Страница 21 из 22
ГЛАВА 9
Юлия ласково улыбнулась, я ощутил, как ожесточившееся сердце слегка смягчилось. Кто-то говорил, что, если хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на нее, но не слушайте. Я смотрел долго, она даже забеспокоилась, я видел, как попыталась украдкой оглядеть себя, что же в ней не так, а когда я уйду, обязательно посмотрит в зеркальце.
– Доброе утро, Юлия, – сказал я. Неожиданно для себя добавил: – Увидел вас, теперь чувствую, что оно будет добрым.
Ее улыбка стала растерянной, я кивнул и прошел к себе. Слева на столе куча бумаг, все требуют срочного внимания, справа листок с перечнем наиболее неотложного. Хороший вождь партии, как почему-то считается, должен вникать во все мелочи, все знать и все уметь. Дурь какая, это в первую очередь свидетельство неумелости команды, ее лености и постоянного увиливанья от работы. К счастью, в РНИ таких нет, скорее напротив: все горят такой неистовой страстью отдать все силы Отечеству, что от излишнего усердия могут наломать дров. Хорошо, есть и такие мудрые, битые жизнью монстры, как Власов и Романцев, да и тот же Андыбин: не дадут молодым понестись вскачь по рытвинам, растряхивая как РНИ, так и всю Россию.
Перебирая бумаги, откладывал те, где нужна подпись, остальные пусть отлежатся, спелее будут. Власов придет, разберется. Или один из его помощников. Не дело вождя превращаться в завхоза. Пусть мелкие натуры, вознесенные наверх, бахвалятся тем, что досконально знают все тонкости, директор крупного предприятия не обязан вникать в особенности работы напильником или ножовкой по металлу, у него тысячи слесарей разных уровней и разрядов, его работа – вывести предприятие в передовые…
Зазвонил телефон, Юлия деловито сообщила о прибытии казачьего атамана Седых. Я быстро поднялся, сказал отрывисто:
– Пусть примет Власов.
– Так он же уехал!
– Нет, уедет вечером.
– А вы, шеф?
– Пойду проведаю Диму Лысенко.
– Как скажете, – произнесла она со смешком в голосе. – Впрочем, Лысенко в этом случае просто необходим…
Я вышел в приемную, подмигнул, замечая, как она в самом деле хороша в этих огромных очках, в дивной кремовой блузке, с почти незаметной косметикой. Когда сворачивал в коридоре за угол, за поворотом уже грохотал бас казачьего атамана. Вообще-то казачество люблю, как вообще люблю вольных, гордых и независимых людей, но этот Седых слишком уж помешан на примате православия над всем и всеми, сам размашисто крестится на каждом шагу и от других ждет того же. А кто не крестится, тот даже не атеист или язычник, а сразу – жид пархатый или шпион с Запада, что, впрочем, для него одно и то же.
Вспомнилась омерзительная сцена в ресторане, испуганные лица посетителей. Как же, вдруг на них подумают, что они тоже любят русские песни! Или хотя бы признают их право на существование. Почему на свете нет более трусливого и стадного народа, чем русский?
На третьем этаже, в коридоре у окна, с сигаретами в зубах рассматривают на той стороне улицы сценки возле уличного писсуара Белович и Бронштейн. Я замедлил шаг, не люблю ловить на мелких проступках, а ведь мы, партия русских националистов, боремся за чистоту и здоровый образ жизни, как и любая национальная партия.
К ним с той стороны подходил Кобец, оба смотрели на него, меня не видели и потому сигареты не спрятали, как нашкодившие школьники. Кобец, тоже член нашей партии, хотя и весьма независимый, язвительный такой старикан, из бывших диссидентов, теперь наполовину ярый коммунист, наполовину русский националист, хотя по фамилии и происхождению – украинец из западных. Впрочем, треть русских националистов почему-то с украинскими фамилиями.
Белович, морщась и поглядывая на Кобца, втолковывал Бронштейну:
– Вы путаете две разные вещи! Возвышенный русский менталитет в корне отличается от приземленного менталитета европейцев…
– Да какая хрень насчет менталитетов, – возражал Бронштейн. – Все мы люди, у всех все одинаково…
– Не у всех!
