Страница 8 из 15
Раз, два, три, четыре, пять, Капустняк шел погулять… Нет, это Молитвин шел гулять, а Капустняк встретил его, триста гр. вручил.
Час от часу не легче.
На моем рабочем столе я обнаружила знакомый номер Шпигеля. К нему прилагалась записка, исполненная на обрывке (скорее, огрызке) бумаги, почему-то нотной. Почерк ужасный, но разобрать оказалось все-таки можно. От Ревенко? Да от кого же еще!
Ты, Гизело, меня извини! Жуковой, стерве, оборву все, что висит!
Вот так! Лично извиняться не пожелал. Остается утешиться видением экзекуции над Жучкой. Подвесит ее Ревенко к люстре, возьмет клещи, а еще лучше – овечьи ножницы…
Полюбовавшись размашистой подписью, я спрятала записку, а заодно – и журнал. Пригодится – там в конце, кажется, о новых моделях Версаччи-младшего…
– Дзинь! Дзи-и-инь!
Снова-здорово! Кого черт на этот раз!..
– Гизело слушает!
– Эра Игнатьевна, к вам гражданка Крайцман звонит. Говорит, срочно.
Гражданка Крайцман… Собственно говоря, это дело я официально не веду, да и порадовать ее нечем.
– Соедините.
Бип! Би-и-ип! Старый у нас коммутатор, странно, что по сей день работает. Говорят, Тех-ники каждый день по три буханки переводят перед иконой Святого Александра Нижнетагильского…
– Алло! Я говорю с Эрой Игнатьевной Гизело?
Голос в трубке – железный. Каждое слово – как подкова. Бац! Бац!
– С нею. Добрый день.
– Я Марта Крайцман. Вы слышите? Крайцман!
Крайц! Крайц! Бац! Бац!
– Я звоню по поводу моего сына – Ефима Гавриловича. Как мне сказал Ричард Родионович, вы имеете отношение к его поискам…
Голос гремит, лязгает. Так и кажется, что сейчас прозвучит: Приказ Верховного Главнокомандующего… Всемилостивейше повелеть соизволил… Каждого десятого – расстрелять. Каждого третьего – повесить. Остальных – на минное поле…
– У меня есть новые сведения о нем. Мой сын жив и здоров. Вы слышите?
– Слышу.
Видимо, она тоже сходила к гадалке. Или Неуловимый Джо Ерпалыч обрадовал.
– Ефим Гаврилович только что мне звонил…
Моя челюсть начинает отвисать, но очень ненадолго. А почему бы и нет? Ищем, ищем мы Фимку, а гражданин Крайцман к подружке махнул.
Куда-нибудь в Бухарест.
– Он звонил по сотовому телефону. Прошу обратить внимание на то, что такого телефона у него нет. Говорил издалека, но в пределах области.
Подковы вбивались в асфальт. Вот это нервы! Чудеса! – у нее хватило сил сообразить, что после разговора трубку вешать не надо, а надо положить ее рядом с аппаратом и – бегом к соседям…
– Ефим Гаврилович сообщил мне, что он жив, здоров и нашел себе новую работу. Голос его звучал в целом нормально.
В целом нормально. Хорошо формулирует!
– Простите, Марта…
– Марта Гохэновна.
Я сглотнула. Гохэновна. Тоже вариант!
– Марта Гохэновна, он ничего не говорил о своей новой работе?
– К сожалению я не успела записать разговор. Кажется, он употребил слово интересная. Даже чертовски интересная. Однако, прошу учесть, Ефим Гаврилович – человек увлекающийся. Но я все же полагаю, что он говорил искренне. Его не принуждали. Обещаю следующий разговор записать и передать вам.
И тут – стандартная процедура. Побольше бы таких сознательных!
– Я могу рассчитывать, что со стороны прокуратуры будет предпринято все необходимое для поисков Ефима Гавриловича?
Товарищ Жюков! Ви уже взяли город Берлин? А не то ми вас накажем!
– Можете, Марта Гохэновна. Можете.
Рассчитывать она, конечно, может. Все мы можем на что-то расчитывать. Я, например, на сигнал Этна. Только вот Пятый намекнул. Очень плохо намекнул: ввиду невозможности проведения… Неужели врут? Неужели бросят?
