Страница 3 из 9
Бородач вырвал руку, ткнул ножом в грудь Ойглы и очень удивился, промахнувшись. Ткнул еще раз. И еще. Сопящие, неловкие люди пинали странно скользкого мальчишку – причем сам избиваемый до того горожанин усердствовал более остальных – а Брайан машинально пританцовывал, не глядя ни на кого конкретно, и руки его уже нашаривали у пояса отобранный серп, не нашли и стали сжиматься в кулаки…
– Извините его, господа, – прозвучал над ухом Сигурда тихий знакомый голос.
И все остановилось.
Наставник Фарамарз поклонился собравшимся, еще раз извинился, взял нахохлившегося Ойглу за плечо и повел прочь. Сигурд стряхнул со своей спины липкие горячие пальцы давешней торговки и потащился следом. Толпа перешептывалась, провожая их взглядами, и женщины помоложе подмигивали друг другу, причмокивая губами.
…Уже за городом Ойгла наконец заговорил.
– За что они, учитель?
Злые слезы душили юношу.
– За что? – Фарамарз помолчал. – За что пума ненавидит кугуара больше иных зверей? За то, что они похожи, – но разные. Какую пряжку ты носил на Первом Уровне, салар Ойгла?
– Золотую, учитель.
– А сейчас на Втором?
– Серебряную, учитель.
– Правильно… А Третий уровень носит бронзу. А я – наставник, Седьмой уровень, – ношу железную пряжку. Золотой век давно кончился, салары. Или даже и не начинался. И серебряный. Боги навсегда ушли в Пенаты Вечных, и лишь старейшины саларов – Сыны Богов – знают дорогу туда. Возможно и я вскоре узнаю… Железный век, мальчики, железный, ржавый… И если мы – Скользящие в сумерках, синяя сталь века, Девятикратные – не закроем своими жизнями людей Калорры, то они уйдут раньше назначенного срока. Уйдут раз и навсегда. И не все равно тогда – хороши они были или плохи? Наш ствол, наш корень по материнской линии…
– Ну и что? – недоуменно спросил Сигурд. – Я уже два раза уходил. Болел в детстве… потом пардус рвал… И каждый раз возвращался.
– Верно, – сказал наставник Фарамарз, грустно улыбаясь, – ты уходил два раза. Брайан – три. А я – шесть. Так что простим людей Калорры – уходящих один раз. Не нам, Девятикратным, судить их…
Сигурд кивнул. Он уже простил людей. Только вот почему бородач назвал их – потомков богов – бесовским отродьем?! Разве их предки – бесы?..
Бесы… Бессмертные боги? Безумные боги? Бессмысленные? Бесполезные? Какие?..
2
…Он гнал ее уже больше двух часов. Она допустила ошибку. Всего одну, но непростительную. В полной уверенности, что падающее дерево непременно раздавит человека, она выглянула из-за веток, и человек встретился взглядом с ликующими глазами лани.
А дерево рухнуло напрасно.
Перевертыш. Не та тварь, не та повадка, но глаза – те. И он прыгнул вслед за убегающим зверем. Больше не было леса и Сигурда Ярроу.
Были сумерки и Скользящий в сумерках.
Его время. Его дело.
Нужное состояние пришло само собой. Когда ты просачиваешься сквозь время и пространство, сквозь лопающиеся лианы и тонкие стволы бамбука, а лес обнимает тебя, и корни послушно ложатся под ноги, и хлещущие ветки стряхивают на разгоряченное лицо вечернюю росу… Когда перестаешь видеть, перестаешь слышать, понимать и оценивать, но начинаешь – ощущать и чувствовать. Чувствовать направление гона, его азарт и ритм, ощущать панику ослепшей жертвы, безошибочно выбирая дорогу – именно туда, куда надо тебе и не надо ей. Срезая углы, не давая опомниться, тенью скользя в застывших сумерках…
Он гнал ее уже больше двух часов. И лань стала задыхаться.
Зу с самого начала взял гораздо левее, и Сигурд не знал, где сейчас находится удав, но и не очень-то задумывался над этим. Он успел лишь прикрепить к ошейнику змеи свинцовую каплю наголовника: с таким украшением Зу в броске пробивал двойную кирпичную кладку – так что ловчий удав вполне способен был сам о себе позаботиться. Лишь бы он не достал Перевертыша раньше Ярроу… Выучка выучкой, а слабость крупных змей к детенышам копытных…
Сигурд остановился шагах в десяти от обрыва и внимательно посмотрел на девушку, стоящую у края. Одежды на ней не было, но она держалась с естественностью, заменявшей цивилизованность.
