Придон

Степь гудела от пчел и шмелей, звенела от птичьих криков, со всех сторон вспархивали из кустов и травы птицы, выскакивали зайцы и мелкие козы. Запах стоял весенний, свежий, еще не медовый, как пахнет в разгаре лета, но Придон чувствовал, что голова начинает кружиться от счастья.

Вяземайт молча указал в небо. Два орла застыли в небе, широко раскинув крылья, словно начертанные на тверди небосвода темные знаки.

– И что это значит? – спросил Придон.

– Победа, – ответил коротко Вяземайт.

Он коротко взглянул в глаза Придону, сдержанно улыбнулся.

– Прекрасный волхв, – сказал Придон язвительно. – На что ни укажешь, что ни попросишь истолковать, у него один ответ: победа. Победа над проклятой Куявией!

Вяземайт кивнул, губы все еще улыбались, но глаза стали серьезными.

– Вот видишь, Придон, – сказал он мягко, но печаль прозвучала в его словах. – Ты уже говоришь и думаешь… или хотя бы понимаешь, как тцар. Как тцар Артании! Нам предначертано ворваться в Куявию и разнести ее вдребезги. Не страдай и не терзайся. Мы всего лишь выполняем предначертание свыше. Мы не виноваты. За нас в ответе бог.

Солнце еще пряталось за краем земли, только в небе вспыхнуло первое облачко, когда основное конное войско перешло вброд реку и двинулось по степи, что ничем не отличалась от степи по эту сторону, но это уже проклятая Куявия, страна изнеженных мужчин, роскошных женщин и проклятых колдунов.

Всадники мчались, пригнувшись к конским шеям, неслись настолько тесно, словно гигантская саранча двигается по земле, пожирая все, истребляя, затаптывая, набирая мощь, но уже скоро отрастут крылья, и пешая саранча взметнется в воздух, станет еще страшнее, ужаснее.

На расстоянии конного перехода к ним присоединилось войско Норника. Он перешел реку малыми отрядами, похватал всех встречных и поперечных, чтобы обеспечить неожиданность вторжения, а в виду основного войска выстроил всех такими ровными рядами, что залюбовались и Придон, и все военачальники.

Не успели перевести дух, как слева показались отряды Канивца. В свое время он отказался признавать Придона тцаром, но с началом похода ловил каждое его слово, выполнял ревностно. Поговаривали, что Придона признал только походным тцаром, а когда, мол, поход будет закончен, тогда и посмотрим, годится ли такой герой на трон, где, помимо отваги, нужны мудрость и осмотрительность.

С Канивцем пришли двенадцать тысяч закаленных в боях воинов, каждый уже успел отличиться в битвах и сражениях, вооружены с головы до ног, и хотя грудь каждого открыта, но на плечах стальные латы, на головах шлемы, спины защищают щиты, которые одним движением легко перебросить на локоть левой руки, а слева у седла боевой топор, булава и лук со стрелами.

При виде Придона войско грянуло приветственными кличами. Сам Канивец выехал вперед и отсалютовал на виду всего войска, показывая, что признает Придона вожаком похода и подчиняется ему во всех воинских делах.

Придон вскинул руку.

– Слава доблестным канивщанам!

– Слава! – прогремел ответный клич из тысяч здоровых глоток. – Слава Придону!

– Смерть куявам! – крикнул кто-то, его тут же поддержали еще громче и охотнее:

– Смерть!

– Смерть!…

– Пожар и смерть!

– Огонь и пепел…

Аснерд не орал вместе со всеми, дело воеводы крикнуть первым, теперь посматривал зорко по сторонам, отметил горящие глаза Вяземайта, его бледное лицо и дрожащие губы. Толкнул в бок.

– Ну что? Получил свое?

– Даже больше, – выдохнул Вяземайт. – Я не ожидал такой мощи. Именем Придона можно свернуть горы. Он… велик!

– У великого человека, – напомнил Аснерд, – два сердца: одно истекает кровью, другое – терпит.

Вяземайт покачал головой:

– Величие – это тот же пожар. Блещет столько же, сколько и пожирает, превращает в пепел. Мы должны пройти огненным дождем по Куявии! В этом наше величие.

Аснерд сказал предостерегающе:

– Ни один человек, желавший достичь величия, его не достигал.