В трубке давно гудел отбой. Я прицелилась, дабы водворить ее на место, но внезапно взгляд скользнул по циферблату. На Роллексе без четверти двенадцать, Молитвин, наверное, уже на месте, трубка в руке – судьба! Заодно и спросим…
Писклявый голосишко произнес Алло? Даже на Алло – Але?
Ага, курипочка!
– Гражданка Бах-Целевская, пригласите к телефону гражданина Молитвина!
В ответ – испуганное Ой!, молчание и, наконец:
– Он занят! Просил не беспокоить!
– Тогда я вас побеспокою! – озлилась я. – Гражданка Бах-Целевская, когда у вас срок прописки истекает? Через месяц, кажется?
– Ой!
Опять молчание, на этот раз долгое. Что-то стукнуло, словно трубку уронили, а затем вновь подняли:
– Зачем ребенка пугаете, Эра Игнатьевна?
– Добрый день, Иероним Павлович! – подхватила я. – Это я еще не пугаю. Я вообще никого пугать не собираюсь. Просто хочу напомнить, что у вас сегодня в полдень…
– Склерозом не страдаю.
Его голос звучал холодно, со знакомым презрением, но на этот раз меня его тон только позабавил. Пусть себе. А хорошо получилось: Игорь как раз приехал, а ему – подарочек. Злись, злись, сейчас ягодки пойдут, вслед за цветочками!
– Заодно объясните, пожалуйста, что за дела у вас были с гражданкой Калиновской Любовью Васильевной, а также с гражданином Панченко Борисом Григорьевичем?
– Никаких!
Прозвучало решительно – и весьма, но пять лет в прокуратуре не проходят даром. Испугался! А вот тебе еще!
– Триста гривен, конечно, не деньги, но если учесть, что ваши знакомые проходят по мокрому делу!..
Теперь – пауза. Осмыслил?
– Хорошо, слушайте…
Осмыслил!
– В последнее время я занимался частной практикой – по тому адресу, о котором вы меня спрашивали. Нечто вроде Тех-ника-любителя. Или кустаря, не знаю, как лучше выразиться. Мелкий ремонт, ссоры в семье, насморк у младенцев. Панченко я не знаю, а Калиновская месяца три назад заказала мне одну мелочь. Вполне законную мелочь. Я сделал. Тогда она стала намекать, что мною интересуются, как она сказала, серьезные люди. Конкретно она называла какого-то Капустняка. Я отказался, тогда она… Или уже не она, не знаю. В общем, прислали странного человека – уговаривать. Но я снова отказался. Вот и все.
Все?
– Ваши дальнейшие неприятности – из-за этого?
– Отчасти… Извините, гражданка Гизело, мне надо к Алику… к гражданину Залесскому.
Гражданка Гизело прозвучало просто бесподобно.
– До встречи, Иероним Павлович!
Отвечать было некому – в трубке гудел отбой.
Частушки мне никогда не нравились. И я вовсе не удивилась, когда Саша рассказал, что выдумали их не русские, а татары. Выдумали – и презентовали вместе с игом. Мне-то, конечно, что русские, что татары – едино, но частушки не люблю. Балалайка, косоворотка, онучи… Или опорки, не помню уже. Однажды мы с Сашей были в столице, зашли в Националь, а там – балалайки. Как сказано в одной книге – свежесрубленные, размером с избу. Саша смеялся, вспоминал каких-то ярославских ребят. Интересно, когда это было? При Мамае?
Но так или иначе, а холодильник я набила. Жаль, готовить не было времени, но магазины у нас неплохи, а микроволновка у меня отличная – завода Коммунар, с обязательной голограммой Святого Пелузия (не с наклейкой-самоделкой, которую каждый месяц менять надо, а с настоящей фабричной). Удобно: даже булочку крошить не надо, сама греет, сама и жертву бескровную творит.
За счет перепада температур.
Конечно, есть микроволновки и получше, со знаком качества (пентакль, в нем Неспящее Око, гарантия – сто лет), но на подобное даже моей зарплаты не хватит.
В баре тоже все в порядке. Эх, дуреха, не удосужилась спросить, что, собственно, Игорь пьет. Я его все коньяком пичкала, а вдруг он водку любит? Водка-то есть – всякая: даже Вулык, солодка медова настоянка сорока градусов – умеют ведь, алхимики! А если вино? Сухое? Десертное? Вин разных – море, всех не напасешься.