Страница 14 из 25
Какой-то момент казалось, что в имперском войске вспыхнет междоусобица, однако нашёлся всё-таки один барон, оказавшийся посообразительнее. Размахивая громадным двуручным мечом, он рёвом, достойным настоящего дракона, собрал своих, вновь поведя к стенам, и на сей раз полез сам. Следом устремились и копейщики Семмерса; рыжеволосый предводитель с кошачьей ловкостью вскарабкался по лестнице, отбил мечом отчаянный тычок гизармой и ухитрился ткнуть стражника остриём меча в не защищённое кольчужным воротником горло.
Бывает так, что исход боя решает одно-единственное удачное движение одного-единственного человека. Семмерс оказался на стене и продержался один против троих, пока через бойницу не перевалились двое его копейщиков и один из баронских дружинников. Вчетвером они сумели оттеснить оборонявшихся от ещё одной лестницы, и судьба замка оказалась решена. Вскоре в руках атакующих оказался целый проём стены от башни до башни, и живая волна покатилась во двор.
…Мечи звенели ещё довольно долго. Но Император уже не следил за происходящим. Самые испытанные когорты тоже остались лишь зрителями. Саму крепость правитель Мельина отдал «на добычу» ворвавшимся в неё копейщикам Семмерса и нуждавшимся в подачке баронским дружинникам. Защитники замка большей частью сдались; умирать, даже за своего обожаемого барона, мало кто хотел.
И верно – когда длинную вереницу пленников подогнали к роскошному шатру с вьющимся стягом, где хищно и грозно выгибал могучую шею царственный змей, Император обратился к мятежникам вполне милостиво.
Рядовые дружинники «выполняли приказ своих лордов» и потому подлежали лишь номинальному наказанию (если это вообще можно было назвать таковым) – отправке в легионы на Суолле. А вот для их повелителей…
– Барон Грациан Аастер, – сумрачно проговорил Император, когда легионеры подвели к нему бывшего хозяина замка. – Баронесса Ингельгерда. Юный баронет Марий. Его сёстры… вас уже не помню. – Император указывал на двух девчушек примерно семи и десяти лет. – Как же так, барон? Не успели воспользоваться тайным отнорком?
Барон Аастер был крупным, краснолицым мужчиной с изрядным животом – но и сила в его плечах ещё сохранилась немалая. Его жена тихо всхлипывала, припав к мужу, девочки были слишком перепуганы даже для того, чтобы плакать, а вот юный баронет смотрел исподлобья, словно волчонок, и тихо шипел что-то разбитыми губами.
– Предаю себя в руки победителя и прошу его сохранить жизнь невинным, следовавшим за моей волей, – насилу выдавил из себя барон ритуальную фразу.
Император холодно кивнул.
– Знаком ли ты с моим указом, барон, о том, какая судьба ждёт несдавшихся мятежников? Равно как и их чад с домочадцами?
– Эти вести не дошли до нас, милорд, – гордо ответил барон, именуя Императора не как полагалось по этикету, а всего лишь как просто человека благородного сословия.
– Ну что ж, никогда не бывает лишним чему-то научиться, – ледяным тоном уронил Император. – Легат! Зачти указ.
…По мере чтения барон Аастер то краснел, то бледнел, его жена рыдала уже в голос, мальчишка-баронет дрожал крупной дрожью, уже перестав храбриться, и только девочки, похоже, ещё ничего не понимали.
Когда наступила тишина, барон вдруг рухнул на колени, словно ему подрубили ноги.
– Мой Император! – Сейчас он не опустил положенного титулования. – Не прошу о смягчении своей судьбы, ибо примкнул к Конгрегации и не отрёкся от неё, несмотря на все увещевания, к коим, грешный, не преклонил слух свой. Но помилуй, молю, невиновных детей моих! Чем согрешили перед тобой малолетние чада? В чём вина супруги моей, во всём повиновавшейся моему слову?..
– В том, что не отговорила своего неразумного мужа от его деяний, навлёкших позор и горе на весь род Аастеров, – сумрачно отрезал Император. – Мой суд будет короток, барон. Твои домочадцы пойдут на плаху. Как люди благородной крови, они будут обезглавлены, а не повешены на поживу воронам, подобно простолюдинам. Твои дети умрут первыми. Ты – последним, барон. И, разумеется, не легко и не просто. Растягивание, оскопление, колесование и напоследок расчленение. Это твоя кара. И пусть это послужит уроком остальным. – Император обвёл собранных нобилей таким взглядом, что все без исключения поспешили опустить головы. – Я ненавижу убийства и казни. Но я не допущу распространения заразы мятежа. Кто сдастся без штурма, будет помилован и прощён, если службой своей докажет искренность раскаяния. Кто станет с оружием в руках наносить ущерб верно служащим Империи – предан будет смерти. Приступая к стенам твоего мятежного замка, погибли многие мои храбрые воины. Кто возместит ущерб их семьям?.. Нет, Аастер, я сказал. Закон есть закон.
