Директива – уничтожить

– Прапора Лыкова… Выдохся прапорщик.

Антон подошел к двери и стал смотреть через плечо друга.

В центре зала, тяжело дыша, двигались два человека. Шлях был под два метра ростом, сухопарый, с плоскими, сильными мышцами боксера. Он держал руки внизу живота, делая ими круговые движения. Шлях был чистым правшой. Левая опорная нога чуть согнута, правая постоянно заряжена на удар. Но он мог быстро уйти в сторону, и некоторая примитивность приемов не мешала ему слыть лучшим бойцом части.

Прапорщик Лыков был прямой противоположностью Шляха – кургузый, приземистый, с короткой мощной шеей. Его руки походили на задние ноги кобылы и были такими же сильными.

Шлях держал его на расстоянии, делая резкие выпады ногой – вниз, вверх, в середину туловища, «разбрасывая» Лыкова; все же он боялся прямого удара прапорщика. А тот действовал однообразно, пытаясь вызвать сержанта на обмен ударами и всадить ему под ребра тяжелый кулак; добьет он его потом.

Антон увидел, как Лыков, мотнув корпусом и прижав подбородок к груди, ринулся на Шляха. Тот, стремительно сместившись в сторону, сбоку ударил кулаком в ухо прапорщику, и тут же, поджав ногу, резко выбросил ее. Удар снова пришелся в голову, и Лыков на мгновение оказался на одном колене.

Да, ногами Шлях работал здорово. Антон помнил тот день, когда их «посвящали» в спецназовцы сразу же после так называемого курса молодого бойца. «Стариков» в зале набралось человек восемьдесят, а их, молодых, пятнадцать: вот так же, как и сейчас – в майках, брюках и кроссовках. «Деды» были в полной экипировке: тяжелые ботинки, руки в перчатках, шлемы с забралами.

Шлях вышел на середину зала, показав рукой на крайнего в шеренге; им оказался Сергей Малышев. Серега резко выдохнул носом и направился к Шляху – тогда тот был еще сержантом. Он выглядел бараном, идущим на бойню. Малышев остановился перед сержантом в двух шагах, не представляя, что делать и как себя вести: то ли сразу напасть, то ли подождать, пока противник проявит инициативу. Шлях сам решил этот вопрос, он скользнул навстречу солдату, и рифленая подошва ботинка врезалась тому в грудь. Малышев отлетел на несколько метров, стукнувшись головой о скамейку. Ударился он несильно, но им овладела злость. Он ощерился и двинулся на сержанта. Тот отступил, давая возможность остальным «старикам» приобщиться к «посвящению». Навстречу Сергею шли сразу два опытных спецназовца… Когда они по нескольку раз красиво приложились к нему, вышла очередная пара. Потом еще… Окровавленного Серегу оттащили к скамейке, а Шлях уже вызывал следующего.

Антон Никишин оказался седьмым, у него было время понаблюдать за действиями спецназовцев. Он остановился в четырех шагах от Шляха, расставив руки в стороны, и слегка поклонился, не спуская глаз с сержанта. За пластиковым забралом промелькнула улыбка. Шлях, в свободной стойке подойдя к неподвижному Антону, слегка напружинил ноги, потом сделал короткое приседающее движение и резко крутнулся, вынося ногу на уровне лица. Но в том месте Антона уже не было, он успел заметить, что перед «вертушкой» Шлях всегда коротко и быстро припадает на полусогнутые ноги. Сейчас, после проведения этого удара, сержант стоял к противнику спиной. Антон припал на обе ноги, захватил бедро сержанта и, распрямляя ноги и прогибаясь, оторвал сержанта от пола, переворачивая его в воздухе вверх ногами. Отставив ногу, он бросил противника на пол.

Похоже, в тот момент «деды» не поняли, что произошло, они пришли в себя только тогда, когда Антон, лежа грудью на спине сержанта, провел «узел на оба бедра» – болевой прием на обе ноги. Вот тогда Шлях впервые постучал рукой по полу.

Потом Антон отчаянно сопротивлялся трем спецам, но они довольно быстро одержали верх, пуская в ход тяжелые ботинки; а поставили точку в этом поединке еще три человека.

Потом «молодым» дали хлебнуть водки из шлема и торжественно поздравили. Прошло уже много времени, а Шлях никак не может заставить этого крысеныша сдаться.

