Мегамир

– Жвалы, – поправил Енисеев невольно.

– Что? – не понял Дмитрий.

– У насекомых не челюсти, а жвалы. Но пусть челюсти, извини, что перебил.

– Нет, пусть жвалы. Надо привыкать. Пока мы примеривались да прицеливались, муравей скрылся… Сашке пришлось барахтаться в одиночку, я стоял рядом с Морозовым наверху! Понимаешь, каждый запуск сюда обходится дороже, чем полет до Луны и обратно. Даже если брать с высадкой!..

Их движения замедлились, сердца стали трепыхаться реже, кровь перестала подогреваться, это они вошли на участок, накрытый тенью от листа молочая. Дмитрий двигался уже почти как человек, а не рентгеновский снимок, но едва вышли на солнце, как сразу в голову ударил поток прогретой крови, мышцы стали бросать тело выше, а Дмитрий превратился в инопланетянина.

В зарослях гигантских листьев, что величаво покачивались в потоках теплого воздуха и зависали в немыслимых для мира нормальной гравитации положениях, постоянно стрекотало, шевелилось, прыгало.

На лице Дмитрия выступили багровые пятна. Енисеев спросил обеспокоенно:

– С тобой все в порядке? Насекомых защищает хитин, а мы открыты…

Дмитрий отмахнулся:

– Меня все время тут жжет, там кусает, здесь чешется. За всем не уследишь. Как ты?

– У меня жар.

Дмитрий ахнул:

– Так чего все время выскакиваешь на солнцепек?

– Меньше микробов, плесени.

– Мы не только тонкокожие, но и тонкотелые. Солнечные лучи запросто поджарят нам печенку, не вынимая из требухи. С жареной печенью далеко не прошагаешь. Тошноты еще нет?

– Уже, – признался Енисеев. – Вот-вот свалюсь.

Дмитрий прыгнул вверх, словно его вздернули. На Енисеева обрушился мягкий обволакивающий удар, навалилось упругое подрагивающее прохладное животное, похожее на огромную амебу, вжало в землю.

Он уткнулся лицом в почву, задержал дыхание. Тяжесть исчезла так же внезапно, как и появилась. Енисеев осторожно вскочил. На земле вокруг него медленно опускалась в почву, пузырясь между камешками, влага. Над головой еще колыхался широкий лист, жемчужными пузырьками блестели упавшие шарики росы.

– Как ты быстро реагируешь, – сказал он Дмитрию уважительно.

– Спасибо, – ответил Дмитрий мрачно.

– Что-то не так?

– Местные зверюги реагируют быстрее, – ответил Дмитрий неохотно. – Держи ушки на макушке. Сейчас жара спадет. Часть воды впиталась, а больше тебе и не надо.

Енисеева знобило. Руки и ноги потяжелели, все тело напиталось влагой, как ненасытная губка. Сердце трепыхается, как пойманная бабочка, сбивается с ритма. Дмитрий выволок мирмеколога на солнце, заставил пробежаться. Енисеев двигался, с головы до пят покрытый водяной пленкой, словно марсианин в скафандре. Ему все еще казалось, что капля, упавшая с листа, живое существо. Слабое, беспомощное, не умеющее передвигаться, но живет, защищается пленкой ПН…

– Ты бы видел себя, – ворвался в его мысли голос Дмитрия, прозвучавший с мрачным сочувствием. – Отек, рожу перекосило… Ничего, не переживай. Это ненадолго.

– Да знаю, знаю, – ответил он торопливо.

– Только, когда высохнешь… будет похуже, – успокоил Дмитрий.

Оба испытателя, как объяснил Дмитрий на ходу, ранее числились по ведомству космонавтики. Когда ученые одного НИИ приоткрыли дверцу в Малый Мир, пришлось пригласить для испытания Переходной установки испытателей-профессионалов. Или их навязали ученым, если уж совсем честно, но это не важно. Среди рано сгорбившихся и облысевших научных работников появились широкогрудые парни со вздутыми мускулами, молниеносной реакцией, натренированностью на выживание. Первое время они шатались по институту, приставая к лаборанткам и клеясь к молоденьким ученшам, но однажды их запрягли в работу…

– Теперь мы здесь, – закончил Дмитрий рассказ, – и не жалеем. Даже обрадовались. Чтобы попасть на Венеру, пришлось бы полтора года ждать хлореллу в тесной ракетке, терпеть муки, кошмары…

– Но полет на Венеру того стоит.