Плечи барона затряслись, он спрятал лицо в ладонях, его жена слабо вскрикнула и лишилась чувств, девочки с плачем бросились к матери, и только мальчишка-баронет сумел совладать с собой.
– Тиран! Палач! Убийца! – срывающимся голосом выкрикнул он, явно представляя себя в роли кого-то из героев древних пьес, повествовавших о падении жестоких правителей. – Ты только и можешь… убивать детей!.. Ты… трус, трус, трус!.. Я плюю на тебя! Плюю! Да!..
Никто не озаботился связать пареньку руки – после того как его обезоружили. И сейчас он бросился к Императору с ловкостью проникшей в курятник ласки, занося кулаки.
Барон Аастер успел только отнять ладони от лица и вытаращить глаза. Кер-Тинор успел куда больше. Одно движение – и капитан Вольных заслонил собой Императора, второе – мальчишка полетел лицом в мокрую землю, уже успевшую впитать влагу растаявших снегов. Двое других телохранителей Императора тотчас вздёрнули паренька обратно на ноги, приставив к горлу короткие кинжалы.
– И нелюдь эта тебя не спасёт… – тем не менее прохрипел баронет. Один из Вольных, нахмурившись, едва заметно шевельнул клинком – по шее мальчика побежала кровяная струйка.
Император привстал с походного трона. Знаком велел Вольным отпустить молодого Мария. Парнишка смотрел затравленным зверем, но глаз не опускал.
– Очень хорошо, сударь мой, пока ещё баронет, – проговорил Император. – Я ценю храбрость, даже если это храбрость врагов. У тебя есть выбор, юный Аастер. Ты держишь в руках судьбу твоих матери и сестёр. Хочешь ли ты спасти их? Или нет?
Мальчик побледнел, губы вдруг задрожали. Бравада и внушённое отчаянием мужество уходили, сглотнув, он невольно оглянулся на внушительную фигуру палача в красном колпаке-маске.
– Х-хочу… – выдохнул он. Император чувствовал – сердце Мария бешено заколотилось. Он очень, очень хотел жить. И, само собой, боялся смерти.
– Хочу, мой Император! – Голос правителя Мельина хлестнул, словно сыромятный кнут. Марий вздрогнул, съёжился и опустил глаза.
– Хочу, мой Император…
– Тогда вот тебе выбор: ты поступишь ко мне на службу. И станешь служить мне верой и правдой. Потому что дашь слово. Тогда я сохраню тебе титул баронета, твои мать и сёстры останутся в живых. Или ты гордо откажешься принимать приказы «тирана и узурпатора»… – как ты там меня поименовал?.. – и увидишь своими глазами, как умирает семья. Вся. И ради тебя я изменю ритуал. Ты умрёшь последним. Сразу за твоим родителем.
Парнишка жалко и обречённо взглянул на отца. Барон-мятежник трясся всем телом, не в силах вымолвить ни звука.
– Я… я согласен, мой Император… – выдавил наконец мальчик.
– Хорошо. Тогда умрёт только твой отец. Он – мятежник, он противился моим войскам с оружием в руках, он отдавал приказы своим дружинникам. Но – благодаря тому, что вырастил достойного сына, – смерть придёт к нему быстро и без мучений. Я заменяю все перечисленные ранее муки простым отсечением головы. Более того, ты, Марий, станешь новым бароном Аастер. Твои мать и сёстры смогут вернуться домой. Разумеется, замок будет занят моим гарнизоном. На всякий случай. Но перед лицом стоящих тут людей благородной крови я торжественно обещаю тебе – ни твоя мать, ни сёстры не претерпят никаких утеснений и не будут поражены в правах. До тех пор, пока ты станешь мне верно служить. Справедливо ли моё слово, господа бароны? – повернулся Император к нобилям. – Справедливо ли моё слово, господа консулы и легаты? – Взгляд в сторону командиров легионов и отличившихся начальников когорт.