Святой Грааль

– Непростая чаша.

Калика с непонятным выражением смотрел, как рыцарь с обреченным видом пошел обратно в спальню. Блестящая металлическая фигура скрылась в дверном проеме, за ним протянулась цепочка капель крови, что стекали с кончика меча. С лестницы торжествующе донесся могучий нарастающий рев. Вскрикнул жалобно последний из защитников, и невольники, блестя голыми спинами, кинулись по ступенькам наверх. Немногие сверкали мечами, кинжалами, но большинство дико размахивали кирками, ломами, кольями, молотами – даже рукояти были забрызганы кровью.

Калика стиснул зубы, тяжело вздохнул. Ноги словно сами раздвинулись в боевую стойку, он взял меч в обе руки и стал ожидать.

Томас выбежал, прижимая к груди кожаный мешок. В другой руке держал обнаженный меч. Забрало было опущено, Олег не видел лица рыцаря. По железу доспехов стекала кровь. Он перепрыгнул через убитых, споткнулся о раненого, что пытался ползти, сказал тяжело:

– И здесь… С той стороны в зал ворвались невольники. Хотели изнасиловать баронессу.

– И ты конечно же расправил плечи, грудью на защиту?

– Ну… к тому времени я еще не нашел чашу!.. Троих пришлось…

Калика бросил, морща лицо:

– Не поспешил?

– Третьего рассек, потом увидел ее недовольное лицо, засомневался… Где кони?

– По всему замку резня, грабеж. А в башне забаррикадировались арбалетчики, отстреливаются. Если через двор, то истыкают стрелами так, будто мы родились ежами. Сумеешь спуститься со стены в этом железе?

– Быстрее обезьяны! – заверил Томас.

Он побежал за каликой, тот легко несся через переходы, поднимался по лестницам, проскакивал залы, словно давно знал замок. Невольники рвали дорогие портьеры, крушили топорами мебель, в одном месте калика пронесся через горящий пол, на миг исчез в дыму, Томас ускорил шаг, боясь потеряться. Когда выбежали на стену, небо уже блестело синевой, одинокое облачко полыхало оранжевым, зато двор был освещен багровым огнем пожара: горела выброшенная мебель, богатая одежда. Страшно кричала челядь – озверевшие от крови невольники резали за то, что прислуга ела сытно, спала у теплых котлов на кухне, не знала страшного труда в каменной яме…

Со стены, укрепленная между зубцами, вниз тянулась веревка. Близ замка стояли привязанные к дереву два рослых коня. К ним уже бежали полуголые люди, привлеченные густым дымом, криками из замка.

Томас выругался, оттолкнул калику и первым начал спуск. Умело обхватив веревку железными перчатками и зацепившись ногами, он быстро соскользнул, замедлив движение лишь перед самой землей. Когда Олег спустился – не так быстро, чтобы не сорвать кожу с ладоней, – Томас уже спешил к коням, крича и размахивая мечом.

Поселяне остановились, посоветовались и, обогнув опасного рыцаря, бросились к воротам замка. Томас обернулся к калике, указал на веревку:

– Надо бы захватить… В дороге и веревочка пригодится!

– Хозяйственный! – удивился Олег. – Поехали, я две взял. Захочешь удавиться – только свистни.

Томас отвязал повод, жеребец обнюхал его, радостно фыркнул. Томасу показалось, что глаза жеребца блеснули гордостью, когда унюхал кровь на доспехах хозяина, – всем лютням боевой конь предпочитал рев боевой трубы, зовущей в атаку, когда тяжелой массой стремя в стремя несется стальная конница, сокрушая все на пути!

Олег легко вскочил на коня, и Томас сделал зарубку в памяти: узнать, где это калика научился так вспрыгивать в седло, не касаясь ни стремени, ни повода. И где вообще, в какой пещере или пустыне, какие святые духи научили так метать нож, владеть огромным двуручным мечом? Именно владеть, а не просто размахивать, как разъяренная кухарка скалкой, – Томасу достаточно беглого взгляда профессионального воина, чтобы отличить бойца от… остальных.

