Полотно темных душ

Лишь только Джонатан вошел в гостиницу через заднюю дверь, в ноздри ему ударил запах пекущегося в духовке хлеба, а на столе в кухне он увидел тесто, которое еще только должно было отправиться в печь. В кухне никого не было, но в гостиной сидело несколько мужчин. Если бы они увидели его возвращающимся из крепости в одиночку, да еще в такую рань, они задали бы ему слишком много вопросов. Жон не хотел этого и поэтому скрылся в потайной ход за стеной холла. С другой стороны, посетители не часто приходили в таверну в столь ранний час, и Джонатан за стеной навострил уши, прислушиваясь к разговору.

– Мать Алдена? Странно, что ее тело нашли на том самом месте, где погиб ее сын, – говорил один из мужчин.

Голоса этого мужчины Джонатан не узнал, зато следующим заговорил Андор, и Джонатан почувствовал его страх.

– Наши сельчане рыбачили совсем недалеко от берега, и если бы она закричала, они наверняка бы услышали ее.

– Это я первым нашел ее, – перебил первый голос. – Обе цепочки следов были совсем свежими, но труп уже замерз.

– Говорил я вам, в этом замешан кто-то пострашнее тварей! – раздался третий голос, и Жон узнал голос Миши.

– Сондра! Принеси еще чая! – позвал Андор. Джонатан услышал, как легкие шаги девушки прозвучали совсем близко, по направлению из кухни в гостиную. Сондра, должно быть, заметила мокрые следы на полу, почувствовала запах свежего утреннего воздуха, который Жон впустил в кухню, так как сразу же после того, как она подала мужчинам горячий чай, потайная дверь отворилась, и девушка скользнула в его объятия.

Тепло, с которым она приникла к нему, успокоило Жона, но он чувствовал, как дрожит ее тело, а слова ее были исполнены тревоги.

– Этой зимой в поселке уже три смерти. Я так рада, что с тобой ничего не случилось! – прошептала она.

– Со мной ничего не может случиться, и я не допущу, чтобы что-то случилось с тобой, обещаю, – шепнул в ответ Джонатан.

Сондра кивнула и расслабилась, ощутив себя в безопасности под защитой его могущества. Он хотел, чтобы она спустилась с ним в пещеру, хотел удержать ее, чтобы признаться в том, что он совершил, но Сондра вырвалась.

– Я должна идти, иначе меня хватятся, – пояснила она и ушла.

Джонатан решил не прислушиваться дальше к разговору мужчин, это было бессмысленно, тем более что он услышал уже достаточно. Спустившись по ступеням в пещеру Ивара, он решил выждать более подходящего времени, чтобы снова появиться в деревне.

Несмотря на то что он довольно долго спал, находясь в обществе отца, отдых не освежил его. Сны его были заполнены одиночеством и отчаяньем. Завернувшись в вытертые шкуры, он улегся у остывшего очага в пещере Ивара и снова стал размышлять над словами, которые его мать записала в своем пергаменте:

«Оно воспользовалось алчностью Вара, чтобы превратить его в вора. А я? Полотно использовало все мелкие размолвки, которые накопились за годы брака с Варом, чтобы сделать меня убийцей!»

А он сам? С тех самых пор, когда он впервые увидел Полотно, он почувствовал, как в нем нарастает страстное желание – жажда власти и поклонения. Его стремление воссоединиться с отцом осуществилось, но осуществилось таким образом, каким он не предполагал, да и не мог предполагать. Теперь, когда дело было сделано, когда он принес Морготу клятву верности, ему оставалось только надеяться, что отец сдержит свое слово и его смертоносное прикосновение не причинит зла всем тем, кого Джонатан любил. Он был молод и слишком уверен в себе, не понимая, что единственной душой, которую Морготу необходимо было уничтожить, была его душа. У Жона больше не осталось богов, которым он мог бы молиться. Он мог утешиться лишь смутными проблесками надежды, и так он заснул.

Жон проснулся внезапно, почувствовав, что он не один.

– Кто здесь? – прошептал он в темноту, уверенный в том, что Ивар узнал его тайну, что Стражи пришли за ним, что Моргот, уловив его колебания, явился убить его.

– Это я, – шепнула Сондра и скользнула к нему под шкуру, – твоя невеста.

– Жена, – поправил Жон.

