Мужская работа

Еще не мог не вспомнить о том, что выпустить материал из рук (оставить его в тайнике) – пусть даже на короткое время – всегда большой риск. И еще одно «всегда»: если материалы, как бы они ни шифровались, попадают в руки контрразведки, то агента всегда вычисляют. Всегда.

Щитомордник не ошибался, полагая, что вот сейчас за закладкой, место которой он знал, ведется наблюдение. Повторяя полученную от Прозорова информацию, он изредка едва заметно покачивал головой – время: «Время между закладкой и изъятием обычно сокращается до минимума». Что сводит возможности служб наружного наблюдения по раскрытию тайниковых операций к нулю. Вадим сможет изъять закладку только через два дня, и если приплюсовать сюда еще пару дней, которые прошли с момента закладки, то получается четыре-пять дней. Вообще-то многовато.

А так закладка, которую, судя по всему, осуществили оперативники Службы внешней разведки в Копенгагене, была стандартной.

Салнынь словно возвращался на службу… только в ином качестве. И, положа руку на сердце, мог признаться себе, что не раз и не два готовил себя к похожему повороту событий. Но время отодвигало мечты о левом заработке все дальше.

Спросить, что в тайнике? Но о таких вещах не спрашивают: дал согласие – молчи. Согласился выслушать детали работы – лишних вопросов не задавай, включая и касающиеся рекомендаций, по которым к нему подошел этот парень. Можно отказаться от работы, но деньги жгли ему ляжку.

Как бы то ни было, все выяснится на месте, когда он снимет дерн, копнет на пару штыков в глубину и вынет доску, обнажая мешок с товаром.

Впрочем, он успокоился, когда Андрей, прощаясь, еще раз сказал:

– Мы обратились к тебе как к специалисту. Необходимо, чтобы операция прошла гладко и товар не попал в чужие руки. По секрету: мы отмели несколько кандидатур, находящихся непосредственно в Дании. Только не загордись оказанным тебе доверием.

«Это вряд ли», – решительно подумал Вадим, провожая взглядом высокую фигуру собеседника. Он еще раз оглядел уютную пивную с большим телевизором над барной стойкой, вещающим на спортивном канале и привлекающим сюда клиентов-портовиков, место, где ровно через неделю он получит еще семь тысяч евро.

5

Копенгаген, Дания

Тридцативосьмилетний Антон Альбац отдавал дань моде, привнесенной с экрана американским актером Доном Джонсоном. Клубный пиджак темно-малинового цвета, сшитый в Англии, открывал плотную желтую майку с треугольным вырезом и тонкую золотую цепочку. На мизинце правой руки Антона – печатка с опалом. В отличие от Штерна он не курил, но последнему позволялось дымить в присутствии босса.

Расположившись в углу канапе и положив руку на закругленную полированную спинку, Антон смотрел новости. Свободно владея шестью иностранными языками, он делал два дела: слушал Штерна, говорившего на русском, и внимал англоязычному диктору круглосуточного новостного канала, повествующему об иракском кризисе, ценах на нефть, котировках акций на мировых ведущих биржах. Альбац успешно справлялся с этим, однако Штерна его поведение начало потихоньку выводить из равновесия. Зиновию казалось, что босс наплевательски относится к серьезной проблеме, неожиданно свалившейся им на голову. В телевизоре все понятно, однако последнее время с экрана больше задавали вопросы, нежели отвечали на них. Словно возложили решение многих проблем на телезрителей. Ну и зачем тогда смотреть все это дерьмо?

По интонации собеседника Антон легко определил его настроение и, собственно, причину раздражения Штерна. Он пультом убавил громкость, но по-прежнему смотрел на экран телевизора.

– Я слушаю тебя.

Раздражительный Штерн опять все понял по-своему:

– Лучше бы тебе не убавлять звука.

– Почему?

– Потому что ты сейчас начнешь прислушиваться. Выключи его! – Зиновий ткнул пальцем в экран роскошного плазменного «Панасоника». – Не бойся – твой диктор не захлебнется плазмой. Каждые полчаса передают одно и то же.

Альбац не стал в очередной раз напоминать, что смотреть мировые новости – это часть его работы. Информация – луч света. Если выключить его, придется идти в потемках, на ощупь.

– Ты говорил, не стоит пороть горячку, – напомнил Антон. – И что дальше?