Во всяком случае, цивилизованность в представлении людей Калорры. И саларов.
Девушка тяжело дышала, захлебываясь сиреневым воздухом и успокаивая его прохладой воспаленные легкие; руки ее тряслись. Бегство растопило ледышки темных глаз, и теперь в них метался страх, ненависть, ожидание… и что-то еще, незнакомое, мешавшее салару сразу нанести удар.
Он сбросил вьюк на землю и ослабил защелку ножен. Не отрываясь от хрупкой фигурки над обрывом. Потом сел, скрестив ноги, снял меч и положил его перед собой.
Она не двигалась. Скользящий в сумерках молчал, полуприкрыв глаза, но девушка-лань прекрасно понимала всю обманчивость его неподвижности.
Она не знала, что Сигурд Ярроу, салар Пятого уровня, охотник за Перевертышами – он еще ни разу не убивал оборотней просто так. Безнаказанно.
Только в бою. Ярость за ярость.
Но ярость за слабость?..
Девушка не выдержала первой.
– Я – Оркнейская лань.
Сигурд молчал.
– Назови свое имя, Серый Убийца, Бич Судьбы!.. Я хочу знать его, прежде чем забыть все…
"Я не убийца," – хотел сказать Сигурд, но сдержался. Ответил только:
– Я не хочу носить на своем имени твое предсмертное проклятие…
Оркнейская лань отошла от обрыва. Но всего на один шаг.
– Этот лес не знал войны, Девятикратный. В здешних местах нет людских поселений, и охотничьи угодья моих братьев лежат гораздо ниже предгорий Муаз-Тай… Люди, которых ты защищаешь, далеко. Может быть, твой меч освободит мою дорогу?..
Она говорила легко и быстро, с едва уловимым акцентом. Сигурд смотрел на девушку, и в глазах его была насмешка и тень от падающего дерева.
Она сделала еще шаг.
– Почему именно ты? – спросил Ярроу. И она поняла смысл вопроса.
– Я – урод. Я – карлик. Твоей головой я купила бы имя и гордость.
"Карлик, – подумал Ярроу, – слишком маленький зверь внутри человека. Ущербная половина Перевертыша. Я не знал, что так бывает…"
Она подошла совсем близко.
– У тебя много жизней, салар. Я хотела взять одну. Я думала, что…
Она присела перед ним на корточки и положила руки ему на плечи. И наступила на меч. Совсем незаметно.
Оружие. Брат Скользящего в сумерках.
…Сигурд отшвырнул девушку и вскочил на ноги. В то же мгновение лес выплюнул двух рычащих пум, и грязно-желтые кошки взвились в воздух.
Время остановилось. Скользящий в сумерках плыл в его густом, вязком потоке, всем телом вписываясь в кривизну выхваченного меча, и первый Перевертыш боком налетел на мерцающее колесо с ободом из синей стали, захлебнулся рыком и обрушился в кусты, сминая ветки, заливая их дорогим пурпуром…
Второй изогнулся в прыжке, уходя от повторного взмаха, и тогда из кроны старого ясеня в зверя ударила шипящая молния.
Ударила, смяла и вздувшейся петлей охватила туловище пумы, бьющейся в смертной агонии. Гордость "гибких копий", дождавшийся своего часа ловчий удав Зу давал хозяину паузу на вдох…
А хозяин стоял и не мог опустить меча. В ноги ему кинулась маленькая лань – неумело, по-женски, глупо! – и сама же не устояла, упала перед ним на колени, а за ее спиной из пущи выходил яростно сопящий вепрь, уже набравший разгон и не способный остановиться…
"Назови мне свое имя, Серый Убийца, Бич Судьбы!.. Я хочу знать его, прежде чем забыть все…"
– Яр-роу!..
С глухим ревом Сигурд выхватил Оркнейскую лань из-под копыт налетевшего вепря и, уже смятый чудовищной тяжестью, успел вслепую полоснуть мечом – наугад, как мог, и еще раз…
Сумерки кончились. Настала ночь.
…Человек, похожий на вепря, стоял и смотрел на полураздавленное тело салара. Зу обвился вокруг хозяина и угрожающе шипел. Но человек-вепрь и не думал подходить. Рука его была полуотрублена, и по предплечью текла кровь, быстро густея и сворачиваясь.
Пумы-Перевертыши лежали поодаль. На них смотреть было уже незачем.