Морские террористы

Шон оставил доску, и ее тотчас швырнуло в дальний угол грота. Отчаянный серфер пошел на больший риск. Во время десятисекундной передышки, когда один водяной вал сменял другой, он сделал короткую серию дыхательных упражнений и погрузился на дно пещеры. Он плыл, по сантиметру отвоевывая длинный каменистый коридор. Он в спокойном состоянии мог находиться под водой больше шести минут. Теперь же это время многократно сокращалось и насмехалось над его уникальным умением удерживать дыхание.

Одна неудачная попытка, другая… Силы таяли. В голове уже не шум, а рев всех морей на свете. И вдруг среди этого водяного и каменного нагромождения – вспышка просветления. В один миг Шон понял, как ему выбраться из пещеры, как обмануть смерть, в бешеном вальсе крутящуюся рядом, и не обмануть надежд Ёсимото. В этом каменном мешке, куда свет проникал на короткие мгновения, лицо Шона радостно осветилось; до нее путь короткий и в то же время длинный, трудный, невероятно трудный, но он один.

Снова серия дыхательных упражнений – но на этот раз Шон был полон надежд. Он резко ушел на дно. Там среди камней он нашел угловатый и, с трудом оторвав его от дна, поднял к груди. Он шел с камнем, и его качало взад-вперед. Но теперь течение не играло с ним, как с поплавком. Теперь он приобрел надежное сцепление с дном и шел по нему, как по лесной тропинке, обдуваемой сильным ветром.

Может быть, Шон побил свой же рекорд пребывания под водой без единого глотка воздуха – об этом не узнает никто. Он отпустил камень в тот миг, когда очередная волна отхлынула от пещеры, оставшейся позади.

Его голова показалась над водой. Шон с натугой вдохнул соленую взвесь, метавшуюся над ним, и на гребне волны, относящей его от скал, совершил главное в своей жизни скольжение по воде. Он что-то кричал, уносясь от скалистого берега к пляжу. Его тело содрогалось от страшного холода. На вопрос спасателя, увидевшего на берегу недвижимое тело: «Ты откуда свалился, Шон?» – он прохрипел: «С того света».

Шон Накамура смертельно устал. Дабы не явиться на базу разбитым, ему придется отложить поездку на «Ферму» до утра. Он не мог сказать Ёсимото: «Прости меня за неважный вид». Или просто: «Сумимасэн» – «Прости», что буквально означало «мне нет прощения». Шону было необходимо расслабиться, забыться на несколько часов, отречься от всего на свете. Он часто прибегал к одному приему и сейчас не отказался от него.

Он вышел из душа, по щиколотки утопая в мягком паласе. Насухо вытерся полотенцем и потянулся до хруста в суставах. Надев шорты и майку, которая подчеркнула его сильные грудные мышцы и оставила на виду идеальной формы бицепсы, Шон прихватил с собой старомодную кожаную «визитку». Просунув руку в петлю сумочки, он, игнорируя лифт и телохранителя, следующего за ним, направился к лестнице.

Заняв привычное место в машине, Шон Накамура отдал короткое распоряжение водителю:

– В салон.

Тот понимающе кивнул и взял направление в сторону Центрального Паттайя, где сосредоточена ночная жизнь курорта. На Бич-Род, что идет вдоль берега моря, водитель остановил машину. Сопровождающий Шона вышел и открыл дверцу. Он проводил босса лишь до широкой двери массажного салона.

Шон часто посещал это респектабельное заведение. Ответив кивком на приветствие менеджера, узнавшего постоянного клиента и назвавшего его по имени, он прошел к стойке бара и сел на высокий стул.

– Скотч, – он щелкнул пальцами, подзывая красивую барвумен в длинном серебристом платье.

Он смотрел прямо перед собой, где за прозрачной стеной стойки находился подиум. С подиума ему призывно улыбались девушки в вечерних платьях. Они были молоды, но не школьного возраста; секс со школьницами в Японии настолько популярен, что даже зрелые женщины облачаются в школьную форму.

Этот этап всегда напоминал Шону финальную часть конкурса на почетное звание «Мисс мира». Он не преувеличивал: любая из этих десяти тайских девушек могла дать сто очков вперед самой титулованной красавице, когда-либо примерявшей корону.

