу:
– Сейчас никак, господине! А ближе к ночи придешь – все и сладим.
– Угу… – Раничев проводил долгим взглядом вышедшего из корчмы дьяка. – Ближе к ночи, значит…
Иван добрался до избы деда Ипатыча так быстро, что аж упрел, и когда снял шапку, от волос его валил густой пар.
– Бражка выходит, – принюхавшись, улыбнулся дед. – Чую!
– Да там и не только бражка. – Раничев отмахнулся. – Слышь, Ипатыч, а Иванко наш где?
– С вечерни посейчас возвернуться должны с Анфискою, я-то вот не пошел – ноги больные. Однако ж все одно – грех. – Дед мелко перекрестился на иконы.
Раничев задумчиво почесал в затылке:
– Вот что, старче, я уж тут дожидаться не буду, а Иванко, как придет, пускай что есть мочи летит на Великий посад, в корчму, что близ хором боярского сына Евсея Дормидонтова. Да шильников пущай не страшится, в обратный путь вместе пойдем, да еще и с воинами.
– С воинами?
– После расскажу, Ипатыч, некогда сейчас, побежал я!
Старик Тимофей Ипатыч молча покачал головой. Терпеть не мог всякой беготни да поспешества – вещей, доброму человеку не приличествующих.
А Иван, едва не скатившись в попадавшиеся по пути овраги – вот уж и в правду Чертолье! – в скором времени был уже на усадьбе Елизара Конопата.
– Здоровеньки булы, – с порога буркнул он, зорко осматривая горницу. Все свои были на месте, включая Софрония, при виде Раничева как-то виновато моргнувшего левым глазом.
– Так и не договорились сегодня, – со вздохом пояснил Авраамка. – Говорил, надо было в Симонов монастырь идти, а не в Чудов да Спасский. Ничего, может, завтрашний день удачней будет. А у тебя как, Иване?