Страница 2 из 13
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор! Капитан Рявкин…
– Здравствуй, – козырнул в ответ Мельников и пожал офицеру руку.
– Как долетели? – справился капитан и указал рукой на «УАЗ», стоявший в пятидесяти метрах от самолета. – Нам сюда.
– Неплохо, – ответил Николай Александрович, на языке которого вертелась распространенная язвительная фраза: «Спасибо, что спросил». Прикурив на холодном ветру и чуть отставая от Рявкина, он проявил нетерпение: – Где этот змей?
Капитан, воспользовавшись тем, что генерал был на шаг позади, пошарил по хмурому небу своими ясными глазами, словно отыскивал на нем воздушного змея – отчего-то китайского производства.
– Дожидается вас в общежитии. Нам разрешили привезти его, до утра он в вашем распоряжении.
– Далеко ехать? – спросил Мельников, занимая место в машине и так же за руку здороваясь с водителем, сержантом внутренних войск.
– Мигом доедем, товарищ генерал! – обнадежил Рявкин.
Мигом… А побыстрее нельзя?
Для беседы генерала с сыном была подготовлена комната в общежитии для приезжих, в основном там останавливались родственники военнослужащих. Генерал прошелся по мрачному коридору со скрипучими половицами, отметил, послушав неспокойный фон голосов, неважную звукоизоляцию, словно общагу строили кагэбэшники. Открытого разговора тут не получится, пришел к выводу Мельников, остановившись перед дверью, на которую ему указал провожатый.
Генерал толкнул скрипучую дверь, оставаясь на месте; желания шагнуть за порог у него не было.
С койки поднялся высокий молодой человек. Красивый, падла, хотя и бритый наголо; стройный, сволочь, хотя и в мешковатом камуфлированном костюме. Перед генералом стоял совсем не тот человек, которого последний раз он видел полтора года назад. Вживую. Повзрослевший, возмужавший, с легким налетом усталости на лице.
– Миротворец… – Генерал, прикуривая очередную сигарету, не сводил глаз с сына; боковым зрением видел застывшего рядом капитана Рявкина. Тот проявлял явное любопытство и не спешил с казенным вопросом: «Разрешите идти?» – Миротворец, – повторил Мельников-старший, насылая в голос иронию и многозначительно выпячивая губу. – Помню, на гражданке тебя прозвали Фролом Кургановым. Там у тебя было два дела: гулять и портить девок.
– Пап, зайди, а? – Старший сержант дал отмашку провожатому, кивнув и скосив глаза в сторону: «Давай, капитан, канай отсюда».
Рявкин, словно генерал спал, тихонько обошел его сзади и исчез из виду.
А Мельников так и остался стоять у порога. Вряд ли таким образом он выказывал свое недовольство или пренебрежение, не походило это и на воспитание. С воспитанием генерал, окончивший Саратовское училище внутренних войск, Военно-политическую академию, занимавший должности начальника политотдела полка, бригады и дивизии, а теперь исполняющий обязанности командующего войсками Приволжского округа внутренних войск, участник Первой чеченской кампании, – так вот, с воспитанием он явно опоздал.
Избалованный, со всеми – в том числе и с жизнью – грубо на «ты», генеральский сынок… Что от него осталось? И вообще он ли это? Если снять с него камуфляж и одеть в гражданку, проявятся ли его знакомые черты? Прежнего Игоря Мельникова словно не стало, а вместо него из «ящика» показался совсем другой человек, вовсе не родной сын, но с определением «наш». В ушах Николая Александровича до сей поры стоял испуганный голос жены: «Коля, скорее! НАШЕГО показывают».
«Нашего» показали во всей красе и в полном патриотическом смысле этого слова. «Наш» мочил врагов – скрытно, хладнокровно; «наш» вел к победе свой народ, с каменным лицом сопереживал ему; он то ли просил, то ли требовал дать свободу ему подобным, чтобы они перемололи всех!
