Страница 12 из 13
По поводу сорвавшейся операции Прозоров особо не нервничал. Во-первых, сбой произошел не по его вине, во-вторых, он предчувствовал, что вскоре его отзовут, персоной Альбаца займется кто-то другой. Хотя, может, он и ошибался. Во всяком случае, в ближайшие неделю или две в мутной воде ловить было нечего.
Мгновенно отреагировали оперативники СВР в Германии. Но и здесь Прозоров позволил себе усомниться: скорее всего подстава Щитомордника, которому подкинули профессиональное оружие, стояла в ряду подстраховочных мероприятий (равно как и последующее устранение Щитомордника). Оно успокоит клиента, возможно, оставит его на месте, в Дании. Но отсюда следует не недельное ожидание, а скорые действия. Лишь бы на них не погореть, иначе… О последствиях Андрей старался не думать.
Закончив сеанс, Прозоров убрал микрокомпьютер в карман, закрыл программу и на ходу попрощался с администратором интернет-кафе:
– Гу нат.
– Доброй ночи, – отозвался Шлютер, занятый клиентами.
Глава 4
«ЛЮБИ МЕНЯ ПО-ФРАНЦУЗСКИ»
12
Копенгаген, Дания
С резидентом военной разведки Станиславом Серегиным прибывшие в Копенгаген офицеры встретились на привокзальной площади аэропорта. Военный атташе находился в сером «Вольво» с тонированными стеклами. Анатолий Холстов по-хозяйски расположился на переднем сиденье, его спутница устроилась рядом с резидентом и пожала ему руку:
– Привет, Слава! Давно не виделись. А ты растолстел.
– Адреналин гоняешь? – со своего места спросил Холстов.
– Какие гонки, о чем ты!
Резидент ГРУ не каждый день ожидал гостей из Центра, а прибытие начальника отдела и старшего оперативного сотрудника военной разведки – дело особое. За три года работы на этом ответственном посту Серегину лишь раз пришлось «гонять адреналин» – вывозить машинистку британской МИ-6, пожелавшую передать секретные сведения российской разведке и сменить страну проживания, в багажнике своей машины. Путешествие, которое продолжилось на пароме, отходящем с узкой косы датского Гесера, и закончилось все в том же «закрытом режиме» в немецком Ростоке, не пошло перебежчице на пользу.
– Саша, поехали, – распорядился Серегин.
Водитель мягко тронул машину с места, и разговор сослуживцев возобновился.
– Что за клоповник нам порекомендовали? – спросила Ухорская, имевшая при себе паспорт на имя Хельги Брунер, уроженки Леверкузена, Северный Рейн-Вестфалия. А Анатолий Холстов – на имя Тиля Фенстера родом из шведского Хельсингборга.
– «Шератон»? – сказал Серегин. – Вполне приличный отель. Кстати, там частенько бывает Борис Рощин.
– Ну вот, ты сразу к делу… Снимает номера?
– Нет, убивает время в ресторане. Там своеобразная атмосфера, хорошая кухня. Хотя дороговато, честно скажу.
– Слава, давай про Рощина, – поторопил резидента Холстов.
– Начну с того, что результаты прослушивания оказались шокирующими.
– Стоп, Слава, – оборвала резидента Ухорская. – Определим круг посвященных – это кто?
– Я и сотрудник научно-технической группы посольства Киселев Саша. Он, кстати, за рулем.
Киселев, молодой капитан, одетый в легкую комбинированную куртку и полушерстяную кепку с коротким козырьком, улыбнулся отражению москвички в панорамном зеркале. Он лично устанавливал звукозаписывающую аппаратуру в машине вице-консула Рощина. По той же причине Серегин выбрал Киселева в качестве водителя, чтобы сегодняшняя беседа прошла в предельно открытом режиме. Серегин придерживался инструкций, полученных из штаб-квартиры ГРУ в Москве: максимально ограничить круг сотрудников резидентуры по делу (в предписании: Рощин – Штерн – Альбац), по которому прибыли в Копенгаген подполковники ГРУ Холстов и Ухорская. К тому же у резидента было не так много возможностей для частых встреч с оперативниками из Москвы.
– А твой зам? – спросила Полина.
– Мой помощник не в курсе деталей. Он знает лишь информативную часть беседы Рощина и Штерна, подготовленную Киселевым для передачи в Центр.