– Все, сдох Лыков. – Малышев видел, как Шлях подсек прапорщика и сымитировал удар в голову.

– А меня долбанул, – зло бросил Антон.

Малышев потянул его за руку.

– Пойдем, а то он сейчас в душ пойдет, а ты здесь. Еще, чего доброго, драка завяжется.

– Я не буду с ним драться.

– Убьешь? – улыбнулся Сергей.

– Подумаю.

Юлька Лиханова, сидя перед зеркалом, творила на голове шокирующую прическу, а точнее – претворяла в жизнь свой имидж на сегодняшний вечер. «Только дураки не меняют своих мнений». Вот и Юля в свои семнадцать лет каждый вечер меняла свой образ. Она где-то вычитала, что имидж создается в зависимости от характера и настроения, характер у нее был крутой и постоянный, а настроение сегодня вроде бы ничего. Утром она уронила с полки книгу Гоголя, и та открылась на странице, где речь шла о панночке. Точно, сказала себе Юлька, сегодня я буду панночкой. Она наделала цветных ленточек, некоторые из них вплела в волосы, другие же просто и откровенно привязала на два узла. Посмотрела – здорово, настоящая отвязная «кислотная» прическа. Сегодня все рейверы на дискотеке улетят от ее головы.

Юля взяла ножницы и прорезала в майке две дыры – одну на животе, другую сбоку, потом наклеила на щеку маленькую псевдотатуировку. Не зажигая свет, вошла в туалет проверить: в темноте от татуировки исходило нежно-золотое сияние. Отпад!

Включив свет в коридоре, достала с антресолей отцовский «Шипр». Этот одеколон был ровесником Юльки, обнаружила она его чисто случайно в дальнем углу шифоньера. Когда она понюхала его в первый раз, запах чуть не сшиб девушку с ног. Да, подумала она, это покрепче нашатыря будет. Наодеколонившись, она убрала «Шипр» на антресоли.

Что еще? Юлька подумала и сняла майку. По маленькой груди пошла гусиная кожа. Юлька взяла желтую гуашь, кисточку и написала поперек майки: «106,1 FM». Подумала и добавила – «стерео». Упасть! Вот это гранж!

Она надела майку и села наносить макияж. Вообще-то Юлька знала, как правильно это делать: осветлить круги под глазами, углубление на подбородке, складки между носом и уголками губ и так далее, но вместо этого она навела под глазами огромные синие тени, подкрасила ресницы и нанесла на губы жирный слой «кирпичной» помады.

Вот теперь вроде все. Хотя нет, не забыть культовый журнал «Птюч», он хорошо помогает при нападении: свернешь его в трубочку, и все – можно и сверху бить, и просто пырять в живот. А когда душно, можно им обмахиваться.

Когда Юлька выходила из подъезда, лавка под старухами просела – бабки просто отяжелели, глядя на Юлькин прикид. Ей бы сейчас сигару в зубы, тогда бы старухи точно проломили лавочку.

Девушка, выйдя со двора, пошла вдоль дороги. Мимо нее проехал «мерс» и просигналил.

Она выставила средний палец и перенесла руку за спину. На всякий случай свернула «Птюч» в трубочку. Она органически не переваривала крутых на заморских тачках.

Сзади ее окликнули. Она обернулась. Ее догонял бывший одноклассник Серега Образцов. Он даже не обратил внимания на прикид Юльки, как будто она была совершенно голая. Они обменялись рукопожатиями и пошли в ногу.

Образцов был одет в рваные джинсы, легкую клетчатую куртку и лакированные туфли на высоком каблуке. Он считался заводилой в классе и авторитетом среди пацанов-ровесников во дворе.

– Сегодня держись от меня подальше, – предупредила его Юлька. – Я плавно вошла в одинокий образ.

Образцов не удивился.

– Ладно, нормально, – он полез в широкий карман куртки. – Пиво будешь?

– Баночное?

– Нет, наше, «Жигулевское». – Он сунул горлышко в рот и открыл пробку зубами.

Юлька остановилась, отпила полбутылки, и они двинулись дальше. Обойдя клуб стороной, они зашли с тыла и встали под окнами хозяйственных помещений. Там уже находились четверо парней и две девушки. Они шумно поздоровались. Юлька допила пиво и задрала голову вверх, Образцов свистнул, окно на втором этаже открылось, и из него показалась физиономия другого одноклассника, Ромки Ващенко.