Страница 2 из 13
– Ты обещаешь? – спросил кубинец, также избегая называть полковника по имени.
– Да, – твердо ответил Брилев.
– Пусть девочку назовут Паулой. А второе имя дай ты.
Наступила долгая, томительная пауза. Полковнику предстояло дать имя ребенку, от которого он отрекся еще до его рождения.
– Мария… – чуть слышно прошептал он. И дальше говорил торопливо: – Дочь ничего не узнает. Врачи в госпитале сказали ей, что ребенок умер. Роды были тяжелые, она потеряла много крови, потеряла сознание.
– А сейчас? – нахмурился Сальваторе.
– Сейчас ей уже лучше. Завтра будет борт в Союз… И сюда я больше не вернусь, – Брилев покачал головой. – Начальник ГРУ уже отправил представление в Кремль, по приезде меня ждут генеральские погоны.
Генеральское звание и должность заместителя начальника радиотехнической разведки ГРУ также повлияли на непростое решение советского офицера. Либо одна большая звезда на погонах, либо ни одной и полная опала, травля, неизвестность, пинки, смешки за спиной.
Скрипка. Тоскливый голос скрипки; вой, застрявший в горле…
– Мы сделали все, что могли, капитан. Все, что ты знаешь о махинациях Рауля Кастро с Медельинским наркокартелем, уйдет с тобой в могилу. Мы закрывали на это глаза, потому что нам было выгодно видеть тонны кокаина в Америке. Это политика, я помогал вам – потому что мне приказывали.
Капитан Сальваторе Мендес был связным Рауля Кастро с наркокартелем уже четыре года, вспоминал Брилев. США заподозрили Рауля в связях с наркокартелем. Кубинскому министру обороны было необходимо не только прервать все контакты с наркодилерами, но и отмыться. Он сделал простой и эффективный ход: приказал арестовать нескольких своих офицеров, связанных с наркокартелем, и предать их суду. Процесс получил огласку, его ход отслеживался и Штатами. Рауль Кастро представил широкой общественности главных виновников и автоматически остался в тени. Капитан Сальваторе Мендес – связник, три высокопоставленных офицера кубинской армии предстали как организаторы трафика колумбийского кокаина в США. Всех четверых завтра расстреляют. И дело будет закрыто. Копать под Рауля в данной ситуации – дело бессмысленное.
Уже завтра Сальваторе Мендес унесет в могилу и секреты советской разведки, и тайны самого Рауля Кастро. Но оставался еще один человек, который знает то, что знал полковник Брилев и его руководство. Этим человеком был Рафаэль Эспарза, поневоле поставивший Советам вилку: скорый суд над Мендесом совпал с распоряжением избавиться от новорожденной. О Рафаэле придется молчать до конца своих дней. «Рафаэль оказался единственным человеком, согласившимся решить наш…» – Брилев осекся в мыслях. Он с трудом подавил фразу – «семейный вопрос».
…Эспарза шагнул мимо полковника к машине и открыл дверцу. Встретился глазами с женщиной лет тридцати пяти. Военврач Анастасия Свешникова держала на руках грудного ребенка. Девочка спала и смешно причмокивала губами. Рафаэль требовательно щелкнул пальцами и подставил руки, чтобы принять младенца. Он прижал Паулу Марию к груди и, не останавливаясь, подошел к борту. Без посторонней помощи он ловко поднялся по лестнице.
Эспарза обернулся, стоя в проеме люка…
Таким его и запомнил полковник Брилев. Чужого человека со своей внучкой на руках.
На следующий день, пришедшийся на субботу, он равнодушно подумал о том, что к этому часу Сальваторе Мендеса уже расстреляли. Он подумал об этом на борту самолета, взявшего курс на Киев. Рядом с ним сидела его дочь – исхудавшая, «подцепившая» за время двухлетней работы в Лурдесе витилиго. Одна половина лица, обращенная к отцу, была бледна, другая словно издевалась розовым неровным пятном, уползавшим на шею. Мысли без пяти минут генерала были странными, он прятал за ними истинное настроение и жуткую тайну. Он даст дочери хорошее будущее – Юрий Васильевич полагал, что только так сможет искупить свой грех. Она ни в чем не будет нуждаться. И он тотчас прогнал эту мысль. Она трафаретом накладывалась и на слова Сальваторе Мендеса, и на красноречивое лицо Рафаэля Эспарзы. Она спряталась за другими словами: «Такая у врачей практика – не показывать матерям мертвых младенцев». Тогда Брилев впервые услышал мат из уст дочери: «Херовая практика!..»