Штерну пришлось с минуту настраиваться на продолжение разговора, и он, невольно сравнив себя с ресивером, выругался. Он ошибся, думая, что Антон решит менять, как перчатки, страны пребывания и ни один киллер, какого бы высокого класса он ни был, не успеет за ним.

Альбац на деле не раз доказывал, что является мастером уходить от слежки, однако до сей поры за ним гонялись лишь для того, чтобы запрятать за решетку – неважно, сколько он проведет за ней, неделю, две, месяц. Но не долго. Сейчас же его заказали в Москве и подключили к этому Службу внешней разведки. Да, агрегат ФСБ – СВР мощный, кивал Антон в такт своим мыслям, ничего не скажешь, но жрет слишком много и стоит дорого. Большой джаз-оркестр, утративший основной принцип – не что играть, а как играть. По большому счету они все делают наоборот.

Вторая причина спокойствия – его «крыша» в Федеральной службе безопасности. Его бы оповестили о готовящейся акции – это раз. Не дали бы ей развернуться – это два. И три – крайний случай, противоположность двух первых. Тогда бы его ждала ловушка гораздо хуже той, в которую попал третий секретарь российского посольства Борис Рощин, и называлась бы она свинцовой. Или тротиловой, разницы никакой.

Альбац пытался разобраться, кого и по какому поводу он разозлил так сильно, что его решили избавить от долгой и утомительной процедуры полировки скамьи подсудимых. Что-то связанное с Россией? Но он не замахивался на Россию – он начинал с нее. Он снабжал оружием антиправительственные группировки Анголы, Сьерра-Леоне и режима Чарльза Тейлора в Либерии. Он и «аффилированные с ним компании» вели операции в Камеруне, Демократической Республике Конго (бывшее Бельгийское Конго), Республике Конго (Браззавиль), Кении, Ливии, Руанде, ЮАР, Экваториальной Гвинее, Уганде и еще нескольких странах.

А в Дании, очень демократической стране, Антон чувствовал себя уверенно. Он позволял наблюдателям ООН спокойно наблюдать за ним, обнародовать факсимиле первой страницы его российского паспорта, действительного по январь 2003 года, страничку паспорта гражданина Израиля, подданного еще двух стран. На то, чем он занимался, доказательств не соберешь: чтобы поездить по многочисленным странам, где он оставил свои следы, опросить одних и удостовериться в смерти других, потребуется не один десяток лет. Его деятельность скрутилась в такой клубок, что распутать его не представлялось возможным.

А Штерн тем временем пошел по второму кругу: тайник с оружием, группа профессионалов… Распалился настолько, что, похоже, не заметил, как остался один: Альбац перешел на кожаный представительский диван, стоящий в центре комнаты.

Телевизор работал без звука, красная иконка с изображением динамика в левом нижнем углу экрана была крест-накрест перечеркнута. Альбацу же неподвижный значок виделся перекрестьем оптического прицела.

Мысленно он снова вернулся к набору оружия, судя по всему, предназначенного для группы, состоящей из трех человек. Антон не только хорошо разбирался в оружии, вникая в его тактико-технические характеристики, но и кое-что смыслил в стратегии.

Три типа оружия, размышлял он, плюс взрывчатка. Автомат «галил» «МАР», или, как его еще называют, 5,56-миллиметровый карабин «МАР». Самый сверхкомпактный из автоматов серии «галил», предназначен для спецназа. Ствол – самая отличительная черта этого оружия – всего 195 миллиметров; и даже спереди на цевье имеется выступ, который не дает руке соскользнуть вперед и, учитывая близость дула к передней части цевья, не получить травму. Этот автомат хорош на близких и средних расстояниях, отлично адаптирован к скоротечному бою при интенсивном ведении огня.

Теперь снайперская винтовка «СВД». Она наиболее эффективна на расстояниях до восьмисот метров. Однако с расстояния почти в два километра пуля со стальным сердечником пробивает стальной шлем и бронежилет, с расстояния в километр пробивает бруствер из плотного утрамбованного снега толщиной восемьдесят сантиметров и земляную преграду из свободно насыпанного супесчаного грунта в тридцать сантиметров, стену из соснового дерева. А что она делает с кирпичной кладкой с расстояния в двести метров – лучше не вспоминать.