– Причины?
– Отчасти этические, отчасти божеские: не навреди. Отклонение Рощина в цветовом спектре и без нашего участия не пойдет ему на пользу.
– Итого три человека.
– Будем считать, так.
– Поехали дальше. Чего именно ты не ожидал?
– Что Рощин принадлежит к сексуальным меньшинствам, или меньшинству, не знаю, как правильно.
– Как у него настроение?
Серегин только сейчас заметил, что в беседе не принимает участие Холстов. Сидит, откинувшись на спинку кожаного кресла, и смотрит на проносящуюся за окном панораму Каструпа, изобилующую черепичными крышами уютных домиков, огороженных невысокими заборами, не портившими пейзаж гаражами.
– Ходит как туча, – ответил резидент на вопрос Ухорской, – по утрам наблюдаются легкие симптомы похмельного синдрома: как говорится, в пьянке замечен не был, но утром пил холодную воду. Он и вчера был в «Шератоне».
– А как вообще ты выявил его связь со Штерном?
– Рощин начал сорить деньгами, я попросил своих ребят покататься за ним. Выявили как минимум два постоянных места встречи со Штерном: на Сванеалле – район Фуглебаккен, и на углу Каттегордалле и Видоуревай. Штерна опознали, доложили в Центр, получили директиву установить на машину Рощина звукозаписывающую аппаратуру.
– Какая информация могла заинтересовать Штерна?
– Любая. От расположения кабинетов и представительских залов до перемещения сотрудников посольства. В хозяйстве Альбаца успешно функционируют разведка и контрразведка, без которых немыслимы подобные картели. Обмен информацией, короче говоря. Собственно, на пленке этот вопрос был затронут Штерном. Кассета у меня с собой, хотите послушать?
– Обязательно, – категорично заявила Ухорская.
– Саша, включи, – попросил Серегин капитана.
Раскрыв блокнот, резидент протянул собеседнице фотографию. На ней вице-консул российского посольства был запечатлен в три четверти. Темные, слегка вьющиеся волосы, правильной формы нос, ироничные, как показалось Полине, глаза («Как у меня», – отметила она их серо-голубой оттенок), слабо очерченные губы, немного удлиненный раздвоенный подбородок. Лицо у него мужественное, пришла к выводу Ухорская, вглядываясь в снимок и вслушиваясь в голоса, звучавшие из динамиков магнитолы. Один неприятный – окающий и картавый, второй – полная противоположность, густой и мелодичный. В начале беседы в голосе Рощина слышался напор, но давление быстро иссякло, когда собеседник российского дипломата открывал перед ним карты-снимки.
Полина попыталась представить лицо Бориса Рощина в ту минуту, но не смогла: перед ее взором стоял образ волевого и уверенного в себе парня, здорово походившего на американского актера Шона Пенна. Особенно в роли Конрада ван Ортона в кинофильме «Игра». О принадлежности Рощина к сексуальным меньшинствам Полина думала меньше всего, то есть относилась к этому факту спокойно.
По наитию она спросила резидента:
– А в связях с женщинами Рощин был замечен?
– Знаешь, ты права, Паша, я просто не успел об этом сказать. Весной этого года мои парни видели его в компании миловидной брюнетки в Аведёре, южном пригороде Копенгагена. Если с умом, – пояснил Серегин, – то можно. Выгоняют за то, что попался.
– Продолжение с той брюнеткой было?
– Наверняка. Рощин поднялся с ней в номер гостиницы. Чисто по-человечески я ему сочувствую, а раньше симпатизировал. А почему ты спросила о контактах Рощина со слабым полом?
– Потому что нам с ним контактировать. Рощин, не замеченный в связях с женщинами, – клиент Толика Холстова. Бисексуальный вариант я беру на себя.
– Чего? – обернулся подполковник. – Мне контактировать с «цветным» дипломатом?
– А куда ты, на фиг, денешься? – усмехнулась Ухорская. – Встретишься с ним и скажешь: «Привет! Я Бой Джордж. Ла-ла». Ладно, Толик, успокойся, Рощиным я займусь лично. У меня свои методы и приемы. Слава, скоро приедем? Мне не терпится залезть в ванну. Первым делом – самолеты, ну а «девушки» – потом.