Первые конные отряды и все основное войско перешли реку, даже двинулись вглубь, но Придон все еще не решался переправить на тот берег огромный обоз с баллистами, катапультами и осадными орудиями. Вовсе не от страха перед мощью куявов, артанина гибель в бою не страшит, страшит смерть в постели, просто чудилось что-то неправильное в этом нападении с такой мощью на страну, с которой совсем недавно договорились о дружбе и торговле. В то же время в Артании говорят об этой войне как о неизбежной и уже начавшейся, даже в Куявии уже знают от мала до велика о неизбежности кровавой мести и расплаты. Знают, что грозные тучи собираются на границе, вот-вот заблещут молнии на лезвиях топоров, прогремит тяжелый гром копыт и прольется на землю красный дождь из разрубленных артанскими топорами тел…

Торговцы доносили, что прославленный герой прошлых войн, куявский князь Брун, могучий и удачливый полководец, мог бы возглавить общее войско и преградить дорогу артанам, однако он чувствовал себя обиженным Тулеем, обделенным при дележе власти и влияния, и сейчас держится в стороне, злорадствует, что остальные полководцы суетятся, как муравьи в растревоженном муравейнике.

Но не он один мечтал возвысить свой род, многие знатные и знатнейшие в этой богатой и развитой стране в своих мечтаниях и даже планах уже видели себя самостоятельными володарями своих обширных земель. И так уже у каждого свои крепости и свое войско с собственным знаменем. Но теперь уже мечтали и вовсе не платить Куябе налоги. Не потому, что трудно, для таких богатых земель это не в тягость, а уже, подобно наглым артанам, начали чувствовать, что это зазорно. Платить налоги – это прежде всего признавать власть того, кому платишь, а этого как раз уже не хочется, когда в своих землях чувствуешь себя могучим властелином.

Те же торговцы доносили, что в это тревожное время в Куявии расплодилось немало разбойников, среди которых часто попадаются и обнищавшие отпрыски знатных семей, которых обидами да утеснениями согнали с земель более богатые и могущественные соседи. За оружие брались все, как мирные, так и не очень, и все брали только для защиты, однако железо звенело о железо во всех уголках страны.

Глава 10

Наконец уже все артанское войско вступило в пределы Куявии и захватывало ее богатые земли. Все больше куявов убеждалось, что это не простой набег, пусть и очень большого войска: за конными артанами двигались тяжелые обозы со стенобитными орудиями, катапультами. Если раньше артане довольствовались тем, что удавалось захватить на месте, сейчас в обозе везли множество походных кузниц, на ходу чинили топоры, щиты, доспехи.

Артане продвигались в глубь Куявии неспешно, с давящей уверенностью. Вокруг крепостей выжигали постройки и с ужасающей деловитостью, так не свойственной артанам, ставили катапульты и сооружали осадные башни, в то время как основная масса продвигалась, как саранча, оставляя за собой пепелище и дымящиеся руины.

Доблестный бер Ясинец, известный своими постройками засечной полосы на границе с Артанией, отступал под натиском конного войска, постоянно оставляя небольшие отряды, что задерживали степных витязей, давал им бой при каждой возможности. В другое время он был бы уже разбит, но сейчас артане поневоле придерживали горячих коней, за ними тянулся огромный обоз, ведь куявы, по слухам, могут на драконах перебросить целый отряд в тыл по воздуху.

Точно так же сражался Елинда, прославленный полководец, известный своими победами над горными племенами, что пытались отколоться от Куявии. По городам и весям шел слух, что он даже наносил поражения вторгшимся артанам, но тех слишком много, потому Елинда отступает, но присутствия духа не потерял, под защитой башен чародеев он перегруппирует войско, пополнит и окончательно разобьет дикарей.

И в то же время по всей Куявии все еще шли толки, будет или не будет настоящая война. С одной стороны, Тулей здорово обидел сына артанского тцара, а эти сумасшедшие артане обид почему не прощают, злые они, весь народ злой, с другой стороны – совсем недавно обе страны заключили вечный мир. Да и недавно Артания получила сокрушительный удар, когда Брун разгромил ее армии в сражениях под Вереском, Антскими горами и на берегах Холодного Озера. Если уж у артан кровь кипит, а руки тянутся к топорам, то им проще испытать силу на славах и вантийцах, там что-то может получиться, а о твердыни Куявии всякий раз обламывали зубы.