Боевик. Не сын, а передача по телевизору походила на крутой боевик, где главную роль супермена играл мордоворот, здорово смахивающий на Игоря Мельникова. Начало крутое, но где пролог? Где вступление, где та российская сказка, в которой обычный дурак превращается, как и положено, либо в тупую смертоносную машину, либо в олигарха? Следовало показать по «ящику» разнузданного героя нашего времени: джинсы – майка – пиво. И его окружение, отличающееся лишь цветом маек и потертостью заморских штанов. На «заднике» хорошо бы показать сутулого генерала – еле-еле его видно – и дать титры: «Сын по стопам отца не пошел». И многообещающее многоточие, стилизованное под прошитую автоматной очередью окровавленную грудь отпетого негодяя. И дабы не искушать зрителя однотипностью подачи информации, запустить голос за кадром – гнусавый такой голос, знакомый многим по переводам американских кинофильмов: «В свои 22 года он, пока еще Фрол Курганов, но еще не Миротворец, неожиданно заявил, что хочет… в армию! Может, он таким образом хотел спастись от многочисленных дружков, которые служили при нем аппаратом машинного доения? Или он убегал от подруг, каждая вторая из которых была уверена, что забеременела от генеральского сынка и непременно в генеральских хоромах? Каждая вторая рассчитывала на продолжительную веселуху, заодно предвкушая растерянную харю будущего папаши. Только наш герой никого веселить не собирался. Он выбрал для себя подразделение с самой строгой дисциплиной, какую только можно себе представить: армейский спецназ. Под «крышу» отца, то есть спецназ внутренних войск, лезть не захотел из принципа».
– Так и будешь стоять в дверях? – спросил Игорь.
И генерал не узнал голос сына. Вообще что он сможет объяснить своим голосом? Ничего. Ему требуется защита, без нее он никто – ни прежний разнузданный генеральский сынок, ни возмужавший, с перекошенной крышей, Миротворец. Для кого-то – наверное, для большинства российской молодежи – он предстал профессионалом высокого уровня, со своими понятиями о том, что происходит в Чечне, какими методами нужно бороться с «чеченской заразой». Разумеется, по молодости лет он в чем-то заблуждался, а в чем-то был откровенно прав. Но свою точку зрения не только имел, но и сумел высказать ее очень громко, на всю страну.
– Я скажу тебе, что станет с тобой в ближайшем будущем, – словно отвечая на свои мысли, сказал генерал. Он вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Не сдержав усмешки, протянул сыну руку. – Ну, здравствуй.
– Привет! – Игорь коротко и облегченно рассмеялся, пожимая отцу руку. – Как мама?
Николай Александрович, не ответив на вопрос сына, продолжил:
– Ты многое приобрел за эти полтора года. Не все, но опять же многое ты потеряешь, когда вернешься домой. Утерянные позиции. Ты начнешь штурмовать утерянные позиции: расслабляться пивом, оттягиваться с подругами. Но уже более сильным, – в духе военно-политической морали продолжал Мельников, – и с прежним опытом распутной жизни. Из тебя выйдет военно-гражданский гибрид – хочешь ты этого или нет. А теперь я хочу спросить: кто подтолкнул тебя к этому дурацкому интервью?
– Никто не подталкивал, я сам.
– Сам… Просто так, беспричинно, да? А я могу назвать причину. Тебя достала служба, война, если хочешь. Тебя достал десинхроноз [2]. Ты здесь, но все твои мысли дома. То же самое произошло полтора года назад, когда ты был в кругу доставших тебя друзей.
– Ну чё ты все достал да достал! – психанул Игорь. – Никто меня не доставал. Тебя, как я понял, больше волнует твоя репутация. Колись, товарищ генерал. Скажи, что вторая звезда и должность командующего войсками округа тебе пока не светит. Я не хотел тебя подставлять, я высказался, понял? Чтобы у людей что-то сдвинулось в их уродских мозгах. Нельзя так. Знакомо, правда?
– Ты спятил, скажи честно?
– Нет. Но что-то важное в себе погубил. Разве и это тебе ни о чем не говорит?
«Генеральский сынок?» Мельников давно перестал морщиться от этого определения, но еще ни разу оно не звучало в вопросительной форме. Выходит, меняется его качество? В лучшую сторону? Хорошо бы так, но хлопотать за сына придется именно в этом качестве; погоны не сбросишь – ни с себя, ни с него; развода друг другу не дашь. И когда это кончится? Никогда. Тянет вечностью; но особого желания жить вечно (такой жизнью, как сейчас) отчего-то нет.
2
Томительное состояние, вызванное сменой режима.