Утро Судного Дня

Старик понял намек.

– Ты будешь есть вместе с нами, – разрешил он. – Иди. Архо научит тебя, как жить у нас.

– Хорошо, – ответил Грива. Он не знал, как сказать «спасибо», и вместо этого слегка поклонился. Шадаква поклонился в ответ.

– Я тоже пришел издалека, – сказал он. – Иди, Артём. Твое тело хочет воды.

Он был прав, этот мудрый дедушка. Вода – это именно то, что нужно.

На первый взгляд река выглядела нормально. С одной стороны – песочек, с другой – обрывистый берег и буйные африканские джунгли. Но Грива видел достаточно тропических рек, чтобы посчитать эту – обычной.

В Африке, на равнине не может быть такой чистой и прохладной реки. В горах – да, но в буше на границе саванны… Может, тут песок какой-то особенный?

Грива зачерпнул горсть… Да уж! Песок действительно был особенный. Артём осторожно смыл его водой и убедился, что не ошибся. На ладони остались желтые блестки. Золото. Ладно, Бог с ней, с водой. Может, тут ключи на дне или еще что-нибудь. Есть несообразности посерьезнее.

Грива сидел на берегу, опустив ноги в воду, смотрел на полосатых рыбок и размышлял.

Итак, он в прошлом. В Африке. На берегу реки, которой здесь не должно быть, в поселке дикарей, которые похожи на дикарей не больше, чем обитатели молодежного лагеря где-нибудь в Подмосковье… И вместе с тем это действительно Африка. И леопард, который на него напал, – настоящий. И копье, которое убило хищника, тоже настоящее. И мухи, вьющиеся над дохлой рыбешкой, – тоже…

И вот он, Артём Грива, незнакомец, сидит тихонько на берегу местной реки – и никому до него нет дела. Даже детишки к нему не пристают. Тоже непонятно. В любом африканском или южноамериканском туземном поселке вокруг него уже толпились бы любопытные.

Либо здесь принято уважать чужое уединение (это в первобытном-то обществе!), либо гости, подобные ему, в поселке настолько привычны, что на них уже не обращает внимания даже детвора. И все настолько доверчивы, что никто даже не предполагает, что гость может быть лазутчиком чужого племени, нацелившемся на это райское местечко.

Что это? Уверенность в собственной силе или беспечность?

Или принцип «человек человеку волк» здесь не работает?

Допустим, здесь всем всего хватает. Мясо бегает поблизости в неограниченном количестве, фрукты растут на деревьях, одежда не нужна, потому что тепло, а крышу над головой, если понадобится, можно соорудить за день… Нет конфликтов, потому что нечего делить? Но ведь человеческая природа такова, что повод для раздора всегда найдется. Скажем, понравится двум мужчинам одна и та же девушка. Да просто лучший кусок мяса…

Объяснить, конечно, можно.

Например: у племени суровый вожак, держащий всех к кулаке. Возможно… но маловероятно. Аборигены не выглядят пришибленными.

Еще один вариант: четко регламентированные обычаем правила.

Бывает, что в небольших сообществах (а судя по количеству и размерам хижин, в племени вряд ли больше двух сотен человек) существуют очень жесткие нормы поведения. Вот это возможно…

А возможно, эти белокурые бестии лишь внешне выглядят как собратья Артёма по биологическому виду. А на самом деле…

Артём услышал шуршание песка, но не обернулся. Звук не таил угрозы.

Двое мужчин вошли в реку метрах в пяти от него. Минуты две они простояли по пояс в воде: пили, переговаривались… Потом одновременно нырнули и поплыли к противоположному берегу, более высокому и обрывистому. Плыли чем-то вроде брасса и довольно быстро, сильно забирая влево, чтобы компенсировать быстрое течение. Интересно, водятся ли в этой реке крокодилы? Судя по тому, как беспечно купаются аборигены, – вряд ли…

Туземцы выбрались на противоположный берег и принялись развлекаться: взбирались на корявое дерево, нависшее над рекой, и сигали оттуда в воду. Прыгали без затей, с шумом и брызгами, под возмущенные вопли обезьян.

«Будь проще», – сказал себе Артём, стянул с плеча повязку и бросился в реку.