– Да, конечно. Но сперва мы по два года… это для страховки с запасом, жрали бы эту хлореллу на Земле, в имитаторе! А потом из двух десятков кандидатов отобрали бы всего двоих. А что, если я оказался бы в числе остальных восемнадцати?

– Ложись! – крикнул Енисеев.

Дмитрий мгновенно упал ничком. Для этого пришлось не просто рухнуть, так бы рухал с полчаса, а буквально нырнул, как пловец в вязкую воду. Енисеев замешкался, едва успел отскакнуть за толстый стебель. Что-то с чмоканьем ударилось в лист. Там зашипело, словно на раскаленную сковородку плеснули водой. Лист величаво колыхнулся. Зазубренный край мягко пихнул в плечо.

– Отползай! – закричал Енисеев. – Задержи дыхание, беги на голос!

В воздухе в их сторону поплыли струи желтоватых крупинок с металлическим отливом. Енисеев нечаянно заглотнул одну, в горле запершило, гортань обожгло. Он непроизвольно закашлялся, заставил себе перебежками выбраться на чистый воздух.

Из-за камня вынырнул Дмитрий. Глаза его были вытаращены, как у совы, лицо налилось кровью. Он добежал до Енисеева, все еще послушно задерживая дыхание, на пальцах показал, что уже задыхается.

– Здесь чисто, – сообщил Енисеев.

Дмитрий с шумом вдохнул воздух в мощную грудную клетку. Воздушные струи круто изогнулись, изменили высоту, хлынули в раскрытый рот, увлекая крошечные молекулы запахов цветов. Дмитрий закашлялся.

– Ой… выворачивает!

– Палочник. Странно…

– Что-то не так?

– Да. Обычно он бьет без промаха.

– Сноровки нет, – пробурчал Дмитрий. – Салага!

– Или просто еще не видел двуногих. Не выработал рефлекса.

– Рефлекс – это я понимаю, – согласился Дмитрий. – Все наше учение на рефлексах. Десантнику мозги вовсе не нужны, а то начнет умничать, тут его и прихлопнут. А выхватить пистолет и выстрелить должен каждый на рефлексах. Еще до того, как сообразит, что делает… Где он притаился?

Енисеев с отвращением отодвинулся от героя-десантника, который все делает на рефлексах, в то время как некоторые насекомые, вроде муравьев или ос, все же немного думают.

– У него маскирующая окраска, – объяснил он нехотя. – Ты дыши глубже, проветривайся. Все-таки часть этой дряни могла просочиться сквозь кожу.

– У меня кожа дубленая!

– В этом мире нет зверей тонкокожее, чем мы.

В двух шагах раздался страшный вскрик. Захрустело, словно многотонный пресс сминал автомобиль. Рука Дмитрия дернулась к бедру. Заметив иронический взгляд мирмеколога, буркнул:

– Не могу привыкнуть. Оружейники простейший пистолет не сделают! Ходи теперь и трясись как заяц. А сюда не пистолет, гранатомет бы в самый раз…

Над головами, раздирая плотный воздух, что-то пронеслось, как огромный булыжник. Пахнуло горячим. Енисеев цапнул Дмитрия в охапку, метнулся в заросли. Если так и дальше, подумал испуганно, то куда уж там искать пропавшего, самим бы уцелеть…

Он опустил Дмитрия на землю:

– Нас заметил динискис маргиналис.

– Кто-кто? – переспросил Дмитрий глухо. Глаза он отводил с неловкостью, его готовили быть спасателем, а не спасаемым. Тем более чтобы спасал дохлый интеллигентик.

– Жук. Выстрелил кортексоном. У него кортексона столько, сколько в тысяче трехстах коровах. Только у коров кортексон регулирует водно-солевой обмен, соотношение ионов калия и натрия…

Голос Дмитрия от негодования стал похожим на писк:

– Ты не псих?.. Сам – корова! Вредно это или так, перебьемся?

– Если в Большом Мире попало бы на кожу, гарантирую незаживающую язву… месяца на четыре.

– Ясно. Таких, как мы, накроется дивизия. Этот тип подслушал про огнемет! Неужели нам, царям природы, идти перебежками? Укрываясь от огня противника?