Зубы настежь

Я глазел больше на них, чем на королеву, что понятно даже не обязательно варвару, а любому мужчине. Смотрел и чувствовал, что все равно я повыше и посильнее, а уж с мечом в руках двигаюсь втрое-впятеро быстрее любого из них. Даже будь совершенным неумехой, и тогда сумел бы увернуться от их ударов, но я знал, что этим двуручным мечом могу одной рукой вращать во всех направлениях, красиво и эффектно выписывать сложнейшие фигуры, перебрасывать из ладони в ладонь, всякий раз хватая точно за рукоять, и вообще встречать любой удар тройным ударом меча и ногой с разворота в челюсть.

Наконец я снова перевел взгляд на королеву, не зная, то ли преклонить колено, но это слишком по-рыцарски, то ли поклониться в пояс, но я вроде не боярин, а падение ниц с оттопыренной кверху задницей и прочие ритуальные жесты и пляски вовсе не рассматривал, стоял и глазел с отвисшей челюстью, а потом, спохватившись, наклонил голову так резко, что клацнули зубы.

По ее тонким, изящно вырезанным губам скользнула улыбка. Даже не улыбка, а только намек, но это осветило зал, как встающее солнце, стены и люди заискрились ярким праздничным цветом.

– Приветствую, доблестный варвар, – произнесла она ровным царственным голосом. В глазах ее блестели утренние звезды, омытые ночной росой, лицо было неподвижно. – Ты прибыл весьма! Очень даже весьма. С востока к нашим границам подступили орды орков, а с юго-востока – нечестивых алков. Наши войска отступают под натиском превосходящих сил!.. Горят деревни, плачут вдовы, осиротевшие дети вздымают к небу тонкие детские ручки… Невинная слеза невинного ребенка…

Она остановилась, в прекрасных глазах было ожидание. Я понял, и хотя наслышан про эту слезинку еще от Достоевского, а у Ковалева так и вовсе она превратилась в стопудовую гирю, которую он швыряет на все весы, все же сказал с мужественным достоинством именно то, что от меня и ожидали:

– Мой меч – к твоим услугам, моя королева!..

Среди придворных пронесся вздох облегчения. Все задвигались, послышался мурмур голосов. Королева произнесла милостиво:

– В твоем распоряжении будет вся королевская армия. А также армии наших вассалов Нижних Мостов и Верхних Озер, а также вольные стрелки Оропупина и лесных массивов Шестодунгов!.. Кроме того, подвластные мне властители горных равнин приведут свою быстроногую конницу…

Зловредные мухи, которых так гнали от королевы, роем набросились на меня. Я скрипнул зубами, их гадкие лапы раздражали даже варварскую кожу, а меня, в чьем мире остались только дрозофилы для опытов, начало бесить.

Я вскинул руку, варвару можно прерывать хоть самого бога, и, перекрывая ропот этой разукрашенно-павлинистой толпы, перебил:

– Великая королева!.. Ты еще и самая прекрасная на свете женщина, потому мне так трудно тебе не покориться сразу, целиком и со всеми потрохами. Но герои не ходят ни в стаде, ни даже в стае. Я приму управление армией, если припрет так, что, ну… словом, когда будет крайняя нужда. По нужде – это ж совсем другое дело! А сейчас я хочу повидать этот мир… просто так, с высоты седла.

Брови королевы приподнялись, коралловый ротик приоткрылся в безмерном удивлении. Она смотрела изумленными глазами. К ее розовому ушку наклонился старый советник, я видел его двигающиеся губы. Ее красивые брови слегка дрогнули, после паузы она медленно наклонила свою королевскую голову:

– У варваров свои странные понятия… Но мы стараемся уживаться со всеми. Позволь помочь тебе советом, и… тебе не помешает сменить оружие. Да и коня.

Мухи доводили до бешенства. Одна вовсе попыталась раздвинуть мне губы и влезть в рот. Я свирепо сдул, сказал сквозь зубы, чтобы не залезли другие:

– У меня прекрасный меч! И конь.

Она улыбнулась, а все в зале, даже стражи, заулыбались с таким чувством полнейшего превосходства, что я готов был прямо сейчас поставить их к стене, лицом к винтовкам расстрельного отряда.

– Ты увидишь настоящих коней, – пообещала она. – И настоящие мечи!

По ее хлопку в ладоши с той стороны зала открылась дверь. Один за другим вдвинулись немолодые мужчины. Один совершенно седой, сгорбленный с длинной белой бородой до пояса, остальные ненамного моложе. Они степенно рассаживались за главным столом, но двое, которые вошли первыми, приблизились ко мне замедленно, торжественно. Старший смотрел с откровенным удовольствием, а второй, помоложе, держался так, словно от близости варвара у него начнутся корчи.

– Меня зовут Тертуллиус, – сказал старший почтительно. – Я уже встречал тебя у ворот града. А это мой помощник, младший маг Куцелий.

– Странствующий варвар, – напомнил я на всякий случай, – по имени Рагнармир.

– Великий Воин по имени Рагнармир, – произнес Тертуллиус нараспев, – которого надо бы называть – Блистательный Рагнармир, Непобедимый Рагнармир…

– Тогда уж победоносный Рагнармир, – подсказал Куцелий.

Мне почудилось в его голосе ехидство, но Тертуллиус кивнул с довольным видом:

– Ты прав, мой ученик. Победоносный Рагнармир…

– Просто Рагнармир, – прервал я, чувствуя себя приятно и в то же время чуточку неловко, – когда-нибудь, потом… а пока что Рагнармир.

Великий маг поморщился:

– Твоя скромность уже чересчур… Мы-то видим, что ты – наша надежда и опора. Но если так хочешь, то любое твое слово – закон. Итак, доблестный Рагнармир, позволь показать тебе нечто интересное… С позволения королевы мы откланяемся.

Мы в самом деле поклонились королеве, стражи стукнули о пол рукоятями алебард, и мы втроем отбыли из королевских покоев.

Ночной двор был тих, мы прошли по самому краешку, затем пара крытых переходов, один висячий мостик, и перед нами распахнулись невысокие врата башни магов.

Уже в холле я ощутил себя уютно, как в деревне у бабушки, а затем меня провели, похоже, в помещение для магических изысканий, тоже уютное и старинное. В таком, по моему представлению, Менделеев открыл периодическую систему, Ломоносов – закон сохранения массы веществ, а Олеша прятал от строгого отца папиросы. Уютный старинный стол, заваленный рукописями и стопками толстых книг, стены в книжных полках до потолка, лишь одна оставлена для странной коллекции из пучков трав и корешков.

С потолка лился рассеянный свет, то ли светлячков набежало, как депутатов на халяву, то ли магия дальних звезд, во всяком случае, свет такой же звездно-светлячий, как в цехе по сборке «пентюхов» второго поколения. Старший маг Тертуллиус со вздохом облегчения повалился в широкое кресло, оно сразу закачалось с домашним скрипом. Куцелий сделал движение сесть на край стола, но покосился на старшего, развел руками:

– Мужчины рождаются для подвигов! Во всяком случае, в наш мир являются для подвигов точно! Мужики для тупой работы, а мужчины… Гм, что же вам подобрать?

Я украдкой оглядел себя. Мускулы сидят красиво, эффектно выпячивая могучую грудь, круглые, как шары швейцарского сыра, плечи масляно блестят под оранжевым светом факелов, каждая жилка готова вздуться канатом, пойти толстыми узлами в нужных местах, а стальные браслеты сверкают скромно и мужественно.

– Да вроде бы мне…

– Да мы не о мускулах, – поправил себя Куцелий поспешно.

– А что же?

– Я о подвигах, – пояснил Куцелий поспешно. – Волхвы волхвуют, коровы мычат, мужики пьют да по бабам, а мужчины рвутся… да-да, рвутся. А ты ведь герой, доблестный Рагнармир! Будешь пользоваться успехом! Особенно у простого народа. А у очень простого так и вовсе…

– Надеюсь, – признался я скромно.

– Ты ведь варвар, – сказал он, снова скользнув взглядом по моей мощной груди.

– Ну, вообще-то у меня высшее…

Куцелий порывался что-то сказать, но старший, явно страшась острого язычка помощника, прервал мягким интеллигентным голосом:

– Он хотел сказать, по складу характера варвар. Образование – это еще не… Словом, пока тупые маги спорят, как обустроить мир, как дать людям счастье, как соблюсти справедливость, доблестный варвар берет меч и идет устанавливать эту справедливость. Простому народу такое решение нравится! А то, что щепки летят, так каждый уверен, что щепка ударит не по нему… Итак, что у нас есть?