И чем ближе к советской границе подлетал военный самолет, тем тяжелее становилось на душе Юрия Брилева. «Что я наделал… – качал он головой. – Боже, что я натворил…» Он понимал, что до гробовой доски будет повторять эти слова как проклятие.
Самолет нес его к рубежам страны, на защиту которой он стал двадцать лет назад. Границы и водоразделы Советского Союза уже давали трещины, но пока об этом не знал никто. Он бы плюнул на приказ начальства, которое примет участие в августовском путче 1991 года, предвидя крах нерушимой империи. А пока что образ великой родины и патриотизм, впитанный с молоком матери, не давали заглянуть в страшную бездну будущего. Но всегда из этой пропасти на него будут смотреть глаза новорожденной Паулы Марии…
Сальваторе Мендеса вывели из здания тюрьмы во внутренний дворик в начале девятого утра. Его поставили к серой стене кирпичного хозблока, частично задрапированного черной тканью. Капитан стоял крайним в ряду четырех офицеров, приговоренных к расстрелу.
Отсюда был слышен голос прибоя. Он поднимался по отвесным граням пирамидальной горы, стоящей на страже военного форта, глушил ворчливые голоса фламинго, плещущихся в мелких водах прибрежной лагуны. Минуту назад отзвенел колокол на старой церкви. Его медь пронеслась по широким и пустынным улицам города-крепости, проскакала по крышам, покрытым грубой жестью, сорвалась по облупившимся от старости стенам и упала на мостовую. Звон предвещал грозу: над горой и окружающими ее холмами нависли тяжелые облака.
К Мендесу шагнул небольшого роста офицер по имени Альваро. Он был в военной рубашке с коротким рукавом, с кобурой на брючном ремне. Избегая взгляда Сальваторе, он осведомился о его последнем желании.
– Да, – кивнул капитан. – Не завязывайте мне глаза.
Пауза.
– Мы можем это сделать для вас.
С таким же вопросом Альваро обратился к трем другим приговоренным к казни. Полковник кубинской армии, чьи руки также были связаны за спиной, попросил рюмку агаурдьенте. Офицер покачал головой:
– Хотите оставить повязку на глазах?
– Нет… – Он оставлял в этом жестоком мире семью: жену и двух детей.
Еще один полковник. Он бесстрашно смотрел на офицера, который вскоре отдаст команду «Пли!».
Генерал:
– Вы сможете отменить казнь?.. Жаль. Это была моя последняя воля.
Он открыто смотрел на солдат, стоящих в десятке шагов от него. Их было двенадцать человек, вооруженных советскими карабинами «СКС».
Офицер отдал команду. Солдаты взяли оружие на изготовку. Поднял руку над головой и резко опустил ее, разрывая зловещую тишину:
– Пли!
Раздался грохот. Сразу три пули ударили в грудь капитану. Сальваторе упал, придавив связанные за спиной руки. Еще до последней команды он всеми силами хотел улыбнуться. Улыбка была бы уродливой на его мертвенном лице. Его сердце билось так часто, что не выдержало бешеного ритма. Пуля торкнулась в мертвое сердце. Он хотел сосредоточиться на мыслях о дочери, которую ему не суждено было увидеть, и тоже не смог сделать этого. Память была милосердна к Сальваторе Мендесу и не причинила ему страданий. Последние минуты перед расстрелом он жил только настоящим, тем, что видел перед собой и тут же забывал. На смену одной короткой, как выстрел, картине спешила другая. И все, никакого прошлого у этого человека уже не было.
Альваро посмотрел наверх. В тени окна четко обозначилась мрачная фигура Рауля. Министр обороны ушел в тень, но не отошел от окна, забранного металлической решеткой. Офицер прошел вдоль четырех тел, держа наготове пистолет. Покачал головой. Все были мертвы. Он поманил рукой врача. Медик склонился над каждым расстрелянным, светя в глаза тонким лучиком света. Поднялся и кивнул: «Все».