Девушки носили номера, приколотые к платьям. Шон снова решал трудную и в то же время простую задачу – кого из девушек подозвать жестом. Все они были профессионалками, тонкости их услуг не различались. Но важно сделать выбор, его могут привлечь совершенно незаметные хотя бы для сегодняшнего вечера детали, будь то просто взгляд, поза, улыбка, прическа, даже место на подиуме – первая, вторая, последняя…

По сути, Шон выбирал из десяти одинаковых и прекрасных фарфоровых кукол, одна из которых оживет, едва прикоснется к его телу, и загорится, когда он в свою очередь коснется ее. Трудная задача. Но она являлась неотъемлемой частью всего действия и также приносила удовлетворение. С одной стороны, он покупал услуги девушки, с другой – одалживал ее тело, и для Шона это не означало одно и то же.

Совершенно неожиданно он вдруг мысленно перенесся на «Ферму», где увидел Ёсимото. Как и любой японец, Шон баловал своего ребенка и относился к нему, как к «драгоценному подарку Неба». Но с одним «европейским» отличием: он поощрял старания Ёсимото повзрослеть. Это несмотря на то, что относился к нему как к сокровищу и, как и подобает, хранил свое сокровище в укромном месте. Пусть не скоро, но настанет тот час, когда Ёси, щелкнув пальцами, подзовет менеджера салона, сделает свой выбор и укажет на ту девушку, что ему понравилась.

Странные, слегка пугающие мысли. Еще и оттого, что Ёсимото предстал в этом баре в возрасте семи лет.

«Нет, я просто устал и жажду ласковых рук… Какую из них выбрать? Каждая покорила свою высоту, знает об этом, но не показывает виду. Интересно, хотят ли они чего-то большего? Уже другого подиума, с теми же номерами, но уже перед другой, строгой и в то же время похотливой аудиторией? Что для них значит испытать зависть или ее оборотную сторону?»

Шон внезапно понял, что отверг бы любую «мисс»…

В основном в этом заведении клиенты заказывали пиво. Шон снова отдал предпочтение шотландскому виски. Поигрывая стаканом и вслушиваясь в перестук ледяных кубиков в крепком напитке, он уже смотрел сквозь девушек и в какой-то миг осознал, что не понимает, зачем он здесь.

Относительно витрины он сидел ближе девушек и видел свое отражение, перекрывшее их лица. Кто-то, он уже не помнил кто, сравнил его с голливудским актером Марком Дакаскосом. Он не стал спорить, действительно находя сходство в гармоничном сочетании японских и европейских черт, и сам же сравнил это с перехлестнутой петлей, похожей на восьмерку…

И он указал на девушку под этим номером. Менеджер салона перехватил его жест и одарил ослепительной улыбкой, поощряя удачный выбор. Боже, не удержался от вздоха Шон, какая же стройная логика царит в этом заведении…

Он допил виски, повернулся на стуле, ожидая свою избранницу. Он уже не помнил, делала ли она ему массаж раньше. Кажется, нет…

Как и другие массажистки – тку по-тайски, она была маленького роста – чуть больше полутора метров. Она подошла к клиенту и, поклонившись, взяла его за руку, мягко, но требовательно потянула, предлагая следовать за ней. Они прошли через дверь за стойкой, затем узким коридором и оказались в комнате хозяйки, походившей на будуар. Здесь на виду были в определенном порядке разложены дамские безделушки, множество фотографий этой девушки – откровенных и завораживающих, даже деловых, где она, склонившись над низким столиком и поправляя волосы одной рукой, что-то записывает на листе бумаги.

Массажная кушетка посередине комнаты бросалась в глаза.

Впервые оказавшись в массажной комнате – это было пять или шесть лет назад, Шон испытал странные чувства. Увидев вместо ожидаемого бамбукового столика с безделушками металлический стол с инструментами для пыток, вместо штор (за ними – бутафория окна) железные жалюзи. Ему почудилось, что и массажный стол с фиксаторами для рук и ног тоже сделан из железа…

Девушка подала клиенту пример: убрав из высокой прически шпильки и положив их на столик, она, изящно изгибая тело, избавилась от вечернего платья, оставшись в узких белоснежных трусиках. Она сняла их, когда Шон полностью освободился от одежды.