Полотно темных душ

Пока Ивар врачевал Кези, Маэв отпустила свою стаю и прихрамывая поспешила домой. К тому времени, когда она оказалась на крыльце своего дома, рана начала болеть совершенно невыносимо. Войдя в дом и вернув себе человеческий облик, Маэв зажгла лампу и приготовила таз с горячей водой и миску с чудесным жидким мылом. Устанавливая воду на табурете неподалеку от трельяжа, Маэв случайно увидела в зеркале свое отражение. Руки у нее затряслись так сильно, что, опуская таз с водой на табурет, она расплескала чуть ли не половину.

Кинжал был серебряным – это Маэв поняла по боли в ране, однако никакое серебро не могло причинить ей такого ущерба. Когда Маэв отмыла засохшую на плече кровь, она увидела рядом с глубоким разрезом белые волдыри и болезненную желтую кожу вокруг них. Не раздумывая, Маэв откинула с лица свои густые волосы. На лбу тоже появились три белесоватых фурункула. На руках, в тех местах, где серебро прикасалось к ее коже, краснели ожоги, а рядом с ними – все те же белые волдыри.

Летиция, морская ведьма, когда-то наложила на нее это заклятье. Если Маэв не станет служить трем колдуньям, она сама станет такой же, как они.

Маэв снова превратилась в лисицу. В этом облике у нее была, по крайней мере, одна рана – рана, нанесенная кинжалом, но не было ни язв, ни фурункулов. Затем, снова превратившись в человека, Маэв посмотрела на свое отражение в зеркале и вскрикнула. Ее громкий и протяжный вопль услышали даже в домах в центре поселка, и некоторые из жителей Линде начали горячо молиться за спасение жизни того, кого, как им показалось, снова терзают волки. Язвы распространялись буквально на глазах, а желтая больная кожа покрывала большую часть ее лба.

Маэв побежала, сначала на двух ногах, потом – на четырех лапах. До восхода солнца оставалось несколько часов, больше чем достаточно для того, чтобы Моргот использовал свою силу и снял проклятье.

У входа в пещеру Моргота Маэв задержалась и прислушалась. Услыхав мелодичный голос Джонатана, Маэв тихонько выругалась. Если бы не отчаяние, она дождалась бы, пока юноша не уйдет, чтобы разговаривать с Морготом один на один.

Какую победу она могла бы одержать! Юноша был столь силен, что мог бы бросить вызов самим колдуньям и победить их. А теперь Маэв служит его отцу и заискивает перед сыном. До настоящего момента ей удавалось избегать Джонатана, и, входя в пещеру, она надеялась, что он позабыл ее насмешки. Кроме того, они теперь стали союзниками.

В глубине пещеры она увидела Джонатана, сидевшего скрестив ноги на краю бассейна. Тяжелая толстая книга в золотом переплете лежала у него на коленях, а на лбу появились сосредоточенные морщины. Губы и пальцы Жона медленно шевелились, словно у музыканта, пытающегося выучить особенно сложный пассаж.

Маэв опустилась на пол и, спрятав лисью морду между передними лапами, некоторое время смотрела, как между пальцами Жона проскакивают маленькие искры. Жон выглядел разочарованным результатом своих усилий. Будь Маэв в человеческом обличье, ей, наверное, не удалось бы сдержать едкого смешка.

– В свое время придет и умение, – раздался голос Моргота. Он донесся откуда-то из темноты в дальнем конце пещеры. Маэв встала и пошла на голос.

– Маленькая лисичка, – довольно прошептал Моргот, кладя ей на шею руку и пропуская между пальцами мягкий серебристый мех. – Женщина…

Маэв стала изменяться, пытаясь, однако, сопротивляться приказанию, так что Моргот вынужден был повторить его еще раз. Вернувшись в человеческий облик, Маэв встала перед ним на колени, опустив лицо вниз и упираясь руками в каменный пол. Светящиеся шары подплыли к ней совсем близко, заливая ее тело желтым и розовым светом. Маэв оттолкнула один шар, он обжег ей руку, но не сдвинулся с места.

– Помоги мне, – умоляюще прошептала Маэв, но не получила никакого ответа. – Помоги! – повторила она и заглянула в его лицо. Мутные, желтоватые слезы выкатились из ее лиловых глаз и покатились по щекам.

