Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 31



– Ты не будешь на поле один, – тихо отозвался Гвениль. – Ты не будешь один, Единорог. Это я тебе обещаю.

Махайра весело заблестел, подмигивая непривычно серьезному и немногословному эспадону.

– Герои, – сообщил он. – Глупые герои. Или героические глупцы. Придется мне, бедному умнику, тоже явиться на турнир. В случае чего я всегда смогу заявить, что предупреждал вас. Слабое утешение, но другого вы мне не оставили.

– Вот и они так сказали... – прошептал Шешез. – Странно...

– Кто? – спросил я. – Что сказали-то?

– Детский Учитель нашей семьи... он сказал, что если решать придется Единорогу, то турнир состоится. Словно предвидел...

– Ты произнес «они»... Кто еще говорил обо мне?

Я ждал. И дождался.

– Дзюттэ, – нехотя прошуршал ятаган. – Дзюттэ Обломок.

– Шут? – удивился Гвениль.

На этот раз Шешез промолчал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

...И трибуны разразились приветственным звоном, когда вокруг злого тонконогого жеребца и маленького Придатка, вставшего на стременах, закружился сошедший с ума смерч семи локтей в поперечнике – и в свистящей воронке мелькали то сталь громадного лезвия с шипом на тупом обухе, то заостренный наконечник обратной стороны древка, то желто-багряные кисти из конского волоса...

– Давай, Кван! – не выдержал я. – Давай!..

И Лунный Кван дал. Храпящий жеребец боком понесся по полю, чудом лавируя между вкопанными деревянными столбами – и рушились мертвые деревья без веток и листьев, белея косыми срезами, щетинясь остриями изломов, взвизгивая, всхлипывая, треща... Смерч замедлился, став трепещущими крыльями невиданной бабочки, еще раз пронеслись по воздуху осенние кисти – и вот уже спокойный и неторопливый Кван-до, Лунный Вихрь, упирается в землю рядом со взмыленным конем, косящим кровяным глазом.

Не стоило мне, конечно, заводиться, да еще и подбадривать Квана прямо отсюда с поля... Не к клинку. Мне сейчас на другое настраиваться надо. Вон, поле большое, на семи площадках Беседуют, на пяти предметы рубят, дальше Катакама-Яри и Фрамея копейные танцы танцуют – а на каких трибунах больше всего Блистающих собралось?

На западных.

А почему?

А потому, что на третьей западной площадке победитель в последней рубке после всего встретится с Мэйланьским Единорогом – со мной, значит...

Вот и нечего мне на все поле лязгать, позориться!

А рубка знатная была!.. Трое сошлись – Гвениль, эспадон мой неуступчивый, их величество Шешез Абу-Салим и так далее (следит он за мной, что ли? И рубит оттого, как никогда...) и гость один заезжий, тоже двуручник, как и Гвен, а имя я в суматохе спросить забыл.



Видел я похожих, еще в Вэе видел – там их «Но-дачи» звали, «Длинный меч для поля» на старом наречии. Ну и ладно, пусть пока Но-дачи побудет – мне его не титуловать, а так ведь и меч он, и длинный, и для турнирного поля в самый раз... не обидится.

Куклу, понятное дело, вся троица легко срубила, на полувзмахе – а дальше началось! Кто во что горазд, а уж горазды они на всякое... Шешезу, как всегда, грубое сукно на стальную проволоку в дюжину слоев наматывают, гостю циновку из бамбуковых полос в рулон скатали, а Гвениль столб крайний, что от Лунного Квана остался, попросил листовой бронзой обшить на скорую руку.

Свистнули они – было три предмета для рубки, стало шесть! Гвениль на Шешеза скосился и свой коронный «волос на воде» заказывает. Рассек, блеснул улыбчиво и ждет. А ятаган по платку кисейному полоснул – да не прорезал до конца! Платок влажный попался, или сам Шешез оплошал, от забот государственных...

Я и оглянуться не успел – Но-дачи клинком повел из стороны в сторону, медленно так, плавно... Жужжала рядом стрекоза, а теперь лежит на траве два раза по полстрекозы, и обе половинки тихие такие, не жужжат больше!

Смотрю я на Гвениля и на соперника его: похожи они оба, дальше некуда! Оба двуручные, оба без ножен – таких дылд даже из-за плеча не вытянешь, они ж длиннее перехвата руки! – оба у своих Придатков на плечах развалились, и характер у обоих, небось, один другого мягче да приятнее!

Только Гвен обоюдоострый и прямой, а гость однолезвийный и слабо-слабо изогнутый, словно не решил до сих пор, каким ему быть. Ах да, еще у Гвениля крестовина здоровенная, а у Но-дачи огрызок какой-то овальный вместо гарды...

А так – как в одной кузне рожали!

Тут как раз для меня «коровью тушу» вынесли и подвесили на тройных цепях. Мешок это кожаный, и набит он изнутри разным металлическим хламом похуже, чем корова – костями. Еле-еле пустого места остается, чтоб протиснуться!

Нет, ничего, протиснулся... и на прямом выпаде, и на косом, и на том, что родня моя звала: «Спящий Единорог видит луну за тучами». Потом так изогнуться пришлось, чтобы в кость железную не въехать, что успел только небо поблагодарить за гибкость свою врожденную да за пальцы Придатка Чэна, которыми я его учил крюки стальные из стен выдергивать и мух на лету ловить, крылышек не повредив! Ладно, что теперь зря расстраиваться...

Потом Придатки Гвениля и Но-дачи мелкие монетки «гитрифи» в «корову» по очереди кидали, а я в место попадания входил и обратно выныривал, пока монетка на землю соскальзывала. Тут Гвениль почему-то заблестел весь, словно пакость какую придумал, и Придатка своего ко мне ведет.

– Слушай, Однорогий... – говорит, а тут и Но-дачи рядом оказался, почти вплотную.

– То бишь Высший Мэйланя Однорогий Дан Гьен, – поправляется Гвениль. – Тут у нас спор один зашел...

Ну что с него взять? Он ведь не со зла, просто говор у него такой, без тонкостей, как у всех лоулезцев. Помню, я как-то битый час объяснял ему разницу между «однорогим» и «единорогом». Выслушал меня эспадон, не перебивая, а потом и спрашивает:

– Ну, рог-то у него один?

– Один, – говорю.

– Ну и нечего мне лапшу на крестовину наматывать! – отвечает.

Лапша – это еда такая, Придаток Гвениля ее очень любит. Поговорили, значит...

Правда, с тех пор он меня чаще всего правильно зовет. А в турнирном запале – как получится.

– ...спор один зашел, – продолжает меж тем Гвениль. – Соперник мой интересуется: дескать, когда он меня в рубке победит – заметь, «когда», а не «если»! – то как ему с тобой в Беседе работать, чтоб внешность твою замечательную не повредить ненароком. Больно легкий ты, вот он и опасается... Уступить ему, что ли, пусть сразу и попробует?