Он обнял девушку, но ощущение постороннего присутствия, которое разбудило его, не исчезло. Возможно, это была неспокойная совесть. Возможно, его отец проник в пещеру, чтобы посмотреть на них и насладиться их страстью.

– Я не предам тебя, – шепнул Джонатан так тихо, что его не услышала даже Сондра. Ощущение чужого присутствия исчезло. Оставшись наедине со своей возлюбленной, Жон спокойно уснул в ее объятиях.

Дирка вошла в кухню и стала вынимать из духовки последние булки. Куда подевалась эта девчонка? Печь хлеб – это ее работа. Если бы Дирка не спустилась в кухню выпить чаю, хлеб непременно сгорел бы.

В последнее время от Сондры не было никакой пользы. Влюбленная дурочка, чьи глаза настолько заволоклись романтическим туманом, что она совершенно не способна сосредоточиться на работе.

Дирка подумала о своих двух дочерях. Если бы они остались живы, они бы не были так бестолковы и глупы. Прежде чем выходить замуж, они непременно спросили бы совета у матери, и уж конечно их выбор не пал бы на такого молодого и наивного юношу, каким был Жон.

Что касается юноши, то у него не было никакого опыта общения с женщинами. Вряд ли его можно было бы обвинить в том, что он сделал неправильный выбор.

Еле слышный вздох, который мог быть и плодом ее воображения, привлек внимание Дирки к потайной дверце, ведшей в подвальную пещеру. Она осторожно открыла дверь и прислушалась.

Несмотря на то что между ней и влюбленной парочкой пролегал довольно толстый слой камня и глины, Дирке показалось, что она слышит их дыхание, стук их сердец и страстный шепот Жона, бормочущего о своей любви. Заслышав шаги Андора, направляющегося в кухню, Дирка проворно закрыла дверь и отбежала к поленнице. Когда муж вошел в кухню, Дирка спокойно наливала чай.

– Сондра сказала мне, что Жон вернулся, – сказал Андор. – Она пошла к нему, а я пришел посмотреть, как пекутся булки.

– Они давно бы уже сгорели, – раздраженно заметила Дирка. – Печь хлеб – это ее обязанность. В последнее время она отлынивает от работы.

Андор рассмеялся.

– Отлынивает! Дирка, девчонка влюблена по уши, какая тут работа! Разве ты не помнишь, как это было у нас с тобой?

Он взял ее за подбородок и приподнял ей голову, собираясь поцеловать. Его слова неожиданно больно ужалили Дирку. В ее глазах Андор увидел ненависть и жгучую ревность.

– Он не ребенок, Дирка, и не принадлежит тебе. Не забывай об этом, – проговорил он тихо и спокойно, борясь с желанием ударить ее. С тех пор как он научился контролировать свою ликантропию, он ни разу не приходил в такое бешенство. Волчий амулет вокруг его шеи вдруг стал очень тяжелым, и Андор, круто развернувшись, вышел из кухни, в которой ему стало невыносимо душно.

Он не решился присоединиться к мужчинам, которые все еще сидели за столом и остался стоять возле двери в кухню, прислонившись к косяку. Заметив выражение его лица, Ивар подошел к нему и встал рядом.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

Андор покачал головой.

– С Диркой поссорился. Ничего серьезного, но ты ведь знаешь мой темперамент, – произнося последние слова, Андор непроизвольно поглаживал свой амулет. От стола донесся громкий голос Миши:

– Говорю вам, эти смерти были не простыми. Здесь замешано что-то еще кроме тварей, что-то новое и опасное. Нужно присматривать друг за другом, выискивать чужаков среди нас.

Андор снова рассвирепел.

– Я пойду и заткну ему глотку, если ты не хочешь, – прошипел он, обращаясь к Ивару.

– Что бы ты ни сказал ему, слухи только усилятся. Пусть Миша болтает. Всем известно, что Жон увел у него девушку, которой он добивался, и никто не принимает его всерьез.

– Теперь это уже не так, – возразил Андор. Он понял это, наблюдая за тем, как сосредоточенно кивают мужчины за столом, прислушиваясь к словам Миши, даже в себе самом он обнаружил смутную тревогу. Ивар тем временем подошел к столу и успокоил собравшихся несколькими хорошо продуманными фразами. Вскоре после этого мужчины ушли, остался только Миша.