Вода была удивительно прохладная. Ледник? Артём посмотрел туда, где синели горы… Нет, вряд ли, слишком далеко. Наверное, какие-нибудь подземные ключи.

Сбоку раздался громкий всплеск, фырканье… Грива мгновенно развернулся… Но это был не зверь – Пута. Здоровяк захохотал, обрадованный, что удалось испугать Артёма, и тут же устремился к противоположному берегу.

Грива поплыл за ним, кролем, и через полминуты вырвался вперед. В Императорской школе Артём входил в десятку лучших пловцов, но тут ему пришлось постараться, чтобы не дать Путе первым достичь берега.

– Смешно плаваешь, – заявил тот, шумно отдуваясь. – Будешь так плавать в другой воде – тебя съедят.

Прыгуны заметили их и призывно замахали руками.

– Пошли, – сказал Пута. – Прыгать.

Прыгунов звали Хаала и Батани. К Артёму они отнеслись дружелюбно, но без особого интереса. Они наперегонки, очень ловко взбирались на дерево, пробегали по нависающей над водой горизонтальной ветке и бултыхались в воду, стараясь поднять как можно больше брызг.

Артём тоже разбежался как следует, крутанул сальто и вошел чисто, как нож в масло.

Вынырнув, с удовольствием убедился, что сумел произвести впечатление. Хаала, молодой парень, сложенный как гимнаст, с ходу попытался повторить прыжок, треснулся о воду спиной, обиделся и уплыл, а Батани и Пута остались и через полчаса научились вполне сносно прыгать «ласточкой». Как выяснилось, раньше им просто не приходило в голову, что можно нырять головой вниз.

Артём смотрел на них и удивлялся. Эти двое мужчин вели себя с поистине детской непринужденностью.

– Ар-тём! – донеслось со стороны поселка.

– Иди, – сказал Пута. – Архо зовет.

Архо звал не просто так – обедать.

У входа в одну из хижин на корточках сидела женщина лет тридцати – тридцати пяти (по меркам двадцать первого века) в кожаном переднике. Перед ней горел костер. В середине костра лежал плоский камень. На нем, как на сковородке, шипели тонкие ломтики мяса. Рядом на широких листьях лежала кучка уже готовой жаренки.

– Мы голодны, мать, – сказал Архо.

Женщина пробормотала что-то – Артём не понял.

Архо засмеялся, откинул входной полог:

– Входи, – сказал он Гриве.

Конструктивно эта хижина была очень похожа на дом Шадаквы, но здесь было намного светлее – верх «крыши» был раздвинут, просвет прикрыт кожаным «тентом», защищавшим от солнца.

Архо взял прислоненную к стене раму на четырех деревянных ножках и поставил посреди хижины, положил сверху жесткую, как фанера, толстую шкуру.

– Кто? – спросил Грива.

Архо назвал зверя. Потом изобразил рога, бороду и хвост с кисточкой. Гну.

В хижину вошла его мать, неся жареное мясо на плоском глиняном блюде, а следом за ней, с фруктами и зеленью, девушка, которая провожала Артёма к Шадакве.

Увидев Гриву, она на мгновение замешкалась…

– Даша, – наконец-то представил ее Архо. – Дочь моей матери Пангун.

Вообще-то имя девушки звучало как Д'ша, но Грива решил, что будет звать ее именно Дашей. В крайнем случае Дашенькой – когда разберется со здешними суффиксами.

– Рад знакомству со столь очаровательной девушкой, – произнес Грива по-русски. – И с вами, госпожа, – он повернулся к Пангун. – Ваша стряпня пахнет восхитительно!

Разумеется, слов они не поняли, но уловили общий смысл.

– Кушать, – добродушно проговорила старшая. А младшая без всякого смущения коснулась ладошкой груди гостя:

– Тебя звать – как?

– Артём, – ответил Грива.

– О!

Позже, когда Артём получше узнал язык людей Реки, он понял, почему его имя вызывало такой повышенный интерес. Ар Т'ом на здешнем языке означало что-то вроде «Первый Свет». Причем не просто первый, а первичный, породивший все прочее «освещение» на земле. В общем, человека с таким именем никто не рискнул бы упрекнуть в скромности.

– Кушать! – повторила Пангун.

Они устроились около стола: Пангун и Даша – по-японски, на пятках, Архо – на корточках, Грива – скрестив ноги.