– Это сделали ведьмы? – спросил Моргот, так пристально разглядывая ее язвы и нарывы, словно он находил их прекрасными.

– Ведьмы сказали, что я стану такой же, как они, если предам их. Это проклятье доказывает, что я верна тебе. Покончи с ним.

– Я ничего не могу сделать.

– Но ты даже не пытался!

– Я не могу тратить свои силы на подобную ерунду, – холодно объяснил Моргот.

– Тогда отпусти меня. Позволь мне умолять их о прощении.

Моргот только покачал головой.

– Я приказываю стае, – напомнила Маэв.

– Только до тех пор, пока я этого хочу. Поскольку ты так хочешь проверить мое могущество, я обещаю тебе, что стая не откликнется на твой призыв ни завтра, ни послезавтра, и вообще никогда. Так будет, потому что я так хочу.

Но эта потеря мало что значила для Маэв. Ее стая представляла собой слегка натасканных псов, которые жирели и набирались сил для того, чтобы попасть в лапы трех ведьм. Маэв не было никакого дела до стаи. Тем не менее коварство Моргота больно ее ужалило.

– Я хорошо служила тебе, – снова напомнила она ему.

– Ты служила своим собственным интересам, – возразил Моргот.

– Что же мне теперь делать? – простонала Маэв жалобно.

– Из тебя получается превосходная лисица, – вмешался Джонатан, и на его губах появилась торжествующая улыбка.

– Послужи нам обоим в этом обличье, – прибавил Моргот.

Маэв вздрогнула, повернулась и выбежала из пещеры. Вслед ей неслись раскаты мелодичного смеха Джонатана.

Колдуньи никогда не были столь неблагодарны и требовательны по отношению к ней. Разумеется, и в облике лисицы она была превосходна; никогда ей не доводилось встречать животное с таким безупречным мехом, однако тело лисицы, каким бы прекрасным оно ни было, едва ли было создано для того, чтобы носить все те драгоценные украшения, которые Маэв так любила и настойчиво собирала; не годилось оно и для того, чтобы соблазнять мужчин и превращать их в послушных рабов, чтобы петь и танцевать, словом – для всего того, что делало жизнь Маэв в Тепесте такой приятной.

Моргот помог бы ей, если бы мальчишка попросил его об этом. Но он не попросил. Если это означало войну, что ж – пусть будет война.

Вернувшись домой, Маэв снова осмотрела себя со всех сторон. Язвы разрастались, а рана на плече удлинилась. Маэв быстро оделась и, сжимая в руках испачканную в крови ткань, при помощи которой она мыла и отчищала свое тело, вышла из домика и пошла по узкой тропинке на окраину поселка. Там она, по-прежнему сохраняя человеческий облик, упала на снег и вытянула вперед руки, словно пытаясь добраться до промерзшей земли и вцепиться в нее ногтями.

Три охотника нашли ее перед рассветом. Они принесли ее в гостиницу, и лекарь, который всю ночь ухаживал за Кези, был единственным, кто не спал в этот ранний час. Маэв уложили на скамью возле дверей. Опасаясь, что Маэв может быть не столько ранена, сколько больна, охотники отошли от нее подальше и встали рядом с койкой, на которой завернутый в меха тревожно спал Кези. Лекарь осмотрел ее язвы и заставил выпить немного вина. Когда ее ресницы затрепетали, он спросил ее, что случилось.

– На меня напали, – прошептала Маэв.

– Кто? Волки?

– Нет. Это был человек, и одно его дыхание опалило мою кожу, в то время как его когти рвали мое тело… Он заразил меня какой-то колдовской болезнью. Мы все знаем этого человека… – Несмотря на болезнь ее голос звучал по-прежнему уверенно и властно. Ее спасители внимательно прислушивались. – Это был Джонатан, – закончила Маэв.

– Видел кто-нибудь Джонатана прошлой ночью? – спросил лекарь.

Охотники затрясли головами. Один из них покосился на Кези и сказал:

– Его дочь упоминала о серебряном тумане. Может быть, это… – Он замолчал, так как из своей комнаты спустилась Сондра, готовая приступить к своим утренним заботам. Ее одежда была в беспорядке, а глаза припухли со сна. Увидев посторонних, она откинула назад волосы и поправила свое рабочее платье.