Рыцарь несся тяжелый, неподвижный, копье привычно держал в правой руке, забрало поднял. Он косился на калику – тот не касался поводьев, управлял конем, как дикий скиф, ногами. Лицо неподвижно, от ветра не пригибается, а глаза отсутствующие – по-прежнему ищет Истину? Думает о высоком? Но не забыл ни копье захватить для рыцаря, ни великолепный пластинчатый лук для себя. Впрочем, английский лук йомена не хуже, но тот в человеческий рост, а то и выше, а из этого можно стрелять с коня, если сумеешь натянуть тетиву. Чтобы пользоваться пластинчатым луком, надо иметь богатырскую силу…

Слева у седла калики блестел на солнце шелковыми шнурками широкий колчан, туго набитый длинными стрелами с белым оперением. Там же висел в чехле топор. Сапоги калики держались в широких стременах как влитые.

– Сэр калика, – не выдержал Томас, он придержал коня, давая перейти на шаг, – а что ты умеешь еще?

Калика смотрел непонимающе.

Томас поспешно поправился:

– В воинском деле, конечно. Ты мыслишь о высоком, вижу, но и благородное искусство войны в нашем мире стоит не на последнем месте!

– Увы, мир глуп и жесток. Все еще.

Томас воскликнул удивленно:

– О чем поют менестрели, как не о воинских подвигах?! Не о боях, сражениях? Для чего еще рождаются герои, как не для битв и славной гибели?

Калика покачал головой, не ответил. Под ним был такой же огромный жеребец, как и у Томаса, но Томас помнил, какого труда стоило обломать своего зверя, а под каликой конь как шелковый, лишь пугливо косится. Неужели верны слухи о том, что скифы способны сдавить коленями так, что ребра трещат, а конь падает замертво?

– Эллины, – заговорил Томас, пытаясь вызвать калику на разговор, – знавшие езду только на колесницах, когда впервые увидели конных таврославян, сочли их сказочными зверями – полулюдьми-полуконями. Так и назвали: конные тавры, кентавры! Они, говорят, на полном скаку метко стреляли из луков!

Калика покосился на рыцаря, спросил коротко:

– В твоем мешке еда есть?

– Нет, только чаша, – ответил Томас огорченно. – А что?

Калика мгновенно сорвал с плеча лук, мелькнуло белое оперение, сразу же Томас услышал звонкий щелчок. Калика с безучастным лицом повесил лук за спину. Лишь тогда остолбеневший Томас посмотрел вперед на дорогу, куда унеслась стрела.

В сорока шагах на обочине бился пронзенный насквозь крупный заяц. Томас, все еще не веря глазам, пустил коня впереди калики, концом копья подхватил добычу. Калика все с тем же непроницаемым лицом протянул руку. Томас поспешно выдернул стрелу, вытер кровь и почтительно подал калике:

– На привале сам освежую, святой отец!.. Э-э… сэр калика. Конечно, вера Христова самая правильная, но в язычестве тоже что-то, оказывается, есть…

Калика усмехнулся краешком рта, смолчал.

Глава 5

Ближе к полудню въехали в крохотную деревушку. Калика направил коня к самому крайнему домику, от которого несло копотью, горелым железом, ржавчиной. Навстречу вышел широкий могучий мужик в пропаленном кожаном переднике, Олег сказал, не слезая с седла:

– Сможешь подковать коня и расклепать два железных кольца?

Мужик смотрел исподлобья:

– Это ж надо огонь разводить…

– Жаль, – сказал Олег сожалеюще. – Я думал, тебе два золотых пригодились бы в хозяйстве…

Мужик поспешно обернулся к дому, взревел так зычно, что кони испуганно прижали уши:

– Варнак, Болдырь!.. Живо разогреть горн!.. Наострить новых гвоздей!

Олег спрыгнул с коня, Томас понимающе ухмыльнулся, слез, отдал поводья набежавшим детям. У деревенского кузнеца их оказалась целая куча: одни разожгли огонь, другие расседлали коней и напоили, а хозяйка спешно принялась ощипывать гуся.

Глаза кузнеца расширились, когда увидел ошейник на шее благородного рыцаря, но смолчал. Быстро и умело, орудуя зубилом и клещами, расклепал подлые обручи, тут же швырнул на горящие угли, спеша переплавить, чтобы и следа не осталось, буде начнут спрашивать надсмотрщики барона. Олег бросил ему в ладонь два золотых. Кузнец поблагодарил, тут же словно невзначай уронил на закопченную наковальню, лишь затем заулыбался и бережно убрал в кошель.