– Все от Адама и Евы…
– Ты мне ваши иудейские сказочки не пропихивай, не пропихивай!
– Ну тогда от одной обезьяны…
– От разных!
Они разгорячились, вклинился Кобец, сказал примирительно:
– Давайте внесу некоторую ясность, все-таки я из Центра стратегических исследований. Итак, для западного менталитета главное – это достижение поставленной цели. Для восточного менталитета главное – это процесс достижения поставленной цели. Для русского менталитета главное – это постоянное обмывание процесса достижения поставленной цели.
Я остановился, молча пожал им руки. Кобец говорит очень серьезно, Белович врубался дольше всех, Бронштейн уже усмехается, здесь надо усмехнуться, чтобы показать, что все понял, не дурак, наконец и Белович понял, но не заулыбался, махнул в раздражении рукой:
– Вы из тех, кто доказывает, что у русских любой праздник – халявин?
Бронштейн сказал лучезарно:
– Что вы, зато я услышал кое-что о приоритетах, вам понравится! Говорят, любовь придумали именно русские, чтобы не платить женщинам!
Кобец сказал саркастически:
– Если на Востоке вы чувствуете себя европейцем, а на Западе – азиатом, значит, вы – русский! Это я к особому пути России. Ни тебе, ни мне, зато – поровну. Что значит – евразийцы мы.
– Насчет особого пути, – проговорил Бронштейн голосом школьного учителя, – говоря об особом пути России, народный интеллигент никогда не скажет: «у нас все делается через задницу», он просто скажет: «страна нетрадиционной ориентации».
Белович оскорбился:
– Ну уж и страна! Пока у нас не все еще демократы!
– А при чем тут демократы? – поинтересовался Кобец.
– А при том!
Бронштейн решил обидеться за демократов, спросил с нажимом:
– Нет, вы все-таки ответьте. Что вы всю педерастию на демократов вешаете? Демократия в России все еще в противозачаточном состоянии! Демократы пока еще ни за что не отвечают…
Белович сказал злорадно:
– Ну вот и проговорились, господин демократ! Вы, как всегда, судите всех и обо всем, а сами ни за что отвечать не желаете! А что сейчас в стране за бардак, как не демократия? Да при Сталине вы бы такое не брякали куда ни попадя! Строем бы ходили, вольтеры сраныя!
Кобец сказал примирительно:
– Господа, господа!.. Или товарищи, хрен вас разберет. Вы чересчур разгорячились, как бы не совершили этот… как его… законодательный акт! Борис Борисович, как вам удается работать с таким контингентом?
– Другого нет, – ответил я невесело. – Да и другой России нет.
По коридору несся с бумагами Файзуллин, начальник нашего транспортного отдела, увидел меня, обрадовался, я-де обещал подписать пару бумаг, нужно для связи с регионами, мы им поможем – они нам помогут, я черкнул, заметил, как косится на него Кобец. Все-таки Файзуллин – татарин, какого хрена, мол, ему делать в РНИ, это чисто русская организация. Должна быть чистота если не по крови, то по религии или языку, а татары все-таки в основном мусульмане… Правда, татары участвовали в создании Руси с самого начала, по крайней мере – Московской Руси, так что ладно уж, имеют некоторое право на представительство в РНИ и даже на руководящие посты меньшего ранга, это ладно, смолчим, но какого черта терпим Бронштейна, хотя бы фамилию сменил, гад, и не скрывается, пролез в наши ряды и разлагает изнутри!
Вообще-то Бронштейн не разлагает, если уж по-честному, а крепит, даже больше крепит, чем сам Кобец, то и дело затевающий дискуссии о чистоте крови, расы или предлагающий исключить из РНИ ту или другую группировку, где он их только находит. Бронштейн же относится к РНИ по-деловому, как к футбольной команде или бригаде строителей: чем больше сплоченности, тем больше и результатов.
В конце концов Кобец взял меня под локоток, отвел в сторону, пусть-де молодые смотрят на срам с писсуарами, сказал негромко, косясь по сторонам: