Страница 24 из 25
– Плохо дело, данка. Оборотня я не боюсь, но вот эти мышки… Чую, потеряем коней, – невозмутимо закончил он, хотя всем известно: потеряешь коня на Тракте перед Ливнями – можешь сразу копать могилу.
– Что же ты молчишь… Aecktan?
Она не ответила.
– Aecktan? – уже настойчивее повторил Кицум.
Агата тупо смотрела перед собой.
Aecktan. Белочка-огневка на языке Дану. Так звала Агату мать, смешным домашним прозвищем, потому что девочка обожала отращивать волосы до немыслимой длины, помогая себе несложным детским колдовством, заплетая их в нечто схожее с пышным беличьим хвостом.
Глаза девушки вспыхнули. Несложное слово на родном языке внезапно прорвало непроглядную завесу горя, сорвало пелену с глаз. Откуда, откуда, ОТКУДА мог знать его горький пьяница Кицум? Или это просто совпадение? Единственное ласковое слово на ее родном наречии, известное старому клоуну?
– Аерас fyuarcky koi, Khoeteymi? – слова скользили стремительно и почти беззвучно, точно порхающие жарким летним днем высоко над землей ласточки. Если он ответит…
– Ghozyl shoacky koi, Seammi, horrshoarcky tyorrdnock, – быстрым шепотом и без малейшего акцента отозвался клоун. – Koi, Seamni, Koi, Seamni Oectaca
Он знал все, и даже ее полное родовое имя. Однако долго разговаривать им не дали. С козел заднего фургона завопил, размахивая руками и подпрыгивая, Еремей – заклинатель змей. Господин Онфим-первый интересовался, какого-такого нелегкого-нечистого передний фургон так плетется? Еще господину Онфиму благоугодно было узнать, видят ли Кицум с Нодликом впереди летучих мышей, и если видят, то, опять-таки, почему бездействуют?..
Бледные Нодлик с Эвелин тотчас же появились на козлах. Позади них шумно сопел Троша, тащивший охапку амуниции – короткие луки со стрелами и пару громадных плотных попон – укрыть бока и спины коней.
Останавливаться господин Онфим не разрешил. Троше и Агате пришлось накидывать попоны на бегу, а потом еще закрывать головы и шеи лошадей наспех содранными коврами – господин Онфим расщедрился.
Солнце садилось прямо напротив них. Узкая просека Тракта, окруженная черными стенами леса, казалось, упирается прямо в громадный багровый диск. Уныло, обреченно завывал оборотень – жить ему осталось до начала Ливня, не дольше. Черными точками на фоне уже не слепящего солнца вели свой танец авлары – сомнений нет, уже почуяли караван и теперь ждут заклятия-пропуска. Пропуска, которого нет.
Агата исполняла команды не рассуждая, точно безжизненная кукла. Кицум заговорил с ней на родном языке! Хуманс, оказывается, владел тайной, никогда не покидавшей пределы поселений Дану речью! И он обнаружил это перед ней! Ясно дело, неспроста!..
…Несколько лет назад воображение Агаты, конечно, уже нарисовало бы соблазнительную картину – кто-то из чародеев, Хозяев Слова Дану, появился здесь, чтобы спасти ее. Увы, те времена ушли безвозвратно. И теперь она скорее верила, что клоун Кицум на самом деле – ловкий прознатчик одного из семи Орденов. Только там еще могли сыскаться знатоки наречия Дану; правда, в таком случае от Кицума следовало бежать и как можно скорее – в башнях Радуги девушку-Дану могла постичь судьба горше самой смерти – горше последней, конечной смерти, когда не остается ни души, ни надежды, ни памяти, а дышащее существо просто проваливается в бездонный черный колодец вечной ночи, без надежды на воскрешение…
– Готова, данка? – без выражения бросил Кицум. – Бери лук. Твое племя славилось меткостью.
– Рехнулся, старый козел? – яростно зашипела Эвелин. – Хочешь, чтобы она всадила бы первую стрелу в горло мне, вторую – Нодлику, а третью – тебе, размалеванная образина?
– Вот-вот, правильно, – тотчас же встрял Нодлик. – Эй, ты, данка, марш к лошадям! Смотри, чтобы им в морды не вцепились.
– Это ж верная смерть, Нодлик, – нахмурился старый клоун.
– Тебе что, жалко это отродье? – вскинулась Эвелин.
– Мне-то нет, да вот только что скажет господин Онфим? Девка-то его собственность!.. Это несколько отрезвило.
– Эй, там, на головном, готовы? – заорал сзади Еремей.
– Готовы! – отозвался клоун.
– Тогда давай вожжи и вперед! Господин Онфим говорит, что стая долго гнаться не будет!
– Подавай мне стрелы, Агата, – спокойно сказал Кицум девушке.
Авлары рухнули на караван тонко визжащей тучей. Остро потянуло отвратительной вонью; Эвелин перегнулась через борт повозки, Нодлик и Троша, побледнев, схватились кто за живот, кто за горло; и лишь Кицум остался невозмутим. Вскинул лук, бросил стрелу – под копыта коней покатилась первая тушка.
Авлары сперва атаковали лошадей. Попоны затрещали под натиском десятков небольших, но очень острых черных коготков; кони с истошным ржанием рванули, не нуждаясь в вожжах. Первым пришедший в себя Нодлик вслед за Кицумом стал посылать стрелу за стрелой в летучих бестий. Троше же пришлось в основном заботиться о полубесчувственной Эвелин – женщину мучительно рвало от непереносимой вони, и толку от нее не было никакого.
Два лука против доброй сотни порхающих, точно бабочки, тварей – это маловато. Авлары осмелели. Не решаясь бросаться коням в ноги, они атаковали людей.
Агата наугад отмахнулась попавшимся под руку дрыном – по уродливой черной морде, по раззявленной пасти, полной крошечных острейших зубов… Тварь захлебнулась собственной кровью, трепыхаясь, кожаный мешок полетел вниз, где – надеялась девушка – его переедет колесо. Дану вообще презирали охоту и трепетно относились к жизни любого существа, но сейчас перед Агатой был не честный зверь, которого она сумела бы отвадить, а мерзкое порождение хумансовой магии, рожденное в подземельях Кутула, и девушка не чувствовала никакой жалости.
Вожжи пришлось бросить. Кони мчали сами по себе; их бока и спины превратились в сплошной шевелящийся черный ковер. Кицум, Нодлик, Троша не колеблясь били по нему легкими стрелами – они не пробивали толстых стеганых попон. Агате и пришедшей в себя Эвелин пришлось, размахивая дрынами, отгонять авларов от лучников. Оказалось, что женщина на удивление ловко владеет немудреным оружием – куда лучше, чем положено даже опытной жонглерше.