Золотая шпага

Впрочем, подумал он с усмешкой, может быть, его создатель как раз сам настрадался от бездушия бальных танцев, потому создал нечто ближе к гопаку или народной мазурке?

Заиграли полонез, новый танец, что недавно вошел в моду после завоевания русскими войсками Польши. Вместе с награбленным оттуда вывезли и музыкантов, художников, артистов. Если не в Санкт-Петербург для украшения столицы, то в Сибирь, чтобы смирить польский гонор.

Александр поклонился Кате, так ее хотелось называть, ее нежные пальцы коснулись его руки, они вошли в круг. Танцующих было двенадцать пар, все двигались по кругу в строго размеренном ритме, останавливались, раскланивались, менялись местами, раскланивались, все медленно и чинно, но он вдруг ощутил, что зал исчез и все исчезло, а они танцуют только вдвоем. А вместо стен с канделябрами и запаха восковых свечей – берег реки и аромат цветов, свежесть близкой реки.

По ее глазам он внезапно понял, что она тоже с ним в их волшебном мире для двоих. Стены зала растворились и для нее, исчезли как дым все танцующие, родители и с завистливой враждебностью наблюдающая офицерская знать.

ГЛАВА 6

На следующий день он нанес визит в дом князя Вяземского. Чувствовал себя не в своей тарелке. Впервые его страстное желание совпало с желаниями других: полковника, тетушки и наставника Кэт и, как он втайне надеялся, с желанием самой Кэт.

Дворецкий, с достоинством кланяясь, проводил через анфиладу залов в кабинет самого князя. Александр чувствовал, как побежали мурашки по коже. Кабинет был достаточно просторен, чтобы в нем проводились учения с ротой новобранцев. В левом углу внимание привлекал камин на аглицкий манер, там белеют торцами березовые чурки в обертках бересты, стены заняты книжными шкафами. Фолианты в телячьей коже, монограммы вытиснены золотом. Огромный стол завален бумагами. Даже в одном из трех кресел лежит свернутая в рулон карта. Массивная чернильница из дорогого малахита, пучок гусиных перьев в хрустальном стаканчике, настольный календарь… Похоже, князь и на юге продолжает заниматься работой, а не только охотится на лис, как утверждают знатоки.

Он еще рассматривал книжный шкаф с книгами, когда дверь распахнулась, вошел грузный мужчина в дорогом камзоле. Вид у него был представительный, в движениях чувствовалась уверенность высокорожденного, привыкшего с детства отдавать распоряжения, но лицо было мягким, а сейчас и вовсе лучилось довольством и счастьем.

Он еще от дверей раскинул руки:

– Позволь мне обнять тебя, отважный юноша!.. Я богат, но главное мое сокровище – Кэт. Это поздний ребенок, я в нее вложил всю душу. Господь видит, как я просыпаюсь в страхе ее потерять, но позавчера я был как никогда к этому близок.

Он обнял Александра, расцеловал в обе щеки, усадил в кресло. Придержал рукой, тот порывался вскочить, сам обогнул стол и с удовольствием опустился на мягкое сиденье.

– Полковник много рассказывал о тебе, Саша. Позволь тебя так называть? Он очень высокого мнения о тебе.

Александр пробормотал в смущении:

– Я здесь всего два месяца. Чем я мог заслужить столь лестную оценку?

Князь покровительственно засмеялся:

– Саша, мы с полковником уже в том возрасте, когда жизненный опыт позволяет судить о многом. Мы видывали много, потому нам не требуются годы, чтобы сразу понять человека. Ты из тех, кто шагает далеко. Есть люди, которые живут как трава. Есть – как звери. Но на каждое поколение рождаются люди, их мало, которым их мир сразу начинает казаться тесен. Они, каждый по-своему, начинают его расширять, улучшать, перестраивать. Это и мудрецы вроде Моисея, Аристотеля, нашего гения Ломоносова, и завоеватели вроде Аттилы, Чингисхана, Александра Македонского, и хитроумные механики вроде Архимеда или Кулибина… При всей разности эти люди из одного теста. Им тесно в этом мире! Я не знаю, кем будешь ты… Может быть, твои крылья сгорят в самом начале и никто не увидит твоего взлета, но ты – из этой породы.

Александр слушал его раскрыв рот. Князь говорит то, что он сам постоянно чувствовал в сердце, но не мог выразить словами. Люди вокруг слишком ленивы, слишком медлительны, слишком мало хотят от жизни. Но они такие все… как он думал раньше.

– Не знаю, – ответил он искренне. – Ведь я служить только начал. Я все время учился… и сейчас все время учусь.

Князь кивнул. Глаза на пухлом, слегка одутловатом лице были живые, внимательные.

– Учишься. А нынешние дворяне в подражание Митрофанушке стонут: не хочу учиться – хочу жениться.

Его острый взгляд остановился на его лице. Александр ощутил, что краснеет. Князь несколько мгновений изучал его, с легким смешком откинулся на спинку кресла:

– Саша, мы твои должники. Дело не в драгоценностях, что унесли бы разбойники, я в состоянии тут же купить новые, но Кэт даже не успела испугаться, вот за что я тебе благодарен! Когда ты появился, молодой и веселый, сабля в руке, а в глазах удаль… не спорь, так тебя описала не только она, но и моя сестра, то они все трое были абсолютно уверены, вот что удивительно, что с твоим появлением все пойдет хорошо…

– Ну уж…

– Я сам их не понимаю, но они в один голос твердят, что сразу поверили в тебя. Один супротив пяти! Но Кэт была уверена, что тыих разгонишь, а ее спасешь. Так и случилось, но более того…

Александр ежился под пристальным взглядом. Князь неожиданно усмехнулся:

– Тебе будет доставаться за рискованные решения. А также за те, которые ты принимаешь за других. Признаться, я без охоты принял того разбойника. Лишь по настоянию дочери, которую люблю настолько, что отказать ни в чем не могу. Но ты оказался прав: он обожает коней, готов и спать в конюшне, а на работе конюха просто счастлив. Конечно, я запретил домашним упоминать, как он нам достался. Таким образом, мы обрели в его лице преданнейшего человека. Странные бывают повороты судьбы, верно?

Он поднялся, обошел стол, снова обнял:

– Не предлагаю никакого вознаграждения. Знаю, не примешь. Судя по фамилии, ты из малороссов, а у них гонора на сто князей хватит. Но если что понадобится, только дай знать. Князь Вяземский с его влиянием, деньгами и землями – в твоем распоряжении!

Он проводил его до дверей кабинета. На пороге взглянули друг другу в глаза. И оба знали, что никогда ни при каких обстоятельствах гордый подпоручик не унизится до просьбы о помощи.

Кэт ждала его в большом зале. Увидев выходящего из кабинета отца молодого офицера, бросилась навстречу:

– Александр!

Он снова ощутил волну нежности и щемящего жара в сердце. Еще никогда не видел такой прекрасной девушки, нежной и удивительной, чистой, как лепесток розы. Ее глаза сияют, как две утренние звезды, омытые росой, пухлые губы раздвинулись в счастливой улыбке.

– Милая Кэт, – сказал он и поперхнулся. Слова сами сорвались с языка, но не успел пожалеть, она вспыхнула от счастья, засветилась, будто ее сердце запылало жарким огнем.

– Ох, Александр, – сказала она и подошла к нему так близко, что почти касалась его лицом. Ей пришлось задрать голову, он возвышался над ней на полголовы. Ее глаза лучились, а губы стали пунцовыми. – Я боялась, вы никогда это не скажете!

Ее глаза на миг ушли в сторону, там был альков, и Александр тут же предложил руку. Они уединились в алькове, занавеси были раздвинуты, незамужней девушке неприлично оставаться наедине с молодым мужчиной, но все же они могли издали услышать шаги.

Александр усадил ее на мягкую кушетку, сел рядом. Кэт, поколебавшись, вложила узкую ладонь в его руку:

– Александр, мы все благодарны… Ой, что это у вас такое твердое? Мозоли? Неужели от шпаги?

– И от сабли тоже.

Ее глаза стали огромными.

– У всех офицеров, которые вхожи в наш дом, ладони белые и нежные…

В алькове было жарко, мундир душил горло. Он словно видел со стороны, какое у него красное лицо с глупо выпученными глазами. Кэт старательно отводила взгляд. От нее обворожительно пахло